Мойры

— Разорви. — Не могу. — А кто может? — Она сама. — И как ты это представляешь?! Она готова была отказаться от всего, лишь бы не расставаться с ним. — Не понимаю причины твоей тревоги. Она уже не единожды жертвовала собой, всего лишь сделала это в очередной раз. Любовь, что поделаешь. Но Шарр’риоран знала собеседницу не просто очень долго, а с самого рождения оной. Младшая сестра даже спустя тысячелетия будет оставаться младшей сестрой. И как бы она сейчас она не пыталась увильнуть от разговора, назревавшего не одно столетие, пришла пора расставить все чёрточки рун по местам. Аллаорин бросила на старшую родственницу выжидающий взгляд из-под ресниц. Сознаваться в собственной ошибке не хотелось. Очень. Особенно когда из-за этой ошибки может погибнуть целый мир. Их мир. Взлелеянный и выращенный из крупицы мира Изначального, где, собственно, и родились богини. В этом мире они всемогущие Демиурги (чья мощь в итоге оказалась бесполезной), а там — дома — они не более чем недавние студентки-выпускницы. По крайней мере, были ими до добровольного заточения. Но сейчас собственное волнение не стоит ровным счётом ничего, важна лишь хрупкая жизнь, что готова вот-вот сорваться вслед за одним невезучим квартероном. — Лао, я спрошу один-единственный раз, но если не ответишь, то не сама полезу в твою голову, а подсуну моему сыну. Как ты думаешь, под силу ему сломать защиту бога? Мать Всех Эльфов побледнела. Где не поможет грубая сила, гениальный разум найдёт лазейку. И помощи ждать не откуда. Как бы она не любила своих детей, ни один из них не мог сравниться с Шоном тер Дейлом. А значит, не смогут защитить её от этого мага. Да и станут ли — спорный вопрос. — Спрашивай, я расскажу абсолютно всё. — Что такое на самом деле любовь-судьба?

***

Глаза цвета лесного озера бездумно глядели в по-летнему яркое небо. «Ему больше не суждено подняться туда. Он никогда уже не распахнёт свои крылья навстречу ветрам. Не окунётся в этот бескрайний простор. Имею ли я право на это? После всего, что случилось? Не спасла, не уберегла — будь я рядом, ничего не случилось бы. Даже сейчас, вместо того, чтобы лежать рядом с родителями, он бы скакал по плацу, отрабатывая новые приёмы, или сидел рядом с книгой по фортификации на коленях. А может, обнимал бы меня со спины, прижимая к себе очень крепко, отчего моё сердце трепетало пойманной птицей. Или целовал бы меня сладко-сладко, как никогда уже никого не поцелует. Зачем он любил меня? За что? Он не заслужил подобной судьбы. А если бы влюбился в Брианну — тогда всё случилось так же? Или бы остался в живых? Если да, то пускай мне было больно: только бы жив остался. Лишь бы…» Мысль оборвалась, замерев привычной тяжестью в груди, заняв место, где раньше находился внутренний источник. Время остановило свой бег в тот самый миг, когда престало биться сердце Аскани. Существует ли средство, которое заставит его идти дальше? Пусть, оно ей всё равно ей это не нужно. Она заслужила. Ведь именно она виновата в смерти своего последнего родича. Та крохотная часть сознания, которая ещё не была похоронена в сугробе из вины и сожалений, отметила время. Сейчас придёт Бель — сегодня её очередь, — и нельзя, чтобы императрица услышала эти мысли. В прошлый раз, не сумев переубедить Тим, все три сущности женщины ругались. И стоило хоть одной из них заметить покаянные или просто депрессивные мысли, как все трое — женщина, единорог и дракон — выражались так, что, будь девушка в себе, её уши горели ярче фонарей. — Опять? Мири, милая, хватит себя винить. Четверо сильнейших магов Империи были не в силах ничего изменить, так почему ты считаешь, что у тебя что-нибудь вышло? Тут даже боги бессильны… — Не надо больше рычать. — Не сходи с ума, Мири, твоей драконице нужна поддержка, она ещё не оправилась. — Её больше нет. — По крайней мере, юная герцогиня на это рассчитывала. Если расплачиваться, то в одиночку. — Сколько прошло времени — дней десять? Если за это время она ни разу не отозвалась, значит, её больше нет. Ушла вслед за Асом и его драконом. Это правильно. Я не заслуживаю крыльев. А она не должна страдать из-за меня. — Что за бред ты несёшь! Поднос с едой шумно встал на тумбочку. Астер устала терпеть. И хотя она знала, что сейчас Тим невыносимо больно, дальше так продолжаться не могло. Тишину, что поселилась в комнате, разорвал звук хлопка. Раз, второй. Пощёчины градом посыпались на незащищённую кожу лица, окрашивая в ярко-красный. Голову откидывало назад от каждого удара, но взгляд девушки продолжал оставаться холодным, безучастным к происходящему. Зима поселилась в её сердце: не ослепительно-прекрасная, от чьей красоты захватывает дух, а уродливо-равнодушная, крадущая чужие жизни. В ней нет места теплу и жизни, там смерть правит бал. Первой не выдержала Бель. Императрица обессилено опустилась на колени перед Тими. Мысли женщины обратились в далекое прошлое — в момент, когда её сердце разлетелось на осколки. И хоть Тиану смогли спасти, она до сих пор помнит, какие чувства испытывала. Именно те минуты (хотя тогда казалось, что это длиться вечность) помогли осознать, насколько он ей дорог. Бель никогда не делилась этим с кем-то другим. Даже мужьям она не позволяла заглянуть в собственную бездну. Может, пора уже сбросить оковы безмолвия? Кто как не этот ребёнок поймёт Астер? «Никто. — Голос Нары оказался непривычно тихим. Элги поддержала подругу тихим, наполненным печалью, ржанием. — Да и какой она ребёнок?». Чужие мысли проникли в голову Тим совершенно неожиданно. Погруженная в пучину отчаяния и самоуничтожения девушка не обращала внимания на происходящее вокруг, собственное тело и его потребности тоже перестали представлять какую-либо важность. Приходили Бель и Тиану, изредка заходил Арден, но им не удалось ничего сделать. Драконица, на которую обрушились эмоции человеческой части, по началу скулила где-то на краю сознания, однако вскоре замолчала. Сейчас же, когда на снежную пустыню безразличия налетел огненный вал чужих воспоминаний, герцогиня Сайгирн очнулась. Плотина, за которой скрывались чувства, слетела под двойным напором. Её остатки с пугающим энтузиазмом доламывала крылатая сущность. Драконица устала. Свою потерю она оплакала ещё в первый день и вскоре отпустила. Ей есть ради чего — и кого — жить. Впереди так много интересного и неизведанного, так зачем запираться в панцирь тоски? Разве этого бы хотел сам Ас? Нет. Ещё несколько месяцев и она расправит (наконец-то) крылья! Её ведь ждут, очень ждут! Мрак, что один, что второй, каждую ночь приходили к усыплённой Тимиредис и звали. Мощный рык чёрного дракона пробивался даже сквозь ледяную скорлупу, куда была насильно втиснута драконица. Как ему это удалось — непонятно. Императорских драконов она слышала едва-едва, не находя сил на ответ. Странная связь, образовавшаяся ещё между людьми, окрепла, придавая сил. Ростки любви, которые одно время безуспешно пытался подрезать Шон, за две недели сформировались в пока не раскрывшийся бутон. А ещё они говорили. О западных ветрах, о драконьих горах и о множестве других прекрасных вещей, которые ей предстоит увидеть. Всё это помогало не сдаваться. Внутренняя борьба продолжалась слишком долго, чтобы обращать на неё внимание. Тим, придя в себя, рухнула на пол рядом с Кибелой. Невыплаканные слёзы вырвались наружу, заставляя сжимать и без того крепкие объятия. Ласковая рука невесомо гладила спутавшиеся волосы, принося иррациональное облегчение. Не было пустых слов утешения и просьб успокоиться — женщина терпеливо ожидала окончания истерики. Тьма, долгие годы прятавшаяся в бездне разума, в последний раз подняла уродливую голову. Беззубый рот раскрылся в издевательской усмешке, и Она исчезла, пообещав когда-нибудь вернуться. Безобразный лик столь ясно предстал перед глазами Астер, что она сильнее прижала к себе рыдающую девушку. Нара оскалила клыки. Наконец чужеродное нечто ушло. Вот только вернуться ему никто не даст. Не дожидаясь ничьих просьб ало-золотая драконица послала зов, не рассчитывая на ответ. Каково же было её удивление, когда ответ пришёл. Да такой мощный, что его услышали не только женщины. Шон, занимающий соседнюю комнату, замер над бумагами. Замерли и его Мраки, чтобы в следующее мгновенье помчаться на зов. Чёрный дракон радостно заревел, вкладывая в ответ всё счастье, облегчение и надежду, что испытывал в этот момент. Ворон выкрикивал что-то на птичьем языке, не менее эмоциональное, лишь человек сохранял внешнее спокойствие. Медленно, словно боялся резким движением спугнуть удачу, он поднялся из кресла и направился к Тимиредис. Сердце, казалось, бьётся через раз, будто тоже не верит в случившееся. Она пришла в себя. Мужчина остановился у приоткрытой двери, не решаясь войти. Его взгляд приковала хрупкая фигурка. Её рыдания не затихали. Наоборот, казалось, что они становятся всё сильнее и отчаяннее. Это было невыносимо. Хотелось вырвать свою девочку из чужих объятий и прижать к себе. Но разве он может? Имеет ли право отнять свободу выбора? Как удобно — подставить плечо в трудный момент и всё — она твоя. «Нет. Чего бы не желал, я не должен причинять ей ещё большую боль». Мудрый маг, чей гений прославился на весь континент и за его пределы, в делах сердечных, когда они касались его самого, порой проявлял несусветную глупость. Но там, где даёт слабину человек, не отступает дракон. Решительно завладев телом, Мрак преодолел разделявшее их расстояние. Словно почувствовав, Тим подняла покрасневшие глаза на герцога. Тёмные от горя, полные невыплаканных слёз, они были прекраснее всего, прежде виденного Шоном. Тонкие руки тянулись за единственной опорой в этом обрушившемся мире. Их ладони встретились на полпути, а в следующий миг, они исчезли с лица планеты.

***

— Как тебе это вообще в голову взбрело, объясни мне на милость! Это против правил, даже боги Любви не имеют права навязывать истинную пару. Кем ты себя вообразила? Мы создали этот мир, но не нам управлять душами его жителей! — Именно поэтому молчала. Я всё еще помню правила и даже не думала их нарушать. Просто дала немного воли миру. И любовь-судьба — не насилие. Они просто подходят друг другу, пусть и влюбляются, ещё не осознавая этого. Можно сказать, что такая любовь соединяет тех, кого можно назвать половинкой в пределах одного мира, а не вселенной. Хотя, признаю, эта связь сильнее естественной. — А тройственные связи? Или хочешь сказать, что это соединение половинок и из мира и ещё одной половины вселенского масштаба? Звучит как глупость. — Поменьше сарказма, Арри. В твоём звучании и впрямь выглядит отвратительно. Но я не одна так делаю! Ещё когда учились, я знала одного бога, чьи подопечные умудрились разорвать связку пары-вселенной (надо будет придумать более благозвучное определение), чтобы властительница осталась с половинкой из мира. Ради самого мира, ради его жителей. Не во всех мирах и расах принимают браки, когда несколько жён или мужей. И знаешь, я горжусь, что у нас на это смотрят спокойно. Так они могут быть счастливыми, не разрываясь на части от необходимости выбора! Мать всех Драконов устало опустилась в кресло. В чём-то сестра права, с какой стороны ни посмотри. Зато в другом… Как бы ни было принято и среди богов, и среди смертных манипулировать чужими чувствами для достижения собственной выгоды, Сила Любви была и оставалась тем, к чему прикасаться с корыстными целями было равно смертному греху. Можно сколько угодно оправдывать себя и свои действия — на смертном судилище, которого не избежать даже богам, эта провинность будет перевешивать большинство благих дел. В том числе мир, особенно если у него есть сознание, рано или поздно заплатит. Она не желает такого Аллаорин. И их детищу тоже. Видит Всевышний — не желает. Но сделанного не возвратить и не исправить. — Хорошо, последний вопрос. Кто помог тебе предварить план в жизнь? Лао, что совсем ей несвойственно, втянула голову в плечи и вся сжалась. От догадки у Шарр’риоран едва не остановилось сердце. В каждой вселенной, в любом из существующих миров были те, кого называли Плетельщицами Судеб. Они выше богов — создателей миров, они властны над Творцами — созидателями вселенных и галактик. Ничто сущее не в силах укрыться от их слепого и в то же время всевидящего взора. Они есть жизнь. Они есть смерть. Они есть посмертие и перерождение. Никто не может им указывать, никто не смеет их просить, ибо они неутомимы и не ведают жалости. Их вмешательство давало надежду и ужасало. Необратимых последствий последовать не должно, это благо. Но что такое посмертие богини по сравнению с волей Плетельщиц? Так, шахматная фигурка в ловких руках. Даже не королева. Противиться бесполезно. Отступать некуда. Остаётся лишь смириться. — Я тебя поняла, — женский голос звучал глухо. Мать Всех Драконов на бесконечно долгий миг показалась жалкой, не способной ни на что смертной. Смертельная усталость навалилась на неё, захотелось послать всё в Пустоту и просто исчезнуть. Ужасно заломило в висках, на плечи словно положили гранитную гору, задрожали руки. В горле застрял комок, захотелось разрыдаться, чтобы пришло хоть какое-то облегчение, но слёзы не шли. — Арри? — жалобно и беспомощно, совсем как в детстве. Тысячелетия спустя, она вновь предстала малюткой, только что потерявшей родителей в кровавой бойне. — Всё будет хорошо, милая, мы справимся.

***

Её маленькое исхудавшее за эти дни тельце изо всех прижималось к мужчине, оплетя его руками и ногами. Герцог, костеря себя на всех языках мира, не сдержал покаянного стона. Та, в чьих ослабевших руках находилось сердце мага, как никогда нуждалась в его поддержке. А он сбежал. Сбежал как последний предатель, лелея ничего не значащие мысли, что это для её же блага. Великая Мать, как он мог?! Почему ты допустила это?! — Прости, маленькая моя, прости, что не пришёл раньше. Я был таким глупцом! Тер Дейл искренне молил о прощении, но не это нужно было Тим. Она заранее простила ему всё и даже больше. Ей просто необходимо услышать нечто иное. То, что никогда прежде ни от кого не слышала. И разобрав безмолвную мольбу по движению губ на своей коже, Шон поклялся. — Клянусь, Тими. Я никогда тебя не оставлю. Куда бы ты не спряталась и не убежала, я найду тебя, слышишь? Ничто и никогда не разлучит нас. Пока бьются наши сердца, по доброй воле не откажусь от тебя. Даже когда умру, я стану лучом солнца, запутавшимся в твоих волосах, ветром, касающимся твоих губ, светом звёзд, на которые ты смотришь по ночам. Бесплотным духом, следующим за тобой. А пока я жив, сделаю всё, чтобы слёзы на твоих глазах, были лишь слезами счастья. Чтобы горе больше не коснулось твоего сердца. Чтобы ты жила так долго, что сегодняшние дни станут древней историей, покрытыми пылью тысячелетий. В любом из существующих миров, в каждом последующем перерождении я буду стремиться воссоедениться с тобой. Только и ты должна поклясться. Самой страшной клятвой, какую сможешь придумать. Впитывающая каждый звук хриплого взволнованного голоса девушка отстранилась ровно на столько, чтобы видеть глаза мага. Зачарованно вглядываясь в знакомый космос, она готова была поверить каждому слову, срывающемся с дрожащих губ. Кому как не ему можно верить в этом безумном мире? И боль отступила. Ушла, растворившись, словно её и не было. Отчаяние, столь долго державшее её в плену, тоже исчезло. Зима, царившая в душе, сменилась весной, стремительно, словно нагоняя упущенное время, распустившей цветы покоя и надежды. Эта весна отражалась в прояснившемся взоре, в улыбке, кротко коснувшейся нежных губ. Девичье тело больше не походило на натянутую струну, в него вернулось тепло и мягкость. Маленькие пальчики, цепко цепляющиеся за мужские плечи, теперь в невиннейшей из ласк касались обнажённой кожи шеи и груди. — В чём? — голос охрип от рыданий, его почти не слышно. — Поклянись, что больше никогда не будешь винить себя в том, чего не совершала. Что больше не позволишь отчаянию поглотить тебя с головой. — Клянусь. А если не исполню клятву, то больше ни в одной из жизней не повстречаю тебя.

***

Три женщины невидящими взорами наблюдали за застывшими фигурами. — Ну что же, мы пытались. — Мы больше никак не можем воздействовать на их судьбу. — Даже косвенные способы теперь не сработают. Мойры, парки, Плетельщицы, Паучихи — тысячи названий одно значение. Безымянные свидетельницы истории, чья воля способна стирать вселенные, даже они не способны до конца разорвать узы, связывающие Истинные Половинки Целого. Бессильны перед самой слабой и самой сильной из всего существующего в мирах Любовью. Им, не ведающим чувств, не понять, что сердца, бьющиеся в одном ритме, способны выдержать любые испытания.