Единственный шанс

Время — самый страшный враг. Оно всегда играет против, беззубо скалясь за недостижимой чертой. Подбрасывает слепую надежду, прекрасно зная, что той никогда не сбыться. И Ханджи, стоя на противоположных баррикадах, воет, скулит и плачет в пустоту, понимая — не успевает. Она мчится сквозь разрушенный город, ощущая повсюду дыхание смерти. Снова вокруг — кровь, трупы и враги. Снова — они беспомощны, как слепые котята, выброшенные на волю чьей-то жестокой рукой. Сжимает зубы, сдерживая ярость, когда одна из тварей на её глазах раздирает на куски молоденького разведчика, совсем недавно вступившего в их ряды. Ханджи помнит, как горели его глаза, когда они пару дней назад обсуждали новую операцию. Он так отчаянно хотел стать героем ради старенькой матери, оставшейся за стеной. Говорил, что больше не хочет видеть слёз на её глазах, и ищет мира для неё и для всех остальных. Вместо этого получил только смерть. Мгновением позже титан падает, сражённый не то Микасой, не то Эреном. Она проносится рядом, благодарно кивая — хотя бы отомстили. Прижимается к шее взмыленной лошади и мысленно просит её продержаться ещё немного. До госпиталя совсем чуть-чуть. «Не успеваю. Чёрт!» Газ в баллонах давно закончился, поэтому Ханджи чувствует себя незащищённой. Но боится совсем не за себя: свою шкуру давным-давно не считает чем-то ценным и важным. А вот жизнь того, кто крепко-накрепко привязан верёвкой к её талии, чтобы не упал — невероятно дорога. Для всего разведкорпуса, для жителей, для Ирвина... Конечно, и для неё. Ханджи пролетает по пустому переулку, буквально силой заставляя животное двигаться вперёд. Замученной лошади всё труднее нести двоих. Понимает — ещё немного, и придётся идти пешком. И так небольшие шансы на выживание исчезают с каждой секундой. «Проклятье!» Напрягается, пытаясь за бешеным стуком копыт и топотом титанов расслышать его дыхание. Безуспешно. Слишком громко ревут эти твари, поглощая живых людей. Слишком громко бьётся даже собственное сердце. — Ривай! — зовёт хрипло, боясь оборачиваться. Липкий страх окутывает душу, и всё, что может — упрямо ехать вперёд. Голос кажется глухим и даже чужим, ни капельки не похожим. Нет ни намёка на привычную бодрость и оптимизм. Только усталость... и отчаяние. — Ривай! — повторяет отчётливо, уводя лошадь от квартала, где бушуют титаны, атакованные разведчиками. Кажется, Жан с кем-то... вглядываться некогда. Да и неважно кто, лишь бы не погибли. — Капрал! — почти срывается на крик. — Ну и чего ты... орёшь? — слабо, но так привычно: холодно и насмешливо. А Ханджи против воли радостно улыбается. Живой. — Держись, — проговаривает уже уверенно. — До госпиталя осталось недолго. Добраться бы только до северных ворот. Ривай не отвечает, стискивая зубы. Сломанную ногу он почти не чувствует, а вот рёбра весьма серьёзно дают о себе знать. Каждый шаг лошади отдаётся острой болью, норовящей столкнуть прямо в лапы костлявой старухи. Ощущает её нетерпение и криво усмехается, зажмурившись. Уже пора? Медленно, очень медленно поднимает руку и сжимает дрожащими пальцами плечо Ханджи. — Я... так просто не сдамся. Та облегчённо выдыхает. — Ну и славно, капрал. Значит, дотянешь. «Должна успеть». Мимо проносятся и остаются позади старые покосившиеся дома, уродливо торчащие балки провалившихся крыш, изломанные линии засохших деревьев. Жизнь ушла отсюда ещё во время первого нападения титанов. Которое по счёту это, заново стирающее остатки надежды в их сердцах — уже никто не считает. Да и, наверное, не так уж это и важно, если последние, самые отчаянные — или глупые — жители погибают в лапах прямо сейчас. Скорее всего, это место никогда не сможет стать прежним. Не наберётся сил вернуть былой облик и яркость красок. Если она останется одна. В одиночку сражаться всегда трудней. Ханджи резко тянет поводья на себя, останавливая разгорячённую лошадь. Та возмущённо фыркает, но Зоэ не обращает внимания. Лихорадочно вспоминает путь, замерев на просторном перекрёстке. Пот градом катится по лицу: сейчас они прекрасная дичь, видимая со всех концов городка. Уже слышно, как откуда-то справа доносится тяжёлый топот. Ну же. Думай. Налево или прямо? Откуда будет быстрей? — Нам налево, — тихо выговаривает сзади Ривай, даже не пытаясь скрыть раздражение. Ханджи невольно вздрагивает, не ожидая. Однако не медлит и тут же поворачивает лошадь, снова пуская её в бешеный галоп. Дура. Запуталась, едва не подставившись под удар. А ведь ещё немного — и какой-нибудь шустрый титан точно бы их нашёл. Нельзя, чёрт подери, быть такой рассеянной, и... да соберись ты уже! Тяжело выдыхает, вглядываясь в дорогу. Кажется, осталось совсем чуть-чуть. Поворот, второй, третий... Ханджи стремительно вылетает на мощёную широкую дорогу, ведущую к воротам. До них всего ничего — около двухсот метров, но она пугающе отчётливо понимает: не успевает. Тяжёлая створка опускается, почти коснувшись земли. Она подстёгивает лошадь, и, набрав в грудь побольше воздуха, кричит: — Стойте! У меня раненый! Бесполезно. Проходит всего пара долгих мгновений — и ворота с грохотом закрываются, лишая её последнего шанса на спасение Ривая. Время, действительно, самый страшный враг. Особенно когда не на твоей стороне. Подъехав вплотную, Ханджи задирает голову, вглядываясь в край стены. Наверху — полиция, которая слишком труслива, чтобы спасать кого-то ещё, кроме собственных задниц. Прячутся за чёртовыми стенами, будто это панацея от всех болезней, хотя прекрасно знают, что это никого не защитит. Волна горячей ярости поднимается откуда-то изнутри, обжигая лёгкие, следом сердце и горло. Она даже не пытается её подавить. Жалеет лишь, скрипя зубами — слишком рано закончился газ. Сейчас не пришлось бы... — Оставь меня здесь. Она чувствует, как Ривай непослушными руками силится развязать верёвку. Не выдерживает, и, повернувшись, легонько встряхивает его за плечи. — Не неси бред, капрал. Они откроют. Тот, сморщившись, отрицательно качает головой. Глупо и наивно верить. Позади них — пара десятков титанов, пришедших сюда по их глупости, а впереди несколько десятков тысяч жителей. И без пустой надежды понятно, в пользу кого будет сделан выбор. — Уже... поздно. Кто-то должен платить по счетам. Ему всё равно недолго осталось — пусть все промахи сегодняшнего слишком долгого дня спишут на мертвеца. А живым надо продолжать борьбу. Кажется, только в этом и есть смысл их существования. В попытке вернуть тот мир, о котором многие даже не помнят. Она справится. Ханджи всегда справлялась. А у неё внутри — бешеный смерч, уничтожающий всё на своём пути. Не верит, цепляется за зазубренные осколки разбитой веры, раздирая ладони в кровь. Захлёбывается собственным отчаянным криком и падает в бездну без права на возрождение. Не готова. Не готова... остаться одна. Сжимает холодную шершавую ладонь и заглядывает в его глаза. Закусывает губу, сдерживая очередное проклятье — не видит там даже малейшего отблеска упрямства, столь ему привычного. Неужели всё? Нет. Не позволит. — Я не позволю тебе умереть. Слышишь? Только не в этом проклятом месте. — Дура, — кривится Ривай. — Какая же ты... дура. *** — Эй... да проснись ты уже! Ханджи резко встряхивается и поднимает голову с заваленного бумагами стола. Едва не падает, чудом удержавшись на шатком стуле — пара листов слетают со стола, смахнутые неловким движением. Сонно моргает и всматривается в расплывающийся сумрак. Кажется, только что чей-то голос раздался прямо над ухом... или показалось? — Дурацкая привычка, — насмешка, сквозящая в голосе, не оставляет сомнений. Ханджи тяжело вздыхает и, нашарив на столе очки, хмуро смотрит на Ривая — единственного в разведкорпусе человека, абсолютно не считающего нужным соблюдать хоть какие-то рамки приличий. Да какие там приличия, он и слова-то такого, поди, не знает. Она качает головой и поджимает губы. — Чего тебе, капрал? — довольно невежливо буркнув, скрещивает руки на груди. Словно это поможет защитить собственное личное пространство. В него, впрочем, уже вторглись. Поздно. — Не надоело возиться с этим? Бесцеременно игнорируя её, Ривай неторопливо подходит ближе и берёт в руки лежащую сверху бумагу. — День шестой: к сожалению, эксперимент провалился. Сони и Бин были жестоко убиты неизвестными, а новый титан, которого с трудом удалось поймать... Не дослушав, Ханджи резко вскакивает и выхватывает отчёт. Пока ещё подавляя злость, повторяет свои слова спокойно: — Зачем пожаловал? Ривай снова не отвечает, вместо этого молча глядя на неё. Рассматривает каждую деталь: заспанные карие глаза, волосы, видимо, вчера собранные в забавный хвост, а сейчас растрёпанные, приоткрытые губы, в уголках которых залегла тень усталости. Окидывает взглядом помятую форменную рубашку с закатанными рукавами, задержавшись на расстёгнутой верхней пуговице, и усмехается. Она всегда выглядит... слишком неправильной для этого мира. Раздражающий фактор, привлекающий внимание. Последнее выводит Ханджи окончательно. — Если ты сейчас же не расскажешь, за каким хреном сюда припёрся, я спущу с тебя шкуру, капрал! На лице Ривая не дёргается ни один мускул. — Никогда не пойму таких психов, как ты. Ему словно доставляет удовольствие злить её. Видеть, как в глазах загораются яркие огоньки, а руки сжимаются в кулаки. Ему нравится видеть её настоящую страстную натуру во всей красе — он никогда не отрицал, насколько сильно его это привлекает. Но пришёл он сюда не за этим. — Я бы не стал этого повторять, — говорит совершенно спокойно, перехватывая руку Ханджи, занесённую для удара, у своего лица. Сжимает запястье так сильно, что та морщится, а затем медленно отпускает. — А теперь слушай внимательно. — Ненавижу тебя, — цедит Ханджи, но подчиняется, снова опускаясь на стул. Всё-таки он единственный, кого она... *** ... не готова терять. Секунда медленно тянется за секундой, сжимая голову в тисках от осознания неминуемого конца. Внутренне Ханджи сопротивляется изо всех сил, пытаясь оставаться спокойной и рассудительной. Однако это совсем не спасает от того, что бездна обнимает за плечи. Время скалится, швыряя в лицо остатки чёрствых, рассыпающихся прахом надежд. Ожиданий какого-то чуда. Отчаянного желания выжить. Время — самый страшный враг. И оно точно не на их стороне. Ривай глухо стонет, словно выдирая Ханджи из липкой паутины безумия. Она трясет головой и внимательно осматривает его: бледный, с почти серой кожей, весь измазанный в крови, с измученным взглядом. Лишь в самой глубине, кажется, то загорается, то тухнет слабый огонёк. Ханджи не даст ему погаснуть. Не даст. Тронув поводья, подводит лошадь к самым воротам. Аккуратно отвязывает верёвку и осторожно спешивается, помогая слезть Риваю. Опускает его на землю, заботливо накрывая своей курткой. Улыбается вымученно, слабо, но это неважно. Главное сейчас — вселить в него веру. А уж она как-нибудь справится. — Всё будет хорошо. Полиция не даст титанам подойти близко, так что ты в безопасности. Подожди совсем немного, хорошо? Я вернусь и приведу помощь. С трудом найдя в себе силы, Ривай поднимает голову и скалится. Оптимизм — это, конечно, хорошо. Это даже похвально. Только не в его случае, когда он стоит одной ногой в могиле и ждёт, когда земля окончательно обвалится, погребая его под собой. Он ненавидит слабость и не может простить её себе. Но ещё больше он ненавидит то, с каким упорством Ханджи рвётся вслед за ним на эту зыбкую почву. Места здесь только на одного. А если она останется с ним, у него не хватит сил для того, чтобы вытолкнуть её оттуда. — Ты... слишком плохого обо мне мнения... — кашель сдавливает глотку и на несколько долгих минут замолкает, стремясь справиться с приступом. Ханджи нервно вцепляется в поводья, едва сдерживаясь, чтобы не упасть на колени и не прижать его к себе. Этим она точно не поможет. Прокашлявшись, Ривай утирает рот тыльной стороной ладони. Кровавые отметины они замечают одновременно. — Держись, капрал. Я быстро. Ханджи взлетает в седло и разворачивает уставшее животное обратно, всаживая шпоры во взмыленные бока. Смотрит только вперёд, всеми силами заставляя себя не оглядываться. Нельзя поддаваться слабости, хоть и бьётся сердце в груди бешено, дико, выстукивая ритм беды. Она не имеет права отступить сейчас, когда тонкая ниточка жизни дорогого для неё человека ещё не оборвана. Время страшный враг, если играет против. Но иногда можно и смухлевать. Особенно когда на счету буквально каждая секунда. «Я должна успеть. Должна». *** — Да ты хоть понимаешь, о чём просишь? Это чистой воды безумие! В пыльной, душной библиотеке жарко, и Ханджи дышит часто, порывистым движением расстёгивая уже вторую пуговицу на рубашке. Всё, что было сказано Риваем, от первого и до последнего слова, представляется ей не более, чем кошмаром, созданным больным сознанием. Они и так едва ли не ежедневно теряют людей. Они и так не могут набрать достаточно сил для противостояния, а он предлагает загубить всё одним неосторожным шагом. Ривай хмурится и потирает переносицу кончиками пальцев. Трудно признавать, но на сей раз, он, похоже, просчитался с реакцией майора. Обычно она более охотно соглашалась на разного рода безумные вылазки и операции, заведомо обречённые на провал. Что останавливает её сейчас — не ясно. — Что конкретно тебя не устраивает? — Всё. Ханджи стремительно поднимается и подходит к окну, распахивая его. Липкая сладость летнего дня тут же заползает в помещение, завлекая вместе с собой порыв шаловливого свежего ветра. Она подставляет ему щёки, дыша размеренно и изо всех возможных сил стараясь уложить все мысли в голове по порядку. Однако чем дольше она пытается это сделать, тем явственнее ощущает нарастающее раздражение Ривая. Ему не по нраву подобные задержки. — Это не ответ, майор. Сухо и кратко, будто пощёчина наотмашь. Ханджи качает головой и поворачивается, смерив капрала уничижительным взглядом. Криво улыбается, заметив, как сузились от злости его глаза. — Ты предлагаешь привести их в Сингансину и устроить им здесь тёплый приём, так? Ривай кивает, следя за ней внимательно. План совершенно бредовый, и он никогда не пошёл бы на него добровольно. Но ему очень важно было выйти на этот диалог с Ханджи. Понять, что думает и чувствует она во всей этой ситуации. Возможно, сложившийся кризис не устраивает только его. С другой стороны, он может сильно ошибаться с оценкой. — Это изначально провальная операция, капрал, — Ханджи не даёт ему даже додумать. — Мы и не догадываемся, сколько их там. А не обладая знанием о количестве врага, нет смысла планировать хоть что-то. Тебе ли не знать, что на счету каждая жизнь? Последнюю фразу Ханджи произносит спокойно и тихо, но в наступившей тишине она звенит, словно крик. Ривай прищуривается, понимая, что Зое практически его раскусила. Однако одну вещь он знает точно — они слишком долго топчутся на месте, в то время как противник раз за разом совершает стремительные и кровавые нападения. Каждый раз всё жёстче и сильнее. Он уверен: им пора ударить в ответ. Раздражённо цокнув языком, спрыгивает со стола и приближается к Ханджи. Останавливается совсем близко: ещё шаг — и можно ощутить её сбившееся враз дыхание на своей коже. Внутренне ухмыляется, внешне оставаясь абсолютно спокойным. — Что предлагаешь ты? Ханджи замирает, не в состоянии собрать внезапно разбежавшиеся в стороны мысли. В светлых глазах Ривая — что-то, заставляющее сердце биться чаще. И она никак не может унять это, сжимая и разжимая кулаки за спиной. Чёрт возьми, да прекрати ты так смотреть на меня! — Сначала нужно провести разведку. Думаю, Ирвин тоже с этим согласится. *** Сейчас, вспоминая это, Ханджи готова голыми руками вырвать себе язык. Хотя бы потому, что Ирвин согласился на этот шаг, не особо раздумывая. Словно ему не терпелось стать деликатесом на ужине у титанов. Она зажмуривается, стараясь удержать злые слёзы в уголках глаз, не пустить их дальше. Что в них толку? Пустая солёная влага никого и никогда ещё не спасала от смерти. Ей нужно действовать, причём немедленно. Чем скорее она найдёт кого-нибудь, тем лучше. Счёт идёт на минуты. Время ведь её самый главный враг. Ханджи вцепляется в гриву лошади мёртвой хваткой, ощущая, как лихорадочно вздымаются бока животного под ней. Слева и справа мелькают разрушенные дома и кварталы, неся на себе уродливый отпечаток их слабости. Она старается не смотреть по сторонам. Ведь всякий раз, когда взгляд случайно скользит по провалившимся крышам и раскрошенным в пыль стенам, она видит тени погибших. Они тянут к ней окровавленные руки и шепчут что-то. Шепчут, шепчут, стремясь свести с ума. Показать ещё одну картинку ада на земле, до края которого ей — один шаг. Стук копыт лошади грохочет почти синхронно с ударами сердца. Ханджи не хочет думать ни о чём, кроме своей цели, и ей это почти удаётся. Она даже улыбается мимолётно, когда видит впереди титана. Не особо большого, но это и к лучшему. Чтобы привлечь внимание разведчиков, достаточно будет и его. Только вот каким образом она выведет его на них, Ханджи не представляет. Она даже, чёрт возьми, не знает, где они! Откуда-то справа раздаётся приглушённый грохот. Порывисто оглянувшись, Ханджи замечает ещё одного титана, грузно рухнувшего на обломки в пяти кварталах от неё. Не так далеко, как она полагала. Крепче сжимает поводья и пришпоривает измотанное животное, мысленно умоляя продержаться ещё немного. Им осталось сделать лишь одну важную вещь. И если у них хватит сил — Ривай останется жив. «Только бы успеть». От быстрой скачки перед взором начинают плыть круги, а лёгкие забиваются пылью. Ханджи кашляет и трёт глаза рукой, отгоняя тёмные пятна. Только этого и не хватает для полного счастья. Она стискивает зубы и шипит ругательство, когда, вылетев на очередной перекрёсток, понимает, что просчиталась, пока избавлялась от назойливых чёрных точек. То ли с маршрутом, то ли с расстоянием — особого значения сейчас не имеет. Гораздо более важно то, что титан, которого она собиралась вывести к разведчикам, застыл всего в паре десятков шагов от неё. Из охотника практически мгновенно превращая её в добычу. Машинально осадив лошадь, Ханджи лихорадочно собирает мысли в кучу, стремясь понять, что делать, но единственное, что рвёт изнутри черепную коробку — слово «бежать». Бежать, причём настолько быстро, насколько это вообще возможно в её случае. Сражаться она не может, а прятаться тут негде. Он либо найдёт и разорвёт на куски, чтобы легче было прожевать, либо раздавит. А если есть третье, то титан не оставляет ей времени на поиски. Словно в замедленной съёмке Ханджи видит, как огромная уродливая голова с плотоядной ухмылкой поворачивается к ней. Всего секунда — они смотрят друг другу в глаза. Она не знает, зачем это делает, как не знает и того, почему до сих пор не срывается с места. Будто околдованная дьявольским дыханием смерти. Опьянена близким освобождением от тягот этой безумной жизни. Но она до ломоты в сжавшихся кулаках благодарна за то, что это длится всего одно мгновение. Его хватает с избытком. Лошадь под ней взвивается на дыбы и едва не опрокидывает на землю, когда ладонь титана проламывает дорогу совсем рядом. Напуганное животное, подстёгиваемое инстинктами, бросается в сторону, и Ханджи впервые за всё это время решает довериться им. Её инстинкты несколько секунд назад едва их не погубили. Будет лучше придержать их. Для всех лучше. Проносясь по незнакомым кварталам, Ханджи не слышит даже стук собственного сердца. Она, скорее, ощущает его глухие, скорбные удары о рёберную клетку — оно будто отсчитывает последние минуты её жизни. Но она не согласна с этим. Она не готова мириться, и потому вслушивается в грохот за спиной и старается понять, сколько у неё в запасе времени. Минута? Две? Пять? Бог его знает. Если он, конечно, вообще хоть что-то знает и в силах хоть что-то исправить. Топот позади становится сильнее, и Ханджи понимает, что далеко ей не уйти. С трудом повернув лошадь в узкий переулок, она проскальзывает в нем, задержав титана. Раздавшийся позади спустя пару секунд шум обвала ясно показывает, что преграда была так себе. Ханджи криво усмехается, бросив взгляд на болтающиеся на поясе баллоны. Бесполезный балласт. Если бы только в них осталось хоть немного газа, ей не пришлось бы выдирать свою жизнь у смерти из цепких лап. Как не пришлось бы и... Додумать она попросту не успевает. Издав дикое ржание, лошадь взмывает в воздух в попытке перепрыгнуть обломки жилого дома на их пути. Ей это почти удаётся, и Ханджи, зажмурившись, выдыхает — спасены — а в следующую секунду захлёбывается болью от удара. Зацепившись копытом, животное падает, увлекая всадницу за собой и накрывая её своим телом. Буквально создавая для неё могилу. Ханджи хрипит, пытаясь совладать с дикой болью в спине. Удар приходится на позвоночник, и ей хочется верить, что послышавшийся во время падения хруст — только плод её воображения. Боль расходится по всему телу, не позволяя думать ни о чём другом. Даже о том, что титан, идущий по её следам, уже готовится вкусно пообедать её обездвиженной тушкой. За всю свою жизнь Ханджи столько раз убегала от смерти, что давно потеряла счёт. Везение, удача, ангел-хранитель — особой разницы в том, как это называется нет. Суть одна: оно помогало ей не перешагнуть за черту. Но сейчас Ханджи ошеломляюще спокойно осознает, что больше скрываться негде. Всё, добегалась. И когда голова титана заслоняет собой небо, а слюна из раззявленной пасти капает на лицо, Ханджи закрывает глаза. Больше не хочет видеть эти бездушные глазницы, на дне которых плещется жажда убийства и крови. Их крови. Всё, что она сейчас слышит — как сердце громко и четко отстукивает удар за ударом, и Ханджи машинально начинает считать их. Раз, два, три... Бесполезное, в общем-то занятие. Увидь её сейчас Ривай — беспомощную, придавленную мёртвой лошадью и почти съеденную, обязательно сказал бы что-нибудь едкое. Такое, что разозлило бы и заставило подыскать не менее достойный ответ. Это снова вылилось бы в перепалку, из которой никто ещё не выходил победителем. Ханджи хмыкает, вспомнив, как однажды Ривай пригрозил привязать её к стулу и изнасиловать, если она не заткнётся. Сердце продолжает выбивать ритм даже спустя пятьдесят пять ударов. Пятьдесят шесть. Пятьдесят семь. Ханджи, полагающая, что давно уже должна быть мертва, хмурится и резко распахивает глаза. Губы поневоле ломаются в поистине хищном оскале. У Ривая еще будет шанс претворить свою угрозу в жизнь. Небо над головой рассекается пополам стремительной тенью, и ей на мгновение кажется, что она слышит знакомый голос. Снова и снова силится выбраться из-под лошади, сдвигая ту едва ли на дюйм в минуту. Ей хочется хоть чем-то помочь, хоть как-то поучаствовать в уничтожении твари, почти отправившей её на тот свет. Но, увы, видимо, сегодня ей уготована роль зрителя. Правда, долго наслаждаться зрелищем не приходится. Титан, заметивший разведчика, с новым азартом бросается его ловить, не особо, впрочем, успешно. Ханджи чётко видит, как молодой парень (трудно разглядеть, кто именно) в паре с кем-то активно запутывают громилу. Тот топчется на месте, нелепо размахивая руками и оглашая окрестности недовольным рёвом. Ханджи улыбается, глядя на это, но вместе с тем понимает, что долго тянуть нельзя. Это не игры и не развлечения на городской ярмарке. На счету, как и мгновение назад — каждая чёртова секунда. — Быстрее! — кричит во всё горло. Не уверена, правда, что её слышат. Однако, на удивление, её не заставляют терять терпение. В очередной раз неловко оступившись, титан опускает ладонь на остатки одного из домов в слепой надежде поймать надоедливую муху-разведчика, а в следующую секунду, замерев, валится на землю. Ханджи радуется, она ликует, понимая, что спасение уже близко... и сердце моментально пропускает удар, проваливаясь куда-то в пропасть. Не может быть. Они не могли её не заметить... Проходит много, очень много времени, прежде чем Ханджи решается выдохнуть и распахивает веки. Обезображенное смертью лицо титана совсем рядом — прямо перед её глазами. Мучительный плен больше не властен над ней, но сейчас она как никогда раньше осознаёт, что была на самом краю. Кажется, даже заглянула в эту самую пресловутую бездну. И как-то совсем нет желания в неё падать. — Жан! — взволнованный голос раздаётся над самым ухом, и Ханджи косится влево, вновь возобновляя попытки выбраться. Саша. Кто бы мог подумать. — Помогите мне! — бросает Зое разведчикам, и подоспевший Кирштайн вместе с напарницей устремляются к ней. Через несколько непростых попыток им удаётся сдвинуть мёртвую тушу, и Ханджи, охая, кое-как поднимается с земли. Саша старается осторожно её поддерживать, однако через пару минут в этом уже нет нужды. Зое выпрямляется и смотрит на Жана. Тот выдерживает внимательный взгляд. — С Вами всё в порядке, майор? — спрашивает спокойно. Он измотан и изрядно потрёпан. Куртка и штаны в разрезах, на месте большой дыры на левой руке видна запекшаяся кровь. Ханджи не отворачивается от него, смертельно уставшего, с вымазанными в чьей-то крови щеками и свежими порезами на лбу. Переводит взгляд на Сашу, что выглядит ничуть не лучше: наспех перевязанная ладонь, повязка которой насквозь пропиталась кровью; растрепавшиеся по плечам волосы — она постоянно убирает их назад, чтобы не мешали; разорванная в нескольких местах рубашка, возможно, из-за падений. Она оглядывает их, понимая, что нужных слов ей просто не найти. Они только что спасли ей жизнь. А она не может благодарить. Она вынуждена просить их сделать это ещё раз. И никто (в этом-то весь ужас) не может гарантировать, что это не кончится для них плохо. Ханджи стискивает зубы. Сейчас не время. Они бойцы. А за спинами у каждого из них — война. Они просто не могут иначе. Осознавая, что затянула с ответом, поспешно кивает. — Да, я в порядке. — Слава Богу, — едва слышно выдыхает Саша, глядя на неё виновато. — Простите нас, майор, мы заметили Вас только в последний момент и не могли... — Пустяки, — отмахивается та. Молчит краткое мгновение, а потом рывком подходит к Жану: — Лучше скажите мне вот что: сколько у вас газа в баллонах? Разведчики недоуменно переглядываются, и заговорить решается Жан. Задумчиво изогнув бровь, он пытается подсчитать, сколько они уже потратили на двоих, и, наконец, выдаёт: — Чуть меньше половины у Саши и четверть у меня. А зачем Вам это? Ханджи не отвечает, машинально сжав ладони, будто пряча там радость. Она нашла помощь для Ривая: с таким количеством газа она сама поднимет его на стену без особого труда. Теперь дело остаётся за малым — добраться обратно и доставить задницу этого упрямого, раздражительного осла в госпиталь. Там о нём позаботятся лучше, чем сможет она. — Нам нужно спешить. Идём, по дороге объясню, — коротко выговаривает она. Не собираясь больше медлить ни секунды, разворачивается в нужном направлении и уверенно идёт туда. Путь пешком займёт больше времени, чем у них есть. Но другого выбора просто нет. Жан, непонимающе нахмурившись, жестом просит Сашу остаться на месте и спешит за Ханджи. Хватает её за плечо и поворачивает к себе. У него совсем нет намерения идти в неизвестность, даже если впереди идёт майор. Он её уважает, безусловно, но... — Может, вы всё-таки сделаете это сейчас? Ханджи пару мгновений смотрит ему прямо в глаза. А потом внутри будто что-то срывается, в одночасье рухнув куда-то вниз. — Там, — она резко освобождается из хватки Жана и указывает на далёкие северные ворота, — сейчас Ривай. Он серьёзно ранен, а полиция не собирается рисковать своими задницами, чтобы спуститься за ним. И я понятия не имею, сколько у нас времени, прежде чем мы доберёмся до него и спасём. У нас нет на всё это ни минуты, Жан! Выдохнув, она собирается добавить ещё пару слов, но замолкает. Запала, послужившего отправной точкой этой маленькой истерике, больше нет. И, признаться честно, она не знает, правильно ли поступила, высказав сейчас всё Жану. Он не виноват ни в чём, просто оказался не в том месте и не в то время. Но, с другой стороны, ей стало немного легче. Правда, до сих пор в буквальном смысле ощущает, как время утекает сквозь чуть подрагивающие пальцы. Она тратит его впустую, и никто не выделит ей ни секундой больше. «Пожалуйста, Жан. Пожалуйста...» Просить дважды не приходится. Коротко кивнув, Жан взмахом руки подзывает Сашу ближе, а потом, заложив два пальца в рот, свистит громко и пронзительно. Ханджи вздрагивает, но уже в следующую секунду готова сжать молодого разведчика в благодарных объятиях. Причина до банальности проста — из-за ближайшего поворота, как по мановению волшебной палочки, появляются две лошади, почти не уставшие и готовые к новому марш-броску. Негромко всхрапнув, они останавливаются рядом с ними, и Жан ласково треплет одну из них по холке. — С этим получится быстрее. Ханджи порывается сказать что-то, выплеснуть ту дикую радость, иглой засевшую где-то в районе лёгких, но не может. Встряхнувшись, она поворачивается к Жану и кивает ему с лёгкой улыбкой, зная, что он должен её понять. Толком не может объяснить даже себе, откуда у неё такая жгучая вера в этого паренька, только от неё никуда не деться. И прямо сейчас он протягивает ей руку помощи и луч надежды. Не принять их равносильно смерти. Между тем Жан легко взлетает в седло, бросив поводья второй лошади подошедшей ближе Саше. — Я поеду вперёд на случай, если по дороге окажутся ещё эти твари, — и, глядя прямо в глаза Ханджи, добавляет гораздо тише и увереннее: — Мы успеем, майор. «Хоть бы ты оказался прав». Та поджимает губы, но ответить не успевает. Развернув лошадь, Жан срывается с места, практически мгновенно скрываясь в туче поднятой им пыли. Она всего секунду смотрит ему вслед, а затем следует его примеру. Саша оказывается за ней почти в одно время, и Ханджи почти сразу берёт с места в карьер. Не самый лучший вариант при двух седоках, но им сейчас нужно попытаться совершить невозможное. Наверстать упущенные драгоценные секунды. Ханджи продолжает неистово верить, но понимает, что играть по чужим правилам порой бывает слишком трудно. И она не знает, хватит ли сил. «Я должна успеть». Обратный путь кажется ей в два раза длиннее. Вокруг, насколько хватает глаз, продолжаются одиночные схватки, но титанов становится меньше. Никто не знает, какими потерями обернулась им эта вылазка. Их было слишком мало, чтобы дать отпор, а титанов, наоборот — слишком много, чтобы всем уйти живыми. И Ханджи, пролетая мимо исковерканного трупа и заметив окровавленные крылья на его спине, закусывает губу. Она не в силах сдержать слезинку, скатившуюся по грязной щеке, и предпочитает её не заметить. Термин «допустимые потери». Так, кажется, оправдывается обычно командование. В этот раз, правда, винить, кроме самих себя, некого. Вряд ли они смогут оправдаться перед собой. И если сейчас она не успеет — её собственные крылья будут ей уже не нужны. И когда они, едва вписавшись в поворот, стремительно несутся к стене, Ханджи понимает, что у неё в запасе один шанс из миллиона. Титан. Один из тех немногих, что каким-то чудом смог пробиться через яростную защиту разведчиков. Он нёсся прямо к стене, ничего не разбирая по дороге и почти не обращая внимания на то, что Жан вился вокруг него. Будто там, впереди, была его единственно важная и крайне нужная для жизни цель. Как раз в том месте, где, укрытый курткой, находился Ривай. Зло стиснув зубы и коротко выдохнув, Ханджи резко дёргает поводья. Испуганная лошадь встаёт на дыбы, едва не сбросив обеих всадниц, но ей плевать. Мгновенно оказавшись на земле, она почти насильно стаскивает Сашу. — Снимай, — требовательно выговаривает она, показывая на баллоны. — Но... — явно растерянная и испуганная Саша не в силах настолько быстро взять себя в руки. Её расширившиеся от ужаса глаза заводят Ханджи ещё больше. — Снимай! — повышает голос до грубого окрика, а затем, поняв, что это бесполезно, начинает лихорадочно срывать с Саши крепёжные ремни. Пальцы обдираются в кровь о металлические пряжки, они застревают, но она продолжает упорно, до тех пор, пока оба баллона вместе с оружием не оказываются в её руках. Огромным усилием воли старается сосредоточиться на деле, чтобы не оглядываться. Не впадать в панику и шок, как Саша, от которой сейчас никакого толку. Успокоиться. Вдохнуть поглубже. Снять собственные пустые баллоны. Надеть систему на себя. На это нужно... чёртов ремень! Около двух минут — её личный рекорд. Ханджи дышит размеренно, пытаясь не прислушиваться, боясь услышать единственный звук, который пугает её больше всего — хруст человеческих костей. Это будет означать только одно. А пока она его не услышала, у неё есть шанс. Наконец, справившись с системой, она снова оказывается в седле и заставляет животное стремглав мчаться вперёд. Для прыжка нужна опора, и лошадь подойдёт как нельзя лучше, да и время, необходимое для сокращения дистанции, сэкономит. Хоть какое-то преимущество. Сейчас Ханджи уже не думает ни о чём. Каждый раз, когда попадает в гущу боя, мысли отключаются сами собой, оставляя единственную жажду, ведущую её на этом кровавом пути войны. Движения выверены и точны, каждый вдох — ещё один толчок к победе. Нужно снова поставить на карту всё, с той лишь разницей, что сейчас это чужая жизнь. Не доехав до титана пары десятков шагов, Ханджи слегка снижает бешеный бег лошади. Поднявшись в седле, она отсчитывает ровно три секунды — и прыгает. В её поле зрения не попадает стена, до которой титан добрался; там не оказывается Жана, упавшего на землю от очередного удара титана и сломавшего позвоночник. Не оказывается там и Ривая. Всё, что она видит — голая, незащищённая шея твари, которая самым наглым образом пытается отобрать у неё последнего дорогого человека. Она ведь даже не успела ему ничего сказать, чёрт возьми! За секунду до того, как лезвие смачно вгрызается в тёплую, живую плоть, Ханджи видит Ривая в руках титана. Беспомощного, слабого, такого беззащитного, будто тряпичная кукла. Кукла, которую так просто разорвать напополам. На землю они падают почти одновременно. Последнее, что мелькает вспышкой перед её взором — кровь на эмблеме плаща Ривая. В этой игре время одерживает сокрушительную победу. *** Ханджи просыпается внезапно, будто от удара. Резко садится, слепо шаря глазами по полутёмному помещению и хватая воздух сухими губами. Кошмары снились ей часто и раньше, но этот... не такой, как другие. Этот наполнен таким жутким ощущением реальности, что она до сих пор чувствует, как ломается тело от падения с высоты. И даже сейчас, после пробуждения, что-то холодное и склизкое мешает нормально вдохнуть, стискивая горло стальной хваткой. Ханджи с трудом сглатывает и оглядывается вокруг уже осмысленно, стараясь понять, который час. В комнате темно, но сквозь зашторенные занавеси тонкими полосками пробивается свет, ложась на неровный деревянный пол. Значит, уже утро. Ханджи кривится, корча лицо в гримасе. Вчера вечером Ривай клятвенно обещал её разбудить... Ривай. Холодный пот прошибает Ханджи и она, уже поднявшаяся с кровати, покачивается. Яркие картины гибели капрала против воли встают перед глазами одна за другой, и у неё никак не получается это прекратить. Всё, что она сейчас видит — разорванная плоть и кровь. Всюду, где только можно. Везде его кровь. Осторожно продвигаясь по стене, она добирается до ванной и долго умывается холодной водой, но помогает плохо. Разве что перестаёт мутить. Такого раньше не было. До этого кошмары всегда развеивались вместе с пробуждением, а сердце не колотилось так бешено, словно предупреждая об опасности, о которой она и не догадывается. Даже не потрудившись протереть лицо, Ханджи возвращается в комнату и с трудом натягивает штаны и рубашку, застегнув её лишь на половину пуговиц. Она должна найти Ривая. Он разберётся с этой дрянью. «С ним ведь...» Спуск с лестницы второго этажа оказывается куда сложнее, чем она ожидала. Поэтому свежий воздух и солнечный свет оказываются поистине живительными. Кое-как распахнув тяжёлую дверь казармы, Ханджи замирает, дыша глубоко с закрытыми глазами. Потихоньку, откуда-то изнутри поднимается тепло, но его слишком мало, чтобы рассеять остатки этого страшного видения. Ей до сих пор кажется, что его кровь — на её руках, а сквозь пальцы медленно просачиваются минуты уже не их жизней. Она всё-таки не успела. — Ты что тут делаешь? Ханджи распахивает веки быстрее, чем успевает подумать. Встретить капрала здесь, живого и невредимого, получается гораздо ошеломительней. Приходится вцепиться в косяк двери, чтобы не рухнуть прямо тут и не перепугать его окончательно. А то, что он напуган — понятно и без слов. Хотя оно и не удивительно: растрёпанная, бледная, полуодетая майор Ханджи Зоэ в состоянии довести до сердечного приступа кого угодно, хоть самих титанов. Только вот Ривай отнюдь не напуган. Озадачен, не более. Ну и, может, обеспокоен. Чуть-чуть. И совершенно не понимает, какого чёрта творится с женщиной, которую он всего пару часов назад оставил в постели. Быстро сократив разделявшее их расстояние, он аккуратно берёт её за плечи и слегка встряхивает. — Эй, Ханджи! Что случилось? А ей даже отвечать не хочется. Всё, что мучило и душило после пробуждения, исчезает практически мгновенно. И всё, что сейчас может — сказать «спасибо» за помощь. За спасение. В который раз. — С добрым утром, капрал, — с этими словами подаётся вперёд и обнимает его. Крепко, так, чтобы у него не было возможности вырваться ближайшие пятнадцать секунд и увидеть её слезы. Сейчас она не готова дать ему ещё один повод для насмешек. Это всего лишь простая благодарность. Время пока на их стороне.