Рассвет

Два часа после рассвета. Дождь. Мао. На такую безжалостную ненависть способны только дети. Обида, зависть и злость на собственное бессилие заставляют Суо сжимать край старого одеяла, пока не белеют кончики пальцев. Она пристально смотрит в угол старого ангара, где дождь сквозь поврежденную крышу равнодушно отсчитывает время. - Под таким взглядом капли должны испаряться, - я перевожу взгляд на Суо. Она зябко кутается в истершееся полотно, лежа на грязном матрасе. Кажется, промокшая одежда на ней еще не высохла, но она и не думает ее снимать. – Что у вас произошло? - Не твое дело, - отвечает Суо хриплым голосом. - Так и будешь здесь лежать? - Да, - она тянет пахнущее пылью одеяло к рыжей макушке, но в соседнем отсеке раздается шорох, и она полностью меняется. Суо осторожно оборачивается на звук, в ее широко распахнутых глазах мечется мучительная тревога. Шорох газетных страниц. Шаги. Ее голова падает обратно на неуютную постель. Суо поспешно ныряет в душную темноту под тканью. Хэй направляется к выходу, сжимая в руке свернутую газету. К Суо он даже не оборачивается. Странно, ему будто неинтересно, проснулась ли девочка, и на месте ли она. - Ты куда?! – вскакивает Суо одновременно со скрипом двери. - А в чем дело? – его лицо словно маска не выражает никаких эмоций. Суо вдруг начинает дрожать. Должно быть, на сквозняке мокрая одежда превращается в орудие пытки. Она сжимает кулаки и смотрит в сторону, отчаянно борясь со слабостью и смущением. - У меня кончились деньги!!! Нам нечего есть!!! Я… Вдруг она будто перестает дышать: Хэй выкладывает на стол купюры. Много купюр. Больше, чем надо на еду. Гораздо больше. Неужели… - Этого должно хватить. Плюс то, что ты сэкономила. Он кладет газету на стол. Поверх нее – деньги. - Хэй.., - ее голос неожиданно слабеет, наполняясь то ли сожалением, то ли мольбой. - Что? Вместо ответа она смотрит в пол. Дверь закрывается. Неизбежная тишина продолжает делиться на отрезки равномерным стуком проникающего в ангар дождя. Четыре часа до рассвета. Сильный ливень. Мисаки. Она склоняется над рулем, щуря глаза. Веки горят от долгого рабочего дня, да к тому же погода… Еще час назад из окна управления она смотрела на звезду одного из контракторов, а теперь вместо фальшивок покуда хватает взгляда простирается угрожающее черное полотно. Яростный поток стремится раздавить город, и когда, казалось бы, сильнее лить некуда, вода обрушивается с новой силой. Мисаки вздрагивает. Мелькает мысль, что еще немного и на кузове появятся вмятины. Она думает, уж не контрактор ли это устроил, останавливая машину на светофоре. Он совсем рядом, но из-за плотной стены дождя цвет сигнала не различить. Она глушит двигатель и со вздохом снимает ремень безопасности: лучше переждать пик грозы у обочины. В этот момент распахивается дверь со стороны пассажирского сиденья. - Суо?! Ребенок смотрит на нее, но не двигается. Волосы прилипли к мокрому лицу, одежду можно выжимать, но девочка этого будто не замечает. От ее блестящих глаз, от странной улыбки Мисаки становится не по себе. Она хватает лежащую под стеклом газету и выскакивает под дождь, накрывая голову. Все бесполезно: ледяной душ тут же забирается под одежду. Суо следит за ней, пока Кирихара торопливо обходит машину. - Суо?! – повторяет Мисаки и берет ее за руку. – Что ты здесь… Неожиданно Суо утыкается в нее, сжимая полы пиджака. Ее плечи дрожат. Мисаки пытается отстранить ее. - Что с тобой?! Эй! – она старается перекричать шум миллиардов разбивающихся капель. – Ты же горишь вся! Офицер с трудом пересаживает ее в машину и возвращается на свое место. После того, как двери закрыты, становится тише. Она оборачивается к пассажиру: Суо, сжавшись в дрожащий комок, прижимает руки к лицу. - Ты вымокла до нитки, - Мисаки заводит двигатель. – Нужно срочно сменить одежду и выпить горячего чая. Я отвезу тебя к себе домой. На тебя смотреть больно. Как ты оказалась на улице? Как с вами обращается Би Кей 201? Где он вообще?.. Суо молчит, глядя на пляшущие перед ней стеклоочистители. На ее лице дрожит все та же странная болезненная улыбка. - Суо?.. - Я не хочу, чтобы все изменилось. Это ведь мои единственные настоящие воспоминания. У меня нет ничего кроме них. Ничего. Мисаки бросает на нее опасливые взгляды, не зная, что сказать, и чувствует облегчение, когда девочка замечает промокшую газету под стеклом и с любопытством разворачивает ее. Дождь, кажется, стихает. Мисаки расстегивает верхнюю пуговицу блузки, чувствуя, как успокаивается сама. Машина останавливается на очередном перекрестке. И в этот момент, прежде чем Кирихара успевает понять, что произошло, Суо распахивает дверь и вылетает на улицу. Она в два счета пересекает пустую встречную полосу и, перемахнув через перила, исчезает. Мисаки кажется, что сердце остановилось. Она бросается за девчонкой и перевешивается через перила. Чуть ниже моста блестят мокрые крыши разномастных портовых ангаров. Четыре часа до рассвета. Ливень. Бар. - Виски? Водка? Конъяк? Коктейль, может быть? Ну, согласись, глупо прийти в бар и не заказать спиртного, - всплескивает руками с безупречным маникюром. – Ах, только обрадовалась, что даже в такую погоду нашелся посетитель, а это снова молчун. Сегодня просто ночь молчунов. Сначала девочка, теперь ты… - Девочка? - Девочка, - поправляет парик. – Потерянная и промокшая до нитки девочка. Твоя сестра, если я правильно помню. Как вы с ней в дверях не столкнулись… - Что она здесь делала? - Ничего. Сидела за тем же столиком, что и ты, только напротив, и молчала. - Она совсем ничего не говорила? - Нет. В этот раз нет. А раньше, кстати, строила планы сбежать от тебя. Так что следи за ней. - Ей здесь не место. Тут слишком опасно, а она не такая, как мы. Совсем. - Ну, так отправь ее домой. - У нее нет… У нас нет дома. - Любопытная вы, должно быть, семейка… Локти с ожиданием легли на стойку, но посетитель поднялся, направляясь к выходу. - Уходишь? Так ничего и не закажешь? Хэй остановился. - Стакан воды, пожалуйста. Восемь часов до рассвета. Ветрено. Июль. Суо сидит за столом и делает вид, что ей скучно. Под щекой - кулачок. - А почему мы больше не тренируемся? – спрашивает Суо. Тишина. - Мне кажется, я умею слишком мало для контрактора, - говорит Суо. Тишина. - Или этого уже хватит? – спрашивает Суо. В интонации прорывается раздражение. Тишина. - Куда ты сегодня уходил?.. Мы выполняем чье-то задание?.. Почему мне ничего не поручают? Я больше не нужна? Я не понадоблюсь?... Суо перестает осторожно коситься на Хэя, и выпрямляется на своем месте. Она хочет что-то сказать, но переводит взгляд на меня, и ее глаза расширяются от удивления. Я опускаю голову. Над водой в моей кружке колеблются неясные синеватые очертания. - Вы собираетесь бросить меня, потому что у вас есть Инь? – кричит Суо. - Что? Хэй немного удивленно отворачивается от окна. Его внимание еще сконцентрировано на собственных мыслях, и он не замечает духа-наблюдателя. И тогда Суо вскакивает и перевешивается через столешницу. Она хватает воротник его куртки так, словно собирается устроить драку. А затем ее затылок заслоняет от меня его лицо. Дух Инь, колеблясь, тает в воздухе. Судорожный вдох Суо. Она все еще висит над столом, стоя на стуле. Ее пальцы держат куртку Хэя. Хэй и Суо смотрят друг на друга совсем не так, как во время разговора. Мне сложно описать это, но даже если бы она выпустила его одежду, их держал бы этот взгляд. А затем она пугается. Ее глаза становятся шире. Мне кажется, Суо сейчас заплачет. Она срывается с места и вылетает на улицу. Последний час перед рассветом. Мелкий дождь. Инь. Легко найти, но оставаться нестерпимо мучительно: тяжело двигаться, почти невозможно чувствовать. Как будто здесь вода превратилась в нефть. Один спектр эмоций, вызванных целой гаммой чувств. Ревность. Зависть. Страх. Боль. Даже тысячи километров между нами не скроют того, как неизвестность рвет ее душу на части. Ей холодно. Вокруг нее сквозняк, пустота и дождь. Она ненавидит их. Она ненавидит меня… Хэй? Она меняется, отдавая последние силы тому, чтобы впитать шаги пришедшего. И мне в этой воде становится легче, но не из-за нее. Она только притворяется, что спит. Я чувствую ее острый страх, она боится, что ты дотронешься до нее. Но вода… Хэй, это… Это из-за тебя. Тревожность, но ее почти не увидеть за этой всепоглощающей нежностью и восхищением. Но затем – вспышка и темнота. Ты пинаешь ногой пустую бутылку, когда тебе кажется, что она пошевелилась. Звон. Ты подхватываешь еще и задеваешь ей предметы по пути к постели. Почему мне так больно смотреть на этот спектакль? Ты замираешь перед кроватью: на ней нелепо развернута газета с рекламой на развороте, обведенной красным маркером. Авиабилеты до города, где нахожусь я. Города, где находится Изанаги. Где находится Сион. Вода снова меняется. Ей больно, пока она прислушивается к тишине. Она сожалеет, что раскрыла карты насчет побега. Она ждет, что ты спросишь ее об этом, что остановишь ее. Но ты молча убираешь газету в сторону и ложишься спать. Десять часов после рассвета. Пасмурно. Хэй. Дождь не смог изменить этот город. Нет, разумеется, отовсюду из радиоприемников сыпались данные о разрушениях и каком-то небывалом числе жертв, но все оказалось напрасно. На грязных улицах – вчерашнее копошение с опасливыми взглядами по сторонам, терзаемый сквозняком мусор и провалы окон с разбитыми стеклами. Все то же, будто и не было этой ночи. Но я уже битый час ищу место, которое спрячет меня от мучительной необходимости повсюду натыкаться на угнетающую безрезультатность случившегося. Бары пусты. Я обхожу один за другим и встречаю всюду лишь притихший персонал. Почему-то сегодня мне становится тошно от беспорядочно расставленных столов с липкими кругами от стаканов, от затхлых тесных залов с плохим освещением, и я иду дальше. По крайней мере, мне не приходится тащить за собой ее. Да она бы и не выдержала такой прогулки. Хотя, будь она здесь, этой бы прогулки и не было, но думать об этом сейчас не нужно. В конце концов, других выходов не оставалось, Суо. Суо. Я почти физически ощущаю тепло нагретых солнцем волос под своей ладонью. Пытаюсь выбросить воспоминание из головы, но, находясь между безликими домами, нависшими над улицами, вдыхая пыль истлевших вещей даже на берегу, сделать это не так-то просто. Приходится признать, что мое убежище уже давно со мной. Мне хочется надеяться, что ее нынешнее разочарование – наименьшая плата за выход из игры. Как иначе можно было сберечь эту беззащитную нежность, эту искренность здесь, в домах с выбитыми стеклами, в разграбленных отелях и в опустевших портах всех стран мира? Только отделив. А горечь скоро сотрут новые воспоминания и чувства. В конце концов, исполнится ее мечта увидеть семью. Нужно двигаться дальше, но я иду в другую сторону, снова к портовым складам. Там, может быть, осталась газета с расписанием рейсов. Пытаюсь заметить следы, но перед помещением, где мы виделись в последний раз, – бетон. Я собираюсь открыть дверь, но останавливаюсь. Прислоняюсь лбом к ледяному металлу. Дверь не заперта. В наступающих сумерках видна падающая изнутри полоса электрического света. Я не знаю, почему у меня вдруг теряются силы, почему вместо того, чтобы сделать шаг и все узнать, я только вслушиваюсь в тишину. Безупречная жертва. Но больше я и не хочу сражаться, Суо. Суо… Я делаю шаг и застываю на пороге. - Это что? - Ужин, - Суо сидит на ящике у входа, прижимая колени к груди. – Купила по дороге в аэропорт. - А как…, - я развожу руками, все еще переводя взгляд с одного края стола из ящиков на другой. - Там как раз оставалось немножко денег на доставку. - Суо… - На, - она протягивает мне приборы. Мне стоит огромных усилий оставаться спокойным. И я кладу ладонь ей на макушку.