Кредо Воинствующей Луны

* * *

— Давай, иди сюда, — Аерис протянула руку и чуть подалась вперёд, давая понять, что подхватит ее при необходимости. — Видишь, я стою, — она для убедительности стукнула по полу широким каблуком элегантных сапожек. — Здесь безопасно. — Знаешь, — Нив сдула упавшую на лицо отросшую челку, — умом-то я понимаю, что ничего не случиться, — сказала она, еще крепче вцепившись в спинку кровати, — И пол подо мной не провалится. Но вот как только отпускаю руки, все, меня съедает паника. — Нив, все хорошо, — голос Аерис стал глубже и тише, и Нивелин поняла, что анка опять использует гипнотические чары. — Ты сможешь дойти до меня, — она протянула руку. — Давай, иди. Нив выдохнула, и все же поддавшись успокаивающим чарам голоса, отпустила руки от кровати. Учиться заново ходить было чертовски сложно. Даже когда восприятие пространства вернулось, Нивелин столкнулась с новой проблемой — неведомый страх не давал ей сделать и шага. Как едва не утонув после кораблекрушения, она боялась зайти в воду, так сейчас она боялась наступить на пол. Только тогда Нив понимала природу своего страха, и это в итоге помогло ей с ним справиться. Сейчас же у нее не получалось ни вспомнить, ни объяснить логически, почему ей кажется, что пол сейчас расступится, или станет вязким как зыбучий песок. И если на Тампиле Нивелин удалось вернуть доверие к своему телу, к своему умению плавать и держаться на воде, то сейчас никакие доводы не действовали — разум отказывался верить телу, а тело разуму… будто бы за ее пребывание в коме они стали друг другу чужими и незнакомыми. Видимо поэтому Эвелейн и попросила Аерис, с ее сильными гипнотическими чарами, позаниматься с ней. По предположению Эвелейн, в коме Нив могла видеть неприятные образы, которые ее сознание вытеснило из памяти, но которые сейчас мешали ей. Аерис же считалась неплохим медиумом в силу врожденных способностей ее расы наводить морок и подавлять волю. К тому же, на родине, в Аль-Фандоре, она училась на медика, хоть при распределении и попала в гвардию Тени. С Аерис Нив раньше не была знакома, но слышала о ней достаточно. Более, чем достаточно, чтобы первые минуты общения чувствовать себя неловко. Ее и еще четверых девушек Карен язвительно называла «топ-пять Невры», и не упускала возможности обсудить их за обедом, хотя Икар постоянно одергивала ее за это. И хоть Карен с Алажеей на пару и находили и в Аерис, и в других девушках «топ-пять» кучу недостатков и изъянов, Нивелин видела, что у них действительно много общего, и они разительно отличаются от остальных: они все были изящные, приветливые, нежные и очень красивые. Аерис Нивелин нравилась, хотя она ее и не понимала. Во всяком случае, Нив считала, что будучи такой талантливой, доброй, неглупой и эффектной, она могла бы получить любого парня в Штабе, а не смиренно сидеть у Невры на скамейке запасных. — Знаешь, пару лет назад в моем родном городе построили что-то вроде небоскреба, — сказала Нивелин, делая неуверенный шаг вперед, интуитивно раскинув руки в стороны, будто бы шла по тонкому канату. — Вышел он не очень высоким — всего этажей тридцать, — она подняла глаза наверх, боясь посмотреть вниз, и сделала еще один шатающийся шаг. — Нив, ты не упадешь, — сказала Аерис, и ее голос внушал уверенность. Нивелин удалось немного расслабиться. — Так вот, — продолжила она, — этаже на десятом там сделали мост на крышу соседнего бизнес центра, где располагалось элитное летнее кафе. Все бы ничего, но перекрытие моста сделали наполовину обычным, а наполовину прозрачным, из стекла, — она остановилась, чувствуя, как по телу пошла крупная дрожь. — Нивелин, — сказала Аерис, — соберись. Иди и не останавливайся. — Нив кивнула и сделала слабый шаг. Ее повело в сторону, но она поймала равновесие. — Все хорошо? — Да, да… Я стою, — сказала Нив. — О чем я… Ах да, — она продолжила идти. — Так вот, по этой стеклянной половине никто не ходит — там невозможно пройти! Мы с друзьями специально пошли в то дорогое кафе, чтобы проверить. И это нереально! — она грустно усмехнулась. — Ты знаешь, что это обман и под тобой не улица, а перекрытие толщиной сантиметров двадцать. Ты знаешь наверняка, что оно не провалится под тобой… Но пройти не можешь. Тело инстинктивно не идет туда, — Нивелин опять повело вперед, она сделала широкий шаг, и Аерис подхватила ее на середине комнаты. — Вот я ощущаю себя точно также. — Будто идешь по стеклу? — Будто бы подо мной на самом деле пустота, — ответила Нив, отпуская руки Аерис. Успокоив сердцебиение с помощью одной техники, показанной анкой, Нив повернулась к кровати. Так и проходили ее дни — в попытках дойти от кровати да середины палаты и обратно. Есть и принимать лекарства у Нивелин последние дни тоже получалось только под гипнозом — зная, что ее нещадно вывернет, она не могла проглотить и кусочка. Эвелейн из последних сил улыбалась, и говорила, что это пройдет, но Нивелин сама чувствовала, что ей становится только хуже не смотря на то, что ее способности понимать пространство возвращаются. — Нив, — Аерис учтиво улыбнулась, когда она дошла до кровати. — Ты все еще не хочешь, чтобы я… поработала с твоим страхом? Нивелин сжала губы. С одной стороны, она понимала, что не справляется со своим состоянием сама, а с другой… было боязно пускать Аерис в свою голову, в свои воспоминания и… тайны. Почему-то она была уверена, что все, увиденное в ее памяти будет слово в слово передано Невре. — Знаешь это… противоречит моей религии, — придумала она неловкую отговорку. — Ничего себе!.. Я имею в виду, очень интересно, — улыбнулась Аерис, усаживаясь рядом. — Расскажешь? Или у людей это не принято? «У людей». Это слово обожгло Нивелин, и она снова вернулась мыслями к разговору с Эвелейн. — Они говорят, что я уже не человек, — сказала она, уходя мыслями в себя, хотя все эти дни силилась об этом не думать. — Может быть ты всего лишь стала ближе к своим волшебным предкам? — Аерис встала с ее кровати и пересела на стул рядом, давая Нивелин необходимую ей сейчас дистанцию. Она всегда очень тонко чувствовала собеседника, но чем больше Нив хотелось ей довериться, тем старательнее она закрывалась. — Может быть, — Нивелин выдавила улыбку, но в голове настойчиво снова и снова слышала голос Эвелейн «В твоей крови больше маны, чем у многих волшебных существ». И сейчас Нив не хотела об этом говорить, как обычно не хотят говорить о смерти. Этот разговор, эти мысли холодили нутро и выворачивали душу наизнанку. — Ты не думала, к какой расе ты могла бы относиться? — Нет, — соврала Нив, и забралась на кровать с ногами. — Какая разница? — Мне кажется… ты что-то сродни нашим, — задумчиво сказала Аерис, прикусив губу. — Зачарованным птицам? — Темным расам, — сказала она и взгляд ее черных глаз завораживал. — Ты ведь знаешь уже, что способности рас условно бывают светлые и темные? — Нив кивнула. — Темные — способны проникать… в другие состояния. В чужое сознание… в другое измерение. Я не говорила о своих предположениях с Эвелейн, потому что не хочу мешать лечению гипотезами, но ты… ты не можешь быть ходящей? — Я даже не знаю что это, — сказала Нивелин. — Это способность некоторых волшебных рас покидать свое тело и переходить… в нематериальное измерение, — объяснила Аерис. — Не знаю… — Это бы… объяснило что-то из того, что с тобой происходит, — сказала разведчица, но Нив снова пожала плечами. — Может все же стоит рассказать Эвелейн? Ты не против? — Почему ты спрашиваешь? — Это… личное. Может быть ты не хочешь, чтобы об этом знали. — А что в этом такого? — спросила она, напрягшись. — Все ходящие, которых я встречала, обычно не распространяются о своих способностях… потому что им поручают самую неблагодарную работу, — ответила Аерис и весело рассмеялась. — Например? — Вернуть потерянные вещи. — Как это? — Нив нахмурилась. — Допустим, ты что-то потеряла. Что-то раньше у тебя было, а сегодня — нет. В нашем, физическом мире, эта грань между вчера и сегодня, явная и ощутимая. Но ходящие могут выходить в измерение, как бы объяснить… вне времени и пространства. То есть в том измерении эта вещь у тебя все еще есть, а значит, ее можно оттуда вытащить. — Как можно вытащить что-то из нематериального мира в материальный? — Там есть свои тонкости, я их не знаю, — ответила Аерис, тряхнув головой. — Я училась в академии с девчонкой, у которой были способности ходящей. Там много общего с проникновением в сознание, которое использует и моя раса в том числе, но есть много другого, специальные печати-якоря, позволяющие делать зацепки для входов и выходов… Вообще считается, что быть ходящим сложнее и опаснее, чем медиумом, — она пожала плечами. — Одно дело проникать в чью-то голову, другое дело — в открытое потустороннее измерение… Знаешь, тебе бы съездить в Нефритовый Край, там очень много талантливых ходящих. В Иллидонуме тоже… но с ними лучше не иметь дел. Нивелин толком не слушала ее. Нутро похолодело, и она прижала к груди вспотевшие ладони, едва вспомнив ту ужасную ночь, когда она проснулась с кинжалом в руке. Ночь, о которой она так старалась забыть… Забыть, потому что все, что Аерис говорит просто не может быть правдой. Это все не про нее… — Нив? — Я… — Нивелин растерянно сморгнула и провела языком по пересохшим губам. — Я даже не знаю, что и думать… Волшебные способности ведь… передаются по наследству? — Да, в основном, — ответила анка, убирая упавшие на лицо волосы. — Я просто думаю… если бы кто-то в моей семье умел материализовать штучки из прошлого… не знаю, в нижних рядах среднего класса мы бы не жили. — Поче… — Потому что вся моя семья — обычные люди! — ответила Нив резче, чем хотела. — И я не считаю, что в этом есть что-то позорное!.. Как кажется всем здесь. — А что позорного в волшебных существах? — Нив отвернулась и не ответила. — Эвелейн говорит, что ты не принимаешь волшебное существо внутри себя. — Это не то, кем я являюсь, вот и все, — сказала Нив, прикрыв глаза и глубоко вздохнув. — Это второе, почему она попросила меня… поработать с тобой. Она считает, что уровень маны у тебя в крови скачет из-за того, что ты не хочешь принять свою волшебную сущность. Твой разум разрывается и это провоцирует… такую болезнь. — Я просто ходячий внутренний конфликт, — Нивелин усмехнулась. — Точнее, лежачий. Боюсь жидкого пола и собственного семейного прошлого. — Просто разреши мне помочь тебе, — сказала Аерис, подаваясь вперед. — У меня был медицинский курс, и я когда-то тоже работала здесь, в медпункте. Я говорю это на случай, если ты не доверяешь моим способностям. Я обещаю, что не сделаю ничего, что тебе бы не понравилось. Нивелин опустила глаза. А может ну его, — и дать Аерис себе помочь? Во всяком случае, что такого она может найти в ее голове? Кроме сплетен Карен на саму же себя… и встреч с орденцами, о которых Нивелин старательно умалчивала. Нив уже была готова набраться решимости и кивнуть, но ее размышления прервала открывшаяся дверь и вошедшие в палату Эзарэль и Эвелейн. — Как успехи? — спросила старшая медсестра. — Уже лучше, — Аерис улыбнулась и встала. — Я еще зайду вечером. Мы попробуем еще раз. — Лучше завтра утром, — сказала Эвелейн, слабо улыбнувшись. — К вечеру… боюсь мы не закончим процедуры. — Какие еще процедуры? — напряженно спросила Нивелин, когда дверь за Аерис закрылась. — Всего лишь примешь это. Тебя немного познобит, но, возможно, ты просто проспишь до утра, — Эзарэль поставил на тумбочку небольшой лиловый флакон. — Что это? — недоверчиво спросила Нивелин. — Зелье. — Очень смешно. Для чего? — Нужно стабилизировать твою ману, — ответила Эвелейн, подавая ей свежую подушку. — Мы еще раз просмотрели все отчеты о колебаниях маны у тебя в крови, и, — она виновато развела руками, — уровень твоей энергии скачет, как взбесившийся — от нулевого до запредельного. Поэтому ты ничего не можешь съесть. Поэтому все наше лечение зельями не работает. И мы решили… попытаться стабилизировать твою ману. — За счет чего? — Нив достаточно проработала в медпункте и достаточно изучила принцип алхимии, чтобы понять, что любая перемена свойств организма должна произойти за счет изменения состояния… всей системы. — Нивелин… — Эзарэль присел на край ее кровати. — Речь сейчас не о твоих внутренних конфликтах, которые, конечно, могут играть роль в твоем состоянии, но не такую огромную. Речь о твоем физическом теле. А уровень маны — это не то, что можно контролировать сознательно… поэтому я предлагаю зелье, — он говорил сбивчиво и путано, Нивелин едва улавливала суть. — То есть все дело не в моем неприятии? — спросила она. — Мы не можем изменить себя по одному желанию, принятию или непринятию, — сказал Эзарэль. — Не твой разум, а твое тело должно принять изменения. — Как? — Некоторым образом… преобразовавшись в тело волшебного существа. — Я не понимаю… — Хорошо, — Эзарэль задумчиво постучал кончиками пальцев по коленке. — У какого-то твоего предка было тело и мана волшебного существа. У тебя же при рождении было тело человека и часть маны волшебного существа, совершенно незначительная, которая могла поддерживаться телом человека и никак не влиять на него, — эльф сделал паузу. — Сейчас же уровень маны у тебя подскочил до нормы волшебного существа, и человеческое тело… не выдерживает. Оно не приспособлено жить на таком уровне маны. Поэтому, твое тело тоже должно измениться. — Измениться? В каком смысле? — спросила Нивелин, сквозь сдавленное дыхание. — Если твои предки были оборотни, то после зелья отрастет хвост и клыки, — сказал Эзарэль тоном, каким обычно говорил свои избранные шутки. Но Нивелин видела, что сейчас он не шутит. Ни капли. — Иди ты! — в ужасе сказала она, прижимая к себе подушку. — Меня устраивает мое тело! Я не буду с ним ничего делать! — Нив… — Я не буду это пить! — Нив, другого выхода нет, — сказала Эвелейн, подсев рядом. — Я была против. Мы с Аерис и Лирой думали над работой с твоим сознанием, — она поджала губы, — но результат незначительный. — А если я все-таки соглашусь на гипноз? — Я говорил, это не поможет, — сказал Эзаряэль, поднявшись. — Тогда я умру. Но человеком, ясно? — Послушай, гвардиям ни к чему твой труп, — резко ответил эльф. — И мы стараемся помочь тебе, тратя колоссальные усилия. — Вы тратитесь на мое лечение только потому что не знаете, куда девать труп? — спросила Нивелин, не скрывая сарказма. — Очень смешно. — Не смешно, — Эвелейн покачала головой. — И вопрос не в цене. Нив, позволь мне говорить предельно открыто, — она вздохнула и продолжила. — С самого твоего появления в Элдарии у тебя случаются приступы — резкие скачки маны, которые могли быть спровоцированы чем угодно — местной едой, лечебными зельям, черт возьми, даже воздухом! И чем дольше ты здесь находишься, тем тяжелее твоему телу сопротивляться, — Нивелин обхватила руками колени и спрятала лицо. — После приступа на Тампиле ты пролежала в коме три дня. После приступа на церемонии — девять. Сейчас двадцать один, и ты все еще на реабилитации, — Эльфийка поднялась и встала возле Эзарэля. — Считать ты умеешь. Малейшая доза маны, вероятно, близкая твоей расе может спровоцировать новый приступ. Нив… мы не вытащим тебя, если он повториться снова.

* * *

Лейфтан устало посмотрел в огромное окно зала с Кристаллом, за которым ночь уже вступила в свои права. Он скользнул взглядом по стене Штаба, по чернеющему за ней лесу, и поднял глаза выше — на иссиня-черное небо с россыпью мелких звезд. — Новолуние длится десятые сутки, — сказал Лейфтан, качая головой. — Ну и что? — спросила Мико, не теряя концентрации и не отвлекаясь от ритуала. — Ничего, — ответил он сухо и пожал плечами. — Просто без лунного света мне тяжело восполнять энергию. Я не собран. — Иди спасть, — бросила Мико в ответ. — Я закончу сама. — Чем дольше луна набирает силу… тем ярче будет восход, — протянул Лейфтан после продолжительной паузы, и повернулся к Мико. — Ты не боишься? Глава Эль закончила чертить печать вокруг Кристалла, и устало откинула волосы от лица. — Через три дня гвардии будут торговаться с самым скользким типом в Элдарии, — сказала она, — а меня должна заботить луна? — Я пытаюсь… говорить иносказательно, — Лейфтан неспешно поднял голову и спрятал руки в карманы плаща. — Тогда говори яснее! — огрызнулась Мико. — Потому что я тоже не сплю вторую неделю. И мне неоткуда черпать силы, кроме как из долга перед гвардиями! — Она бы никогда не смогла вернуться оттуда, — сказал он почти шепотом, глядя ей в глаза. — Никто не мог. Никто, кроме… — Или спать, Лейфтан, — выдохнула Мико. — Нам всем нужен… отдых. «Иди отдохни», «Иди спать», «Не терзай себя зря»… Эти пустые, дежурные и ничего на самом деле не значащие фразы он слышал десятки, а может быть уже и сотни раз за вечер. Иногда их завершали страшными, звучавшими как приговор словами: «Ты ничего не изменишь». Лейфтан уже сам не помнил, сколько ходил взад-вперед вдоль двери лазарета, куда ему запретили даже заглядывать. Время стало вязким и тянулось, тянулось… В конце концов он, обессиленный, припал спиной к стене, закрыл лицо руками и съехал вниз. Это он все всем виноват. И он уже ничего не может сделать… От собственного бессилия хотелось кричать, проломить стену кулаками, сбив их в кровь, зарыдать. Если бы только была возможность повернуть время вспять, он бы не допустил… Ни за что на свете… Гвардейцы проносились по коридору по своим делам… Кто-то проходил мимо, кто-то предлагал ему помощь, кто-то советовал крепиться… Лейфтан как никогда ненавидел их всех. За то, что считают себя вправе судить о его потере; судить о том, что он должен чувствовать, а что нет; говорить, что он должен делать, и с чем должен смириться. Они… которые никогда не теряли все. Которые сами отнимали семьи у таких как он… А теперь еще смеют лезть ему в душу. Жесткие и быстрые шаги Натиена он услышал, когда коридор погрузился в полумрак, и на стенах замерцали блеклым голубым светом алхимические лампы. Лейфтан поднял голову и увидел Ната, широкими шагами приближающегося к дверям лазарета. Уолдмур семенил следом. — Он кричал… и говорил, что остановит ее любой ценой, — бормотал коротышка, еле-еле успевая за Натиеном. Камзол брата был в дорожной пыли, а на перчатках осела лиловая пыль — след от телепортирующей печати Азораса — запрещенной в Сияющем краю печати, но Нату явно было плевать, — и на запрет, и на разоблачение. Лейфтан все понял по одному взгляду в его глаза, налитые кровью и бешенством. Лейфтан поднялся, опустил голову, внутренне сжимаясь. Удар пришелся неслабый — по лицу и тут же в грудь, от которого он резко выдохнул воздух и завалился на двери лазарета. — Я убью тебя, тварь, — сказал Нат, наступая. Лейфтан закрылся от новой атаки, вытерев другой рукой разбитую губу. — Это ты ее покалечил! — он замахнулся снова, но на этот раз Лейфтан отбил удар. Злоба, клокотавшая в нем, вырвалась в миг, он с силой ответил на очередной выпад, толкнул Натиена на стену и схватил за горло. — Если бы ты не вмешивался в ее жизнь, не пытался контролировать, она бы не скрывала выходы, они не были бы для нее так желанны! — Придурок, — что-то полоснуло Лейфтана по руке, он выпустил горло Ната и перехватил запястье, откуда уже сочилась кровь. — Так ни черта и не понял, — Натиен резко ударил его коленом под дых. — Нат, не здесь! — попытался вмешаться Уолдмур, но благоразумно отступил к колоннам, когда Лейфтан резко кинул под ноги Натиену желтую печать, от которой того сбило с ног. — Ее нужно было контролировать! — Нат с трудом поднялся и получил бы удар, но вмешались медсестры, выбежавшие на звуки драки. — Прекратите! — грозно сказал Сайрус, показавшись в дверях, — Вы так не поможете своей сестре! Натиен рассмеялся. Дико. Обреченно. — А кто поможет? Ты?! — он выхватил широкий кинжал, и медик, охнув, отступил. — Ты ни черта уже не сделаешь! — Натиен, оттолкнул Сайруса, несмотря на спешившую по лестнице охрану, и прошел в лазарет. Медсестры расступились, провожая теневика встревоженными взглядами — никто и никогда в Штабе не видел его в таком бешенстве… в таком безумии. Недолго думая, Лейфтан бегом сорвался следом за сводным братом, пока охрана не перегородила вход в медпункт. Он знал, что еще секунда, Сайрус опомниться и прикажет охране их выставить, а то и сопроводить в подвал… Но сейчас было плевать… он должен был увидеть Сонеко. Сестра лежала в дальней палате, будто бы и не живая вовсе. Сквозь мертвецки-бледную кожу просвечивала темно-синяя сетка вен, и казалось, что все ее тело оплела ультрамариновая паутина. Ее волосы и ногти посинели, будто бы ее тело неделю пролежало на дне озера. Виски и шею сковала тонкая корка, напомнившая Лейфтану лед. Натиен прерывисто выдохнул, подойдя к кровати Сонеко. — Добилась своего, да, — проговорил он срывающимся голосом, сжимаясь и морщась, как от сильной боли, а потом ударил по стене так, что на выцветшей штукатурке пошли трещины. — Я тебя вытащу оттуда, дура, — сказал Нат, опускаясь на колени возле ее кровати. — Вытащу, чего бы мне это не стоило, — проговорил он, целуя Сонеко в ледяной лоб. Лейфтан замер посреди палаты, оцепенев. Он не двинулся с места даже когда Натиен прошел к выходу, бросая на него озлобленный взгляд. Он не знал, сколько он простоял так, пока теплая ладонь не легла на его плечо. — Мне жаль, — сказал Сайрус, — но тебе лучше уйти. Ты сейчас ничем ей не поможешь. — Что с ней, Сайрус? — прерывисто выдохнув, спросил Лейфтан. — Я не знаю, — покачал головой медик. — Прости… но я не знаю. Я наблюдаю Сонеко не один год. Мы пытались помочь ей побороть ее болезнь, но… — Так она и правда… была больна? — Прости меня, — снова сказал Сайрус. — Но я не знаю. Симптомы, терзавшие Сонеко все эти годы, мне неизвестны. Но ее тело действительно… страдает, — он помолчал и продолжил. — У меня только гипотеза… гипотеза, не принимаемая даже мной, но… — Что это, Сайрус? — Я вижу то, что вижу, Лейфтан. Ее мана будто бы… убивает ее. — Но это ведь… — он покачал головой, понимая, что и сам медик говорит, что происходит нечто невозможное. — Ее тело разрушается, — сказал эльф, не щадя его, — и… боюсь я не знаю, как остановить это. — Сколько? — спросил Лейфтан, глотая горький ком. — С наступлением ночи ей стало легче, — вздохнул Сайрус, — прекратились судороги и выбросы маны. Мы открыли окно и дали лунному свету проникнуть в ее палату. Он помогает телу Сонеко восстановиться, но… — медик осекся и замолчал. — Ну же, Сайрус, — выдавил Лейфтан, сквозь судорогу в горле. — Я не неуравновешенный псих, как Натиен. Мне ты можешь сказать! — Через три дня новолуние. Мне жаль, — эльф по-отечески положил руку ему на плечо. — Но Сонеко не переживет его. Пелена застелила глаза. Не понимая, как еще держится на ногах, Лейфтан развернулся и пошел прочь из лазарета. Он не знал, что будет делать, он хотел только бежать, будто бы это могло бы избавить его от новой боли. Но на выходе из лазарета его ждала неприятная сцена. Как бы Лейфтан не хотел пройти мимо, наплевав на все, он понял, что должен остановиться. — Послушай меня, Натиен, — строго сказал глава Эль, поднявшийся к дверям медпункта вместе с охраной штаба и Мико. Он, вероятно пытался вразумить его сводного брата, но тот будто бы сорвался с цепи. — А вы желали слушать меня? Вы меня слушали, когда я просил вас держать мою сестру подальше от чертового Кристалла?! Не обучать ее пути хранителя? Глава Эль ничего не ответил. — Оставь, Нат, — сказал Лейфтан, желая остановить это безумие. — Они здесь не причем. — А ты заткнись, — Натиен повернулся к нему. — Ты ей даже не брат! Лейфтан похолодел. Вот сейчас Нат его выдаст. Вот сейчас… правда выйдет наружу, печать, наложенная Лорелейн спадет… И гвардейцы убьют его. А может быть черт с ним? Зачем теперь нужна эта жизнь, если ее не с кем разделить? Если смысла в ней не осталось? — Натиен, — сказал мастер Гомард, — нам всем искренне жаль. То, что случилось с Сонеко… — Конечно, вам искренне жаль, — желчно кинул Нат. — Вот только о чем? О том, что теперь некого использовать и демонстрировать Сияющему Краю, что Оракул все еще отвечает гвардиям? Об этом вам жаль?! — резко вскрикнул он, всплеснув руками. — Не можете больше пускать пыль в глаза… никому. И скоро это будет известно всей Элдарии. Скоро… — теневик сощурился и усмехнулся, — это станет известно магистру Ренгару. А он поклялся, что сровняет Штаб с землей, и останавливала его только защита Оракула. Об этом вам жаль? — Натиен вытер лицо рукавом и обвел взглядом гвардейцев, собравшихся на лестнице. — Молчите, да? — сказал он сдавленно. — Нат, пожалуйста, — робко попыталась влезть Мико. — Мы понимаем твою скорбь, — сказал глава Эль. — И твою боль. Но ты сам видишь, какая опасность сейчас висит над всеми нами. Не дай горю в этот недобрый час завладеть тобой и лишить тебя разума… Подумай о тех, кому ты действительно можешь помочь. О своем долге гвардейца… — Мой долг — спасти сестру, которой вы помогли дойти до могилы! — Ей поможет Сайрус… — сказал мастер Гомард, — если сможет. А тебя я прошу… — Да катитесь вы со своими сожалениями и советами! — грубо выплюнул Нат и развернулся к лестнице. — Натиен! — Да пусть гвардии горят синем пламенем! — теневик перемахнул через перила и стремительно побежал по вниз. — Для его же безопасности, — глава Эль, покачав головой, дал знак охране. — Нет, прошу вас! — Мико бросилась им наперерез. — Дайте мне поговорить с ним! Клянусь, я не дам ему наделать глупостей, — сказала она, спиной вперед уже отступая вслед за Натиеном. Не думая, Лейфтан кинулся за ней, сам не зная, хочет он просто помешать Мико остановить Натиена и дать тому наконец убраться на все четыре стороны… или все же огородить ее от этого неуравновешенного идиота, который в таком состоянии может навредить ей. Он помнил, что бежал изо всех сил… Но все равно бежал так медленно, будто бы что-то мешало ему, сковывало движения. Натиена и Мико Лейфтан догнал у самой аллеи арок. — Нат! Поговори со мной! Нат, — в какой-то момент Мико смогла обогнать его брата и встать между ним и воротами. — Не лезь и ты в это, я прошу тебя, — сказал Натиен, остановившись. — Куда ты собрался? — Я сказал, что помогу Сонеко, и я помогу… Отойди… — он мотнул головой, — пока я еще могу просить тебя. — Нат… — Мико сжала губы, сдерживая собственные чувства из последних сил. — Какой бы она не была, черт возьми! — крикнул теневик. — Она — моя сестра! Я не могу смотреть, как она умирает, ничего не делая! — Но что ты можешь сделать?! Нат, пожалуйста! — Оставь его, — сказал Лейфтан, наконец поравнявшись с ними. — Пусть убирается, если хочет. Он довел Сонеко до этого, а теперь сбегает! — Как же ты меня достал… — выговорил Натиен сквозь стиснутые зубы. — Даже не думайте! Нет! — в одно мгновение Мико оказалась между ними, раскинув руки в стороны, переводя встревоженный взгляд с одного брата на другого. — Не волнуйся, — сказал Лейфтан, одаривая Натиена взглядом полным презрения. — Я не убью его ради памяти Сонеко. — Уже считаешь ее покойницей… Выродок! — Лейфтан даже не заметил, как Натиен оттолкнул Мико в сторону, и пустил ему в плечо метательную звезду. — Если бы мать сдала тебя солдатам Полуострова, ничего бы не случилось! Лейфтан схватился за руку и едва успел увернуться от удара. — Это я вытащил тебя из горящего дома… — сказал он, — и только ради памяти Лорелейн. Если бы я дал в тот день тебе сдохнуть, мы с Сонеко были бы счастливы! — крикнул он и тут же получил хлесткий удар цепью. — Прекрати! — Мико наскочила на Натиена сзади, не давая ему ударить Лейфтана снова. — Он же безоружен! — А ему не впервой бить исподтишка, — усмехнулся Лейфтан, вытирая кровь с лица. — Надеюсь, теперь ты видишь его истинное лицо! Зря мастер Гомард не приказал арестовать этого полоумного. Натиен рассмеялся. — Может быть и ты покажешь свое истинное лицо, — он оттолкнул Мико, грубо ударив ее локтем, и она с коротким вскриком упала на дорогу. Но Лейфтан опередил Ната, он блокировал его выпад и ударил наотмашь. У Натиена закровоточил висок. Он отступил, но Лейфтан не успел атаковать еще раз, Нат предупредительно выхватил из рукава отравленные иглы. — Еще шаг и, клянусь, ты сдохнешь здесь и сейчас! — видя, что Лейфтан не нападает, он развернулся и зашагал к воротам. — Нат! — Мико вскочила, вытирая рукавом кровь из разбитого носа. — Мастер Гомард запретил тебе покидать Штаб! — но Натиен уже разжег запрещенную печать телепорта. — Нат! Я… Нам придется объявить тебя изменником, если ты уйдешь! — Валяйте! — зло сказал он, исчезая в огне печати.

* * *

Нивелин проснулась, когда яркий свет уже заливал ее палату. Она открыла глаза и несколько минут смотрела в потолок, не решаясь даже пошевелиться. Они сказали, что ее тело измениться и, возможно, поменяет форму. Медленно и осторожно Нивелин пошевелила языком и провела им по краям зубов. Все казалось было как обычно — ни клыков, ни ощутимых перемен. Она не торопясь вытащила руки из-под одеяла. Это все еще были ее руки, без выросших заостренных когтей и перепонок. Кроме ногтей, ставших синими, как у утопленника еще с момента приступа, ее руки не изменились. Нисколько. Нив провела пальцами по ушам, но они остались круглыми, небольшими — какими и были раньше. На сердце стало легче. Нивелин резко откинула одеяло и осмотрела свое тело — ничего. Она вскочила и ощупала плечи, спину, талию, бедра, голову — ничего, — ни рогов, ни хвостов, ни крыльев. С замиранием сердца Нивелин рванула за перегородку, где располагалась выделенная в палате душевая. Она на ходу скинула больничную пижаму, и подскочила к висящему на стене небольшому зеркалу, показывавшему ее вполовину роста. Покрутившись перед ним в разные стороны, Нив к своему счастью не увидела на теле разительных изменений. Но что-то определенно было не так… Немного успокоив сердцебиение, Нивелин еще раз осмотрела свое отражение, и, отойдя подальше, чтобы в зеркало попало как можно больше ее фигуры, поняла, что ее взволновало — она прекрасно видит себя, будучи в шагах пяти от зеркала! Неосознанно Нив коснулась своей переносицы — очков действительно не было. Она оглянулась по сторонам, рассматривая интерьер ванной комнаты: витражное окно из матового стекла, витиеватые узоры на стенах. Никогда, класса с шестого, она не видела окружение так четко и ясно. Нив нервно сглотнула, подойдя ближе. Волосы — первое, что бросилось в глаза при тщательном изучении себя в зеркале. Нив распустила пучок и прикусила губу: примерно от кончика подбородка и до конца длины ее отросших за время пребывания в Элдарии волос, они были ярко-синими. Нивелин рвано выдохнула. — Ладно… Не велика потеря, — сказала она себе вслух, и подошла к зеркалу еще ближе… а в следующую секунду попятилась назад. Глаза. Вот что так смутило ее на собственном лице. Не только восстановившееся вдруг зрение, но и сами глаза, ставшие из серых бледно-сиреневыми. — Твою мать, — протянула Нивелин, припадая к зеркалу почти вплотную, чтобы убедиться, что ей не показалось. — Вот блин… — все еще не веря отражению, она сделала шаг назад. — Нивелин? — голос, прозвучавший из палаты вернул ее к реальности. — Нив?! — Я в ванной, — ответила она, спешно натягивая пижаму. — И я сейчас… Увидев ее, Аерис ахнула, прикрыв рот рукой. — Что? — взволнованно спросила Нив. — Мои глаза, да? Или… — она остановилась посреди комнаты, — у меня что-то еще? — Ты стоишь! — воскликнула Аерис. — Ты сама дошла до ванной? — Я… — Нивелин оглянулась вокруг себя. — Да, — протянула она. — Сама не знаю… все получилось… как само. Значит Эзарэль был прав… дело было в моей мане… — хотела радостно сказать она, но что-то сдавило ей грудь. — Как ты себя чувствуешь? Нив слышала голос Аерис как сквозь пелену. В какую-то секунду картина перед глазами раздвоилась и поплыла. Нивелин почувствовала, как падает, цепляясь за спинку кровати, как Аерис подбегает к ней и хватает ее за руку, чтобы помочь ей встать, как в этот момент открывается дверь, и вошедшая с подносом лекарств Жюли радостно улыбается. — Нив? — щелчок пальцев у самого носа и сильный голос Аерис вывел ее из расфокусированного состояния и заставил разум собраться. — Я… задумалась, — протянула Нивелин, оглядываясь по сторонам. Она все еще твердо стояла посреди палаты, и они с Аерис были по-прежнему одни. Нив тряхнула головой. — Видишь это? — она развернулась к анке, показывая пальцами на свои глаза. — Да, — кивнула разведчица. — Но в чем дело? — Мои глаза! Они… сиреневые! — И? — Аерис непонимающе изогнула тонкую бровь. — Они… поменяли цвет. У меня были серые глаза! Всю мою жизнь! — Нив… когда я впервые увидела тебя, твои глаза были сиреневые, — сказала Аерис. — Как аметист. Я сразу обратила внимание. — Быть не может… — Нив закрыла лицо руками. И тут поняла, что за все время пребывания в лазарете она толком и в зеркало не смотрела. Да и зачем? Чтобы увидеть свое изнеможённое лицо? — А волосы? Хочешь сказать, что они всегда были синие? Аерис непонимающе моргнула. Нивелин развернулась к кровати, и, возможно, резче, чем позволяло ее состояние, потому что тут же повалилась вправо, теряя равновесие. Падая, она успела ухватилась за спинку кровати, а Аерис тут же подбежала к ней, подхватывая за правую руку, не давая Нив осесть на пол. — Нивелин? Слышишь меня? Нив! — анка тряхнула ее за плечи. — Что случилось? Голова? — Нет, я… — она не успела договорить, как открылась дверь палаты. — Доброе утро! — бодро сказала Жюли, заходя внутрь с подносом лекарств. — Какого черта… — проговорила Нивелин, переводя взгляд с Аерис на Жюли. — У вас все в порядке? — взволнованно спросила пикси, ставя лекарства на тумбочку. — Позвать Эве? — Нет, не стоит… я в порядке, — сказала Нивелин, сев на кровать. — Не пойму, — она закрыла глаза и тряхнула головой. — У меня какое-то… дежа-вю, — успела сказать она, и в следующую секунду ее тело скрутило новым приступом.