* * *
На глазах у защитников города, стоически противостоящих кракену, потревоженные его сокрушительными ударами снега заполоняли город, погребая под собой верхние уровни Каол т-ах-Летхена. Сама же тварь вошла в настоящий боевой раж: свирепо ревела, нещадно и без разбору лупила по треснувшим скалам щупальцами. — Гнусная мразота, — тяжело выдохнув, Моргул поднялся и скомандовал отряду гномов выстроиться за чертой. — Готовьте залпы! Гномы перегруппировались для новой атаки, но возведённый вокруг кракена купол темной маны защищал его, и не давал бойцам приблизится даже на расстояние выстрела орудия. От отчаяния один из бойцов с протяжным кличем попытался с наскока прорубить барьер, но упал объятый лиловой дымкой. Прежде чем кинувшееся ему на помощь товарищи успели оттащить его, кожа несчастного словно опалилась, тело пошло крупной судорогой, в которов замер его последний вскрик. Кракен же продолжал бросаться на берег, уже и забыв про оставшуюся кучку сопротивленцев. Цель его была куда больше… — Скалы! — крикнул Моргул. — Если он обрушит свод, он погребет и Нижний и Верхний город. Гномы перезарядили орудия остаточным припасами, но залп сгорел в ауре щита. Второй прошел с тем же результатом. От новой атаки кракена часть снега оползла ниже, почти к самому берегу, заставив чудовище ненадолго уйти под воду и дать защитникам мимолетную передышку. Валькион оперся на топор, тяжело переводя дыхание. Если кракен действительно отравлен проклятым кристаллом, то им с ними не сладить — ни с чудовищем, ни с барьером: он травит ману вокруг и внутри купола, а значит травит все — воздух, воду, все в что пропитано маной… включая и ману в крови фейри. — Смотрите! — выкрикнул кто-то, и Валькион поднял голову, перехватив топор. — Там под куполом кто-то есть! Обсидианец присмотрелся к лиловой завесе и наконец увидел, что под куполом, на грязном снегу, перемешанным с крошенным камнем действительно стояла чья-то слабая фигура. — Наверняка кто-то из жителей… — предположил один из защитников, но Моргул мотнул головой. — Едва ли… — протянул командир. — Внутри просто так не выжить. Этот кто-то под аурой темной маны тем временем все еще двигался, шел к берегу, а не корчился в мучениях. — Но как? — Может купол со стороны города имеет брешь? — Стройся а шеренгу, — скомандовал Моргул, кивнув. — Попробуем обойти и ударим у лоб. — Стойте! — крикнул Валькион, останавливая явное самоубийство передового отряда. Купол — сосредоточение темной маны. Если они приблизятся — погибнут. Что до фигуры внутри… Валькиону показалось, что он увидел призрака. Точнее, уже и забыл, и думал что этого человека уже никогда больше не увидит. — Вы не обойдете купол. Как только встанете под него, он убьет вас. — Но там внутри… Как он смог пройти? — Это она… — проговорил Валькион, смотря сквозь лиловую завесу на берег. — Она человек… — Человек? И Валькион внезапно понял, не человек — фейлин. Темная мана подавляла природу волшебного существа, но совершенно не влияла на человеческую. Сжав топор, Валькион шагнул к мерцающему барьеру, и исходящий от заграждения туман с шипением лизнул носки его ботинок. — Ты что задумал? — спросил Моргул, жестом при этом давая отряду команду приготовиться. — Не приближайтесь! — повторил гвардеец. — Вы не сможете его обойти… Другой вопрос — сможет ли он. «Хочется чего-то выдающегося, да? Так стыдно быть безродным фейлином или получеловеком?» — хмыкнул кто-то внутри теплым голосом Фергуса. Осторожно Валькион вытянул руку. Барьер зашипел, но не оттолкнул и не скрутил его тело. Валькион сделал небольшой шаг вперед. Затем еще один. К горлу подступила дурнота, ноги и руки сделались ватными, ослабли. Валькион пересилил себя, сделал еще один шаг и прикоснулся к границе поля, ощущавшейся под ладонью как холодный вибрирующий воздух. «Считаешь, что человеческая природа — постыдная слабость? Никакой доблести в такой происхождении? Никакой… силы?» В ушах загудело до боли громко. Его магическая сущность воспротивилась приближению противоестественной для нее маны, смертельной для нее маны, и отчаянно ревела внутри. Но была еще одна — дремлющая, скрытая, которой только в эту минуту впервые внутренний запрет разрешил поднять голову. Валькион сделал еще один шаг. Дышать стало тяжело, словно на грудь упал мешок свинца. «Чего ты добиваешься, пытаясь пройти этот барьер?!», — снова кто-то окликнул его внутри. На это раз, голосом Ланса. А чего он добивается? Валькион не мог бы сказать и сам. Во что бы то ни стало, уничтожить кракена и спасти город? Умереть под куполом, и доказать своей нелепой смертью, что не было в нем ничего человеческого? Или пройти, и навсегда решить для себя, кто он? Еще один шаг. Все перед глазами смешалось в лиловое месиво, нутро вело и словно закипело. «Грозен ли меч, или рука, его держащая? Так ли важно происхождение, если целью существования ставить угнетение и уничтожение других? Так ли оно важно, когда борешься, за то, что дорого?» — теперь Валькион слышал голос того странствующего старца, которого встретил однажды в Ками. — Я тот, кто я есть, — сказал он себе и сделал последний решительный шаг вперед. Мир перед глазами растворился в ослепительной вспышке, а когда Валькион открыл глаза, то увидел вокруг себя заваленный снегом берег… по ту сторону барьера.* * *
Над Нивелин взбесившийся кракен продолжал набрасываться на скалы. Она видела ненависть и злобу в его лиловых глазах, полыхающую еще сильнее, чем три дня назад, когда он напал на город чтобы запугать гномов и подтолкнуть их сдаться. Тогда, видя этот огонь из сгустка черных эмоций Нивелин до смерти перепугалась его темной сущности, его сокрушительной силы, которая казалось была вызвана одним — сутью, рожденной чтобы убивать. Но теперь, стоя перед кракеном на берегу, она очень хорошо понимала природу его ненависти — бездонную и поглощающую боль. Боль, вырвавшуюся наружу разрушительным цунами. Сейчас Нивелин чувствовала кракена, как саму себя — ту боль, что принес ему этот мир резонировала с ее собственной. И она прекрасно понимала его — так обманчиво кажется, что боль утихнет, если позволить ей выплеснуться наружу, если затопить ею все, если заставить страдать обидчиков. Разве она сама не сделала то же самое, когда накинулась на Мико в зале с кристаллом? Нив отчетливо помнила, что в тот миг она была готова уничтожить всю Элдарию, лишь бы гвардейцы почувствовали, какого это — лишиться родного мира. Лишиться навсегда. Разве она не сделала то же самое, когда заключила сделку с Ашкором? Абсолютно наплевав на то, что станет с городом… Лишь бы вернуться домой… Но Нивелин никогда не думала, как после такого возвращения она бы посмотрела в глаза матери? Как бы сказала, что вернулась ценою жизни целого города? Как бы ее родителям с этим жилось? Как бы она сама смогла с этим жить? А сейчас Нив понимала, что совершенно не смогла бы… потому что месть ничего не дает, кроме полного опустошения. — Закончим это, — сказала она одними губами, делая шаг по обледенелому снегу, — для нас обоих, прямо сейчас. Шаг за шагом Нив подходила к обрыву по трясущейся под ногами земле. Она снова теряла связь со своим телом, не чувствовала его: не чувствовала, как болит грудь и не дает свободно вдохнуть; не чувствовала боли в левой ноге, хотя и наступала на нее с большим трудом. — Значит, все-таки спрятала его! — такой же наполненный болью и ненавистью голос заставил Нивелин обернуться. Темная и зловещая фигура Ашкора высилась со стороны города. Он спокойно прошел за барьер, выставленный кракеном, и игнорируя бушующего союзника, летящие сверху камни и остатки снега, двинулся к Нив. — Отдавай мне Аркхайл! — Нельзя использовать такую силу, Ашкор. — Нивелин покачала головой и спиной попятилась к берегу. — Оглянитесь! Разве разрушений и смертей недостаточно? — Недостаточно для чего? — Чтобы вы поняли, что месть свершить невозможно, месть только… — Невозможна для бесхребетных дур вроде тебя! — в два шага преодолев разделяющее их расстояние, Ашкор с размаху ударил Нив по лицу. Ощущения вернулись к Нивелин одним едином и пронзающим лучом боли. Ее и без того слабое тело развернуло в другую сторону, прежде чем она с приглушенным стоном рухнула на снег. Не дожидаясь, пока полуживая девчонка придет в себя, Ашкор сам перевернул ее на спину, и каблуком сапога надавил ей на грудь. Нив сдавленно закашляла. — Последний раз, — прорычал Ашкор сквозь маску. — Давай камень, или сломаю ключицу так, что, даже если выживешь, останешься кривой уродиной! Не в силах вдохнуть и выговорить и слова, Нивелин лишь слабо кивнула. Прорези маски сверкнули багровым пламенем, и давление на груди ослабло. Нив силой заставила подняться изнывающее от боли тело и села, делая вид, что трясущимися руками лезет во внутренний карман накидки. На деле же, Нив спрятала руку за изодранным плащом, и обледенелыми пальцами нащупала шпионское кольцо, подаренное Неврой после возвращения с Тампиля. «Будут угрожать, вот им мой подарочек», — ухмыляясь сказал ей вампир в тот вечер, когда отдал ей потайное оружие. — «Главное — попасть в слабое место, например, в стыки креплений брони». Нивелин подняла глаза на Ашкора, но ординец не колебался. Вскрикнув от боли, пронзившей грудь, когда она резко подалась вперед, Нив обхватила колено Ашкора левой рукой, а правой раскрыла крученую иглу в кольце и всадила ее противнику в сустав, где плотная кожа сапога уже не прикрывала голень. Ашкор зашипел, инстинктивно одернул ногу, но оступился, а застрявшая в ноге игла уже выбросила в кровь незначительную, но долю яда. — Маленькая дрянь! — сплюнул он, и больше решил не торговаться. Обнажив меч, Ашкор замахнулся, чтобы сделать наконец то, что порывался уже давно. Нивелин зажмурилась и отвернулась, но за взмахом последовал не удар, не боль, не темнота, а скрежет стали. Медленно, до конца не веря в происходящее, Нив открыла глаза, увидела, что занесенный над ее головой меч Ашкора блокировал Валькион. Сил Нивелн хватило только на то, чтобы прижаться к земле и откатиться в сторону, когда резко крутанув кистью, Ашкор перехватил меч и атаковал гвардейца. Звон оружия словно колокол несколько минут бил в ушах, а потом растворился в вое кракена. Трясясь и хромая, Нивелин поднялась и снова поплелась вперед, к обрыву. Нет, она не сможет вернуться домой и посмотреть в глаза матери, если не исправит все, что наворотила. Слишком подло, слишком низко, слишком… …бесчеловечно. «Соберись, соберись, соберись!» — приказала Нив себе, складывая покрытыми ожогами пальцами печати и-чин. — «Ты такая же часть этого мира». Нив зажмурилась, и открыла левый глаз. Перед ней снова предстал лиловый туман в черной кипящей жиже, бестелесные тени, сотканные из дыма кружили вокруг нее словно безумные… Нивелин открыла правый глаз и увидела, что над ней навис кракен в разрушенных скалах. «Соберись»… Нивелин снова зажмурилась, сложила переходную печать и резко открыла оба глаза. Картины, которые видели по отдельности ее глаза, наконец наложились одна на другую, и мир вокруг стал выглядеть так, словно она смотрит 3D фильм без очков: размытые очертания реальности, окутанные лилово-зеленой дымной. Не теряя концентрацию, Нивелин шагнула вперед. Кракен наконец заметил ее — дрожащую пылинку, приближающуюся к берегу, и угрожающе замахнулся щупальцем. Даже после всего пережитого в Элдарии, в этот миг Нивелин было страшно, как никогда. Страшно, потому что сейчас она отчетливо понимала: это конец. Чтобы закончить это безумие придется сделать последний шаг... В пустоту. Нивелин смотрела в глаза ревущему чудовищу, и не чувствовала ничего, кроме страха. Казалось, что и сердце ее уже остановилось, что она уже мертва, и только чувство долга по инерции тащит ее вперед. — Notre Père, qui es aux cieux, — прошептала Нивелин, едва кракен ударил землю в полуметре от нее, но вжав голову в плечи сделала еще один шаг. — Отче Небесный, Боже, помилуй, — оглушенная новым ударом, Нивелин даже не услышала своего срывающегося голоса. Дрожащей рукой она расстегнула ворот разобранной рубашки, и проведя пальцами по кровоточащей щеке, измазав их кровью, начертила рунический код на своем теле. Кракен заревел, и теперь, на краю обрыва Нив поравнялась с ним, смотрела прямо в его безумные глаза. Последний шаг… — Святая Дева над девами, отдаю свою душу на одну твою милость уповая, — Нивелин сделала еще один шаг, и кракен открыл пасть, намереваясь заглотить ее махом. Она зажмурилась, погрузилась в густой лиловый туман, трясущимися пальцами складывая завещающую печать, а когда открыла глаза, в ее руке зеленой пронзительной вспышкой сверкнул холодный камень, а под ногами разверзлась черная бездна. — Sancta Maria, ora pro nobis, — выдохнула Нив и сделала шаг вниз.* * *
С противным скрежетом стали Ашкор сорвал блок гвардейца и ушел в сторону. — Все-таки решил продолжить путаться у меня под ногами? — прохрипел он. — Не можешь просто прожить свою глупую и бесполезную жизнь? Он замахнулся, как и всегда — резко и стремительно. Валькион нетвердо стоял на ногах, все еще мучаясь давлением магии купола на его сущность фейри, и не мог быстро реагировать и атаковать. Но его врагу было не лучше — Ашкор заметно хромал на правую ногу, и не мог набрасываться своими пробивными ударами, против которых Валькион сейчас просто не выстоял бы. Земля содрогалась под ногами противников. Кракен уже не обращал на творившееся на берегу никакого внимания, а неистово атаковал фьорд и крушил скалы, которые тряслись, грозясь обвалиться и превратить остатки Каол т-ах-Летхена в общую могилу. С трудом удержав равновесие, обсидиацец отшагнул от новой атаки в сторону, закрывшись топором, сам ударил, перехватив оружие, и зацепил бок противника. Тяжелая броня орденца сдержала удар, но враг хрипло выдохнул, пошатнулся и на обледенелые камни брызнула кровь. Валькион стиснул рукоять топора, смотря как багровеют капли на грязном снегу. Он не голем… Это обсидианец знал, но сейчас будто бы открыл заново, ведь… насколько проще было бы считать противника всего лишь бездушным куском камня, ожившим по чьей-то злой воле? Всего лишь механизмом убийства, всего лишь… Заклейменным врагом. Валькион не стал давать противнику передышки, он рванулся к нему, сделал ложный выпад, затем ударил наотмашь, но Ашкор разгадал маневр, поднырнул под удар и атаковал сам. Валькион не успел развернуться и тяжелый меч рассек ему бедро. Теперь уже и его кровь растеклась по камням — с шипением сбрызнув сбитый снег. Валькион отступил, тяжело хватаясь за грудь, потому что в этот миг магия купала словно тисками сдавила его голову. Обсидианец наугад закрылся от удара, но его не последовало. Подняв глаза, он увидел, что Ашкор также стоит тяжело дыша, держится за грудь и опирается на меч… И тут Валькион понял. Ашкор не фейри, иначе бы и близко не смог подойти к барьеру, выставленным кракеном под действием отравленной маны. Но он и не человек… иначе бы не чувствовал такую удушающую боль, будто бы кровь внутри закипает, будто бы токи маны в теле сошли с ума и бешено закружились. Ашкор такой же как он… Точно такой же. И связаны они не клеймом вражды… а кровью — той самой, что сейчас вычерчивала смертоносные узоры на холодных камнях… Едва давление купола ослабло, Валькион рванул вперед, и снова с пронзительным звоном сталь встретилась со сталью. В воздух летели искры, капли крови россыпью орошали разломленные скалы, атаки и выпады смешались в один стремительный вихрь, а звон ударов слился в один протяжный стон. Уйдя от очередной атаки в бок, Валькион не стал закрываться, он позволил тяжелому мечу противника рубануть себя в плечо и сбить белый наплечник. Сам же он в это время подался вперед и проушиной топора толкнул Ашкора в грудь, а когда тот шумно выдохнул и отшатнутся, ударил в ноги и повалил врага на землю. В висках колотило неистово и сильно. Валькион наступил Ашкору на грудь и, тяжело дыша, приставил лезвие топора к его горлу. Но поверженный враг зашелся то ли хриплым смехом, то ли рычанием. Вот и все… Зеленое зарево озарило берег. Только краем глаза Валькион заметил, что кракен припал к скале, а Нив сделала шаг с обрыва, но он тут же опустил взгляд на поверженного Ашкора и стиснул топорище. Один удар — и все будет кончено. И для Ашнора… и для него самого — кончено. Валькион словно увидел это — яркой вспышкой в сознании, пронесшейся в считанный миг: секунда — он замахивается топором; вторая — от плеча рубит эту паскудную голову; третья — брызнувшая кровь орошает его лицо и плечи; четвертая — он обессиленно опускает топор; пятая — вытирает глаза ладонью; шестая — торжество победы на мгновение трогает его сердце, прежде чем погаснуть и исчезнуть навсегда; седьмая — его наполняет пустота и досада; восьмая — всю свою боль, всю беспомощность перед сложившейся судьбой он вымещает но уже бездыханном теле; девятая — наклоняется к отрубленной гоголе; десятая — сдирает с нее маску… и проводит вечность в болезненных и мучительных воспоминаниях об этих десяти секундах, разделивших его жизнь на до и после. Валькион прикрыл глаза и выдохнул, понимая в этот миг победы только одно — как бы не сложилась его дальнейшая судьба, эти десять секунд он хочет прожить по-другому. «Каждый сам решает, кто он», — снова прозвучали в голове слова странствующего старика. Валькиону даже на миг показалось, будто бы он увидел его сейчас, бредущего среди буйства поднятой вьюги. Теперь же обсидианец будто бы понял эти слова, понял, что они значат. Что они на самом деле значат. «Каждый сам решает, кто он»… Секунда — и Валькион опустил топор; вторая, — он развернулся к берегу; третья — что было сил рванул к краю скалы; четвертая — перехватил топор для броска и замахнулся; пятая — запустил его в ревущего кракена; шестая — добежал до обрыва; седьмая — упал на живот, но его рука успел схватить лишь пустоту; восьмая — увидел как яркая зеленая аура объяла кракена, и зажал уши от невыносимого воя; девятая — заметил как внизу волны сомкнулись над головой Нив; десятая — не думая, прыгнул следом.* * *
Почувствовав свободу, Ашкор поднялся. На секунду он чуть было не усомнился… — усомнился в том, что пророчество о драконе, поглотившем солнце относится к нему… Возможно, это и правда мог быть Валькион. Ашкор уже почувствовал ледяные объятия смерти, но последний миг его брат дал слабну… Как от него и ожидалось. Со смешанным чувством радости и разочарования Ашкор поднял меч, и сдавленно кашлянув, оглянулся. На берегу поднялась вьюга — пронзительная, злая; небо дрожало и громыхало, исторгая вспышки зеленого света. Сквозь расплывшееся по берегу изумрудное зарево Ашкор увидел, как его брат рванул к берегу. В следующую секунду с мощным толчком, от которого Ашкор чуть было снова не упал, защитный купол кракена растворился. Дышать в одно мгновение стало легче, голова прояснилась, и дракон хрипло рассмеялся. — Дурак, — сдавленно прохрипел он, доставая из голенища сапога кинжал. — Дураком жил, дураком и умрешь… Хромая, он шагнул к берегу, на ходу перехватывая кинжал за острие, чтобы одним взмахом запустить его брату в спину… но что-то остановило его. Словно живой, выползший из-под камней туман расстелился перед ним, а затем Ашкор почувствовал, как в руку впились две иглы. Дракон дернулся, сложил рассеивающую печать, чтобы отогнать наваждение, но потерял кинжал. В следующий миг с пронзительным ревом кракен вынырнул из воды… и замер. На темном небе сверкнула сеть сплетенных зеленых молний, вода закипела. Чудовище, в отчаянной попытке спастись, схватило скалы израненными щупальцами… и они так и остались на них навеки, обратившись в такой же серый и холодный камень. Небо взорвалось густыми переливами черного и зеленого, а побережье пошло крупной дрожью, будто бы скалы над фьордом ожили и собрались подняться, чтобы поквитаться с обидчиками. — Эта магия должна была достаться мне! — отчаянно выкрикнул Ашкор, но рокот камней было не пересилить. Все было напрасно. Его партия програнна, и ему придется отступить... Пока отступить. — Клянусь, когда мы встретимся снова, пожалеешь, что вообще родилась, — зло сплюнул Ашкор. Собрав последние силы, о трансформировался, и в густом дыму покинул рушащиеся скалы.* * *
Нивелин погружалась в пучину, ледяную, темную. Холодная вода терзала и без того израненное тело. После своего отчаянного шага она ждала пустоты и покоя, но вместо этого что-то мучительно жгло в груди и не желало сдаваться. «Живи» Нивелин, стиснула зубы и кулаки, — что было сил, только бы вновь ощутить собственное тело. Только бы заставить себя… обрести контроль. Дернувшись всем телом, Нивелин сделала рывок к поверхности, — слабый, но следующий — сильнее. Что-то внутри нее несмотря на изнеможённость и подавленность не желало сдаваться, а отчаянно хотело выбраться… И жить. Ведь не все потеряно. Пока хоть капля кислорода осталась в лёгких еще не все потеряно! Все можно исправить… главное — выбраться… «Борись» Новый рывок руками и ногами, снова вверх, превозмогая боль… поверхность уже замаячила над головой явкими зелеными отблесками. Еще немного… но в эту минуту что-то обхватило тело Нивелин за талию и потащило вниз. «Неужели это конец…?» Уже знакомой дорогой Нивелин шла к школе, уверенно маневрируя в толпе ребят. Плакат, изображавший черного веймарского орла, оторвался в правого края, и теперь свисал с обшарпанной стены. Нивелин закинула тяжелый портфель на плечо так, что он уже не мешал идти и не оттягивал руку… или за столько времени она попросту примирилась со своей ношей? Старомодные туфли разносились и больше не натирали. Рукава формы, сшитой не по размеру, Нив закатала по локоть. В конце концов, ко всему привыкаешь. Сейчас она приноровилась к этой одежде, и… пожалуй, готова идти дальше. Нивелин зашла в старинную классную комнату с черной аспидной доской и деревянными школьными скамьями, где уже рассаживались дети разных рас волшебных существ. Нив спокойно прошла между рядами и села на свое место — за парту в конце комнаты, скамью для новичков. Едва все расселись в класс вошла молодая и высокая учительница, одетая в строгий темно-серый костюм, белую рубашку, затянутую плотным черным галстуком. Встретившись взглядом с Нивелин, она посмотрела на нее приветливо и тепло. — Здравствуй, — сказала учительница. — Мы ждали тебя, ты наша новенька, верно? Нивелин окинула взглядом класс и решительно поднялась из-за парты. — Здравствуйте, фройляйн, — уверено и спокойно ответила она. — Меня зовут Нивелин Иветт Леблан. Рыжая девочка с пушистыми лисьими ушами, сидевшая слева от Нив, повернула к ней голову и удивленно открыла рот. — Вы видите это, фройляйн?! — воскликнула ее соседка. — Она взошла! Новая Луна… Нивелин перевела обескураженный взгляд с рыжей девочки на учительницу, но вместо молодой фройляйн в строгом костюме у классной аспидной доски, раскинув руки и улыбаясь, стояла Оракул. Нивелин вздрогнула и отступила на шаг. — Добро пожаловать, Нивелин, — сказала Оракул, и от ее голоса задрожали стены, а секунду спустя, окна треснули, и в класс хлынула холодная вода. — Неужели, это конец? — проговорила Нив, погружаясь в ледяную воду и темноту. — Это только начало…