Наваждение, или Зовите меня Джейн Доу

Странная все-таки штука человеческая память. Схожие дни постепенно сливаются в единую безликую массу, из которой, лишь поднапрягшись, можно выделить отдельные фрагменты, а вот яркие моменты вспоминаются так четко, словно произошли лишь вчера. Сидя на окраине узкой лесополосы, я задумчиво рассматривала виднеющиеся вдали черепичные крыши домов Литтл-Уиннинга. Стоял ясный и довольно теплый летний вечер, как две капли воды похожий на вечер моего первого пробуждения в теле Гарри, только с одной маленькой поправкой – сейчас на дворе была середина июля одна тысяча девятьсот девяносто первого года. Что я могла сказать о прошедшем годе? Пожалуй, многое. Все же изучение магии – это не такое уж единообразное действо, даже если методично заниматься им изо дня в день. То, что волшебная палочка, хоть и со скрипом, но подчиняется мне, стало ясно в первый же день после получения письма из Министерства. Положение руки при создании заклинаний я отрабатывала на Люмосе, показавшемся мне наиболее полезным из перечня базовых чар, хотя постоянное поддержание источника света на кончике палочки все равно оказалось неудобным. В книге Купавы существовало схожее заклинание, названное «лучиной» и, в отличие от Люмоса, позволявшее подвешивать в воздухе автономный источник света, но до него я добралась только в сентябре, когда по ночам начались первые заморозки, ко мне пришло понимание того, что проснуться мне, похоже, все-таки не светит и надежнее будет приступить к окончательному обустройству в здешнем мире, а татуировки начали отзываться на произносимые формулы. Когда я в первый раз ощутила, как движутся по тонким линиям на коже теплые потоки энергии, концентрируясь на кончиках пальцев, это стало для меня куда большей победой, чем первый удавшийся Люмос, хотя заниматься перенастройкой сторожевой системы татуировок в тот момент я все же не рискнула, решив для начала сосредоточиться на отработке простенькой магии. Кстати, в найденной в избушке родовой книге заклятия, пригодные для использования в бою, так же не попадались, зато много внимания было уделено разного рода целебным заклинаниям и чарам-оберегам. Что-то боевое определенно было в книгах, хранящихся в «Гринготтсе», но, полистав их во время очередного посещения Косого переулка, я полюбовалась на ажурные плетения силы, облизнулась, как лиса на виноград, и пришла к выводу, что такого мне пока не потянуть. Освоение палочковой магии шло ни шатко, ни валко, став несколько легче после того, как мне удалось – исключительно по какому-то наитию, поскольку ни в одной из прочитанных книг такого не упоминалось – понять, что принцип сотворения заклинаний в европейской школе чародейства и волшебства таков же, каков и в славянской, только вместо линий татуировок энергию следует направлять по линиям магической субстанции, содержащейся в сердцевине палочки. Правда, примерно в это же время для меня ребром встал вопрос: куда девать палочку в промежутках между использованиями. Таскать в кармане не хотелось, поскольку было попросту неудобно, к тому же не верилось, что за пару тысячелетий использования орудий труда маги не додумались придумать для них каких-нибудь чехлов сродни тем, что используются для мобильных телефонов. Результатом подобных размышлений стал визит к Олливандеру, который, едва услышав вопрос, перенаправил меня к мадам Малкин, а улыбчивая хозяйка «Мантий на каждый день» в свою очередь сразу подвела меня к прилавку, на который начала выкладывать разнообразные модели чехлов двух видов – поясных и крепящихся на предплечьях. В итоге я остановилась на втором виде, сочтя его менее бросающимся в глаза и лично для меня более удобным. В Лютный переулок я наведывалась еще несколько раз. В первый – чтобы сбыть Шеймасу еще два корня женьшеня из числа найденных среди тех самых, таинственным образом появившихся во время первой моей ночевки на родовом месте силы коробок с ингредиентами. Жалко было до жути, но иных способов пополнить бюджет, кроме как изображать из себя сборщика всего, что плохо лежит, я так и не нашла. Второй раз – уже после того, как в окрестностях избушки крепко лег снег, а в Лондоне началась мерзкая слякоть поздней осени – я приволокла во «Все для ядов» рог, который по справочнику магических существ однозначно идентифицировался, как принадлежащий минотавру. Греческая ли тварь что-то забыла посреди глухой тайги, или же там водились какие-то ее дальние родичи – об этом история умалчивала, однако рог я нашла именно что в лесу, километрах в десяти от избушки, на склоне горы, которую я прозвала Двурогой, среди курумника, медленно сползающего вниз от образованных серыми гранитами останцев близ одной из вершин. И уже потом, вернувшись домой, сидя перед натопленной печкой с кружкой горячего чая и рассматривая густо-черную с сизым налетом изящно изогнутую дуру длиною в половину моего нынешнего роста, я задалась вопросом, чей же именно рев слышался по ночам с месяц назад. Тогда я списала его на маралов, у которых как раз должен был начаться гон, однако теперь уверенности в этом у меня поубавилось. И еще очень интересно было бы знать, где сейчас бродит хозяин потери. По-хорошему, не должен был уже нигде, поскольку, насколько мне помнилось из школьных уроков биологии, представители семейства полорогих рога теряют только вместе с головой, однако ни головы, ни прочих частей тела быка прямоходящего в окрестностях горы вплоть до самого лета так и не обнаружилось. А жаль. Второй рог я бы тоже с удовольствием продала. Справочник в отношении минотавров был категоричен – твари считались редкими и крайне опасными, а стоимость крупного рога половозрелой особи могла доходить до нескольких тысяч галлеонов. Зная Шеймаса, на несколько тысяч можно было, конечно, не рассчитывать, однако иных планов на находку у меня все равно не имелось, поэтому, замотав рог в тряпье, чтобы не особо палиться, я отправилась к старому аптекарю, по дороге заглянув к Малпепперу. У того рог продавался на унции и стоил астрономически. Я вежливо покивала, сказала, что мне пока без надобности, и ретировалась. Дверь в лавку Шеймаса я открывала с двояким чувством. С одной стороны очень не хотелось еще раз столкнуться там со Снейпом, а с другой – наоборот хотелось. Любопытно было все-таки выяснить, действительно ли он меня не узнал, или же решил подыграть с каким-то собственным расчетом. Правда, вспоминая его прописанную в каноне нелюбовь к Поттерам, в подобный расчет верилось слабо, да и шансы на встречу посреди учебного года были невелики. Шеймас возился у стойки, скрупулезно отмеряя на массивных бронзовых весах сушеные соцветия какой-то травки. Колючий взгляд аптекаря скользнул по мне и сконцентрировался на объемном свертке. Надо думать, старик сообразил, что там не женьшень. - Я подумал, что, возможно, вас это заинтересует, сэр, – небрежно сказала я, разворачивая тряпье. В следующий миг меня посетила уверенность, что аптекарь сейчас, прямо у меня на глазах, скончается от инфаркта. - Мистер Шеймас, - на всякий случай уточнила я, с беспокойством прислушавшись к невнятному хрипу. – С вами все в порядке? Может, стаканчик воды принести? Старик прокашлялся, помотал головой, обогнул стойку и долго рассматривал рог. - Джонни, мальчик мой, - наконец, прохрипел он, отечески кладя руку мне на плечо. – Напомни старому дураку сказать Снейпу спасибо за то, что не дал тебя вытурить при первой же встрече. За товар дам полторы тысячи и не галлеоном больше, и даже не буду спрашивать, от какого дедушки ты его унаследовал. Полторы тысячи? Это было хорошо, поскольку я не рассчитывала больше, чем на тысячу. - Вообще-то я нашел его в лесу, - жалобно сообщила я. – Там было темно, холодно и имелся реальный шанс заблудиться. Так что набавьте галлеонов двести на целебные зелья и можете забирать. - За двести галлеонов мертвеца на ноги поднять можно, а ты летом дохлее выглядел, чем теперь. Пятьдесят галлеонов добавлю, так и быть, но не больше, - не сдавался Шеймас. Вот ведь еврей, хоть и шифруется под ирландским имечком. Подозреваю, что ему просто доставляет извращенное удовольствие торговаться. Хотя кое в чем он прав – сейчас, после регулярного нормального питания, физических нагрузок и чистого лесного воздуха, Гарри медленно, но верно начинал приобретать сходство с человеком. Правда, это далеко не его, Шеймаса, заслуга. - Сто пятьдесят, сэр, - улыбнулась я. – У Малпеппера очень дорогие ингредиенты для зелий. Ума не приложу, почему. - Сотня, - строго зыркнул на меня аптекарь. – А ингредиенты можешь брать у меня, нечего деньгам на сторону уходить. - Хорошо, сэр. Одна тысяча шестьсот галлеонов. По рукам. Из Лютого переулка я уходила с выписанным кривым почерком Шеймаса чеком и напутствием, если собью второй рог, не проходить мимо. Ройл чуть не прослезился, увидев сумму перевода, и дал понять, что я полностью оправдываю его надежды. Я искренне порадовалась за гоблина и ушла. Больше вплоть до лета одна тысяча девятьсот девяносто первого года никаким увеличением денежных средств на счету рода Купавы я не заморачивалась, поскольку вести светскую жизнь не собиралась, а на то, чтобы меня просто не трогали, денег хватало и сейчас. Насчет наследства Гарри у меня состоялись целых две содержательные беседы – с Ройлом и со сторонним юристом, после чего я пришла к выводу, что лучше не рыпаться и спокойно плыть по течению, поскольку по состоянию законодательства на начало восьмидесятых годов двадцатого века никаких шансов получить в свободное распоряжение унаследованные денежные средства у мальчика десяти-одиннадцати лет все равно не было. К Шеймасу я наведывалась еще несколько раз с мелкими партиями каменного масла, а полученные деньги сразу же тратила в «Флориш и Блоттс». Хозяев книжного магазина при виде меня уже начинал пробирать нервный тик, и, в конце концов, меня вежливо послали… в библиотеку. Да-да, оказывается, в Лондоне существовала такая вещь, как магическая библиотека. Разумеется, никакими темномагическими искусствами там и не пахло, да и серьезные трактаты по светлым найти было проблемно, но в рамках школьной программы ею вполне можно было пользоваться. Для себя я решила, что, если понадобится что-то темное, буду спрашивать либо у Шеймаса, либо у Снейпа – если чудо случится и отношения все же заладятся – а пока разобраться бы с тем, что находится в открытом доступе. Ах да, еще я, с горем пополам вспомнив основы выживания в ненаселенной местности, примерно определила координаты расположения родового места силы при помощи таких элементарных вещей, как транспортир с отвесом, гномон и выставленные по гринвичскому времени часы. Не то, чтобы я собиралась выходить к ближайшему человеческому поселению, скорее уж наоборот хотелось удостовериться, что никто не выйдет ко мне. Координаты указывали на север Хакасии, так что первое впечатление все-таки не обмануло: избушка располагалась в предгорьях Алатау. Хорошее место, малонаселенное. Главное только, чтобы поблизости не оказалось заимки генерального секретаря ЦК КПСС и прочих будущих президентов всея России. Не знаю, как в девяностых годах, а вот в конце двухтысячных наш любимый глава государства регулярно приезжал куда-то в этот район на рев марала, из-за чего по части тайги выставлялось оцепление. Впрочем, прошлой осенью, вроде бы, ружейных выстрелов слышно не было, и оставалось понадеяться, что не будет их слышно и дальше. Так тихо-мирно прошло около пяти месяцев, пока, наконец, совершенно неожиданно не наступила весна, и передо мною не встал поистине гамлетовский вопрос: «Быть или не быть», или, другими словами, как быть с Хогвартсом? К середине лета в школе чародейства и волшебства вспомнят о том, что на свете существует мальчик-который-выжил, и начнут засылать письма. А там и до Хагрида на день рождения не далеко. Нет, в том, что совы меня отыщут в любой глухомани, я не сомневалась: министерская служила тому примером. И против сов я ничего не имела. А вот верному Дамблдору полувеликану здесь делать нечего, да и вообще не хочу лицезреть человеческие физиономии близ своего места силы, вот такая я мизантропка. А значит, выхода только два – либо заселяться в «Дырявый котел», где, как я точно знала, сдавались комнаты на втором этаже, либо временно порадовать своим возвращением Дурслей. С «Котлом» было проще, да и к Косому переулку ближе, что гарантировало избавление от позорного путешествия до Лондона на электричке в компании с занимающимся рукоделием Хагридом, однако обеспечивало лишние вопросы если не от самого полувеликана, то от того, кто его послал, уж точно. Назад к Дурслям крайне не хотелось, однако их дом был именно тем местом, где ожидали увидеть нелюбимого родственниками и ничего не знающего о волшебном мире мальчика. Что ж, видимо, придется оправдывать ожидания. Поскольку перстень Купавы переносить меня на Тисовую улицу не желал принципиально, пришлось обходиться своими силами. Будучи в Лондоне, я обзавелась подробным атласом графства Суррей, поскольку, как смутно болталось где-то на краю сознания – то ли вычитанное, то ли оставшееся еще от времен Гарри, - Дурсли обитали именно в Суррее, причем недалеко от самой столицы, поскольку дядя Вернон каждый день ездил туда на работу. В прилежащих поселениях Тисовых улиц оказалось не так уж много. Придушив не вовремя проснувшуюся жабу, я выменяла в «Гринготтсе» пару сотен фунтов, взяла такси до «Кинг-Кросса» и приступила к поискам. С третьего раза мне повезло. Городок назывался Литтл-Уиннинг, возле дома номер четыре по Тисовой улице стояла до боли знакомая табличка, и никакого ажиотажа вокруг не наблюдалось. Я для верности эксперимента прошлась пару раз взад-вперед по улице, но возвернувшегося Гарри Поттера ни ловить, ни заключать в объятия никто не порывался. Ну и ладно, не особо и хотелось. Я, на всякий случай, проверила настройку перстня, переместившись к охотничьей избушке и от нее обратно, и, убедившись, что теперь все работает, забыла про Дурслей до начала июля. Постепенно это начало не только наступило, но и, не побоюсь этого слова, даже прошло. Дальше откладывать было некуда, и я, собрав небольшую сумку с тем, что могло мне понадобиться в ближайшие две недели, дала перстню наводку на Тисовую улицу, что в Литтл-Уиннинге. И вот теперь, сидя на окраине уже знакомой мне узкой лесополосы, я задумчиво рассматривала виднеющиеся вдали черепичные крыши домов… Смеркалось. На Тисовой улице начали зажигаться фонари, и ждать далее было нечего. Я сильно сомневалась, что разбуженные, сонные Дурсли будут сговорчивее бодрых, а потому, встав, с тяжелым вздохом взвалила сумку на плечо и потащилась туда, где маняще сиял электрический свет. Веселенькое зеленое крыльцо дома номер четыре за год моего отсутствия ничуть не изменило цвета. Интересно, кто его красил в отсутствие Гарри? Дадлик? Что-то не верилось. Заготовив палочку и дежурную улыбку, я постучала в дверь. На стук открыл Дадлик, здоровый, хотя и не настолько толстый, как можно было предположить по описаниям. После чего минут пять просто тупо всматривался, причем на лице явно отражались попытки вспомнить, где он меня раньше видел. Судя по тому, как изменилось и побелело лицо, вспомнить все же удалось. - Привет, Большой Дэ, - надеюсь, что не хуже, чем Сириус в анимагической форме, ощерилась я. – Рад тебя видеть. А позови-ка сюда… лучше тетю Петунию. Еще пару секунд мальчишка просто беззвучно раскрывал рот, а потом завопил: - Мам! Пап! Он вернулся!!! И ломанулся прочь, не разбирая дороги, как вспугнутый лось. Хм, это я такой страшной за год успела стать? А вроде умывалась… Воспользовавшись свободой действий, я застопорила открытую дверь, чтобы ее не захлопнули у меня перед носом, и перешагнула порог. Тетя и дядя не замедлили появиться, и для них идентификация, кажется, оказалась более простой, чем для их отпрыска. - Ах ты… - рычание дяди Вернона буквально пробуждало ностальгию, однако ностальгировать по поводу того, что происходило далее, не хотелось. - Стоять! – рявкнула я, вскидывая палочку. Хотелось надеяться – очень хотелось надеяться – что родственники Гарри знают, что это такое, потому что применять ни Ступефаи, ни Петрификусы к ни в чем, собственно говоря, не повинным обывателям желания не было. И, судя по тому, что вышеупомянутые родственники замерли на расстоянии в два с лишним метра от меня, о возможностях волшебных палочек и тех, кто ими владеет, они были прекрасно осведомлены. Изумительно. Нет, в Петунии я, конечно, не сомневалась… - Здравствуйте, тетя и дядя, - позволив себе улыбаться уже более расслабленно, произнесла я. – Вижу, что здесь мне не рады и, смею заверить, это взаимно. Но, тетя Петуния, позвольте задать всего один вопрос. Вы ведь не хотите лично рассказать директору Дамблдору про то, как забыли о данных вами обещаниях? Это был блеф, это был наглый и откровенный блеф, и все-таки он сработал. Тетя спала с лица и слегка позеленела. - Ты! – прошипела она – Откуда ты знаешь? Кто тебе рассказал? Он не собирался этого делать до самого… - она осеклась, спохватившись чуть позднее, чем следовало. Нет, карьера партизана Петунии Дурсль точно не светит. - Нашлись добрые люди, - туманно ответила я. – А теперь ближе к делу. Я прекрасно понимаю, что вам совершенно не нужна дополнительная обуза в лице повешенного вам на шею несовершеннолетнего родственника, и, как видите, в течение последнего года старался вас не беспокоить. Однако сейчас обстоятельства немного изменились. Как вы, думаю, знаете, в ближайшее время я должен получить письмо из одной известной вам школы. Смею заверить, что отправитель будет очень огорчен, не обнаружив адресата на месте. Поэтому предлагаю поступить следующим образом – за сто пятьдесят фунтов я арендую у вас на срок до тридцать первого июля свой старый чулан с условием нормальной кормежки. Попробуете запереть, разнесу весь дом по досочке. При отсутствии эксцессов гарантирую исчезнуть с ваших глаз утром первого августа как минимум до следующего лета, а как максимум – и к этому я приложу все усилия – вообще навсегда. Подобный расклад вас устроит? Я обвела «родственничков» внимательным взглядом. Тетя Петуния что-то усиленно соображала, а вот побагровевший от злости дядя Вернон заморачиваться размышлениями явно не собирался. - Ты еще будешь ставить условия, щенок? – рыкнул он угрожающе, однако двинуться вперед не рискнул. – Можешь прямо сейчас проваливать туда, где шлялся весь этот год. Ну, живо! - Вернон, мальчик останется, - тихо, но веско сказала тетя Петуния, и я поняла, что это окончательное решение. Вот и ответ, кто в доме хозяин. – Гарри, следуй за мной. Однако повели меня не под лестницу, а на второй этаж. - Мы… сочли, что ты не вернешься, - все тем же тихим голосом пояснила Петуния, остановившись перед одной из дверей, - поэтому выкинули из чулана все твои вещи, и сейчас он занят. Вторая спальня Дадли в качестве замены тебя устроит? - Думаю, да, - кивнула я, осматривая небольшую захламленную комнатку. – Можете даже не разбирать. Мне понадобится только кровать. Остальное я трогать не буду. Вот, возьмите, - я вынула из кармана пачку десятифунтовых банкнот. Петуния забрала деньги, но пересчитывать не стала. Уже выходя за дверь, она обернулась и спросила: - Ужинать будешь? - Нет, спасибо, - вежливо отказалась я. – Начнем сразу с завтрашнего завтрака. Во сколько я могу на него рассчитывать? - В половине восьмого, - ответила Петуния, не особо задумываясь. – Тебе придется успеть до того, как проснется Дадли. Я кивнула. Никаких проблем, меня так даже больше устраивало. Подождав, пока Петуния спустится на первый этаж, я запечатала дверь Колопортусом – просто на всякий случай, поскольку выяснять, что еще может прийти в голову дяде Вернону, и просыпаться посреди ночи от каждого шороха не хотелось. Потом, скинув с кровати старые игрушки Дадлика, забралась на нее с ногами, уселась по-турецки и задумалась. С одной стороны разыгравшаяся паранойя намекала, что общение с любящими родственничками прошло чересчур уж гладко. С другой… возможно, Петуния, действительно, так сильно опасается Дамблдора? Моего возвращения они не ожидали однозначно – это видно по реакции. Извещали ли о пропаже надежды магического мира заинтересованных лиц? Не уверена, иначе, думаю, поиски бы все же начались. Не исключено, кстати, что Дурсли просто решили пустить дело на самотек, понадеявшись, что слиняла я к магам, ибо куда еще податься бедному крестьянину… Надежда-то оказалась верной, вот только в оригинале мальчик про этих самых магов должен был не ведать ни сном, ни духом. Да и еще занятная оговорка Петунии насчет того, что кто-то там чего-то не собирался в отношении меня делать… Интересно, как много она, на самом деле, знает о ситуации и не имелось ли у нее каких-нибудь особых распоряжений касательно племянника? Я с четверть часа поразмышляла над тем, как бы понезаметнее выудить из тети нужную мне информацию, но так ни к чему конкретному и не пришла. Легилименцией я не владела, силовой метод отпадал ввиду своей негуманности, а просто разговорить шансов было маловато, хотя попробовать все же стоило. Наилучшим вариантом выглядел веритасерум в чае, но, во-первых, его у меня все равно не наличествовало, а, во-вторых, баловство с сывороткой правды было чревато последствиями. В итоге, фигурально плюнув на все интриги и отложив выяснение истины до лучших времен, я вытащила из сумки книгу, растянулась поверх покрывала и погрузилась в чтение. Последнее мое приобретение в «Флориш и Блоттс» было посвящено вопросам защиты разума, то бишь, старой, доброй окклюменции. Нет, я, конечно, была не настолько наивна, чтобы рассчитывать своей художественной самодеятельностью суметь что-то противопоставить Снейпу либо Дамблдору, но хотелось составить хотя бы общее представление о сути вопроса. Никто не пытался мне помешать, никто не ломился в дверь с требованием выключить свет. Красота, да и только. Немного напрягало лишь то, что после бревенчатого полка избушки матрас казался отвратительно мягким, но, в принципе, это можно было пережить. Прочитав три главы, я отложила книгу и попыталась заснуть. Не с первого раза, но все же получилось. Первое утро в гостях у родственников началось даже раньше, чем я рассчитывала. С шести часов мне уже не спалось, и дело было не в обитателях дома. По городским меркам Тисовая улица, пожалуй, являлась тишайшим местом, однако после года, проведенного в лесах, доносящиеся из-за окна звуки вроде шума мотора проехавшего автомобиля или стрекота газонокосилки – и какой сволочи не терпится поработать в такую рань? – действовали не хуже будильника, тем более, что организм, привыкший к хакасскому часовому поясу, намекал, что валяться в постели в двенадцатом часу дня это уже верх наглости. В конце концов, я сдалась и сползла с постели, с досадой обнаружив, что мышцы затекли сильнее, чем при обычной ночевке. Да уж, что делает с людьми комфортная цивилизованная жизнь… Сделав небольшую разминку и отложив более серьезные нагрузки до времени после завтрака и места подальше от нервных родичей, я вновь занялась чтением, а в двадцать пять минут восьмого направилась в кухню. Петуния в ответ на мое пожелание доброго утра лишь молча шмякнула на стол тарелку с яичницей с беконом, обжаренной сосиской и фасолью в томатном соусе. Потом добавила два подсушенных тоста и стакан молока. Ну, ведь может же, если захочет, обращаться по-человечески. Почему нельзя было сделать это до того, как Гарри научился показывать зубы? Я быстро поела и предложила помыть посуду. На меня посмотрели так, словно у меня выросла вторая голова, и от помощи отказались. Да ради бога. На нет и суда нет, как говорится. Забрав из своей комнаты книгу по окклюменции, я снова запечатала входную дверь и отправилась к знакомой лесопосадке, предварительно уточнив у Петунии, во сколько будет обед. Так начались, пожалуй, самые мирные дни из проведенных Гарри в доме у Дурслей. Письмо из Хогвартса пришло только двадцать четвертого июля, было адресовано мистеру Гарри Поттеру, в самую маленькую спальню в доме Дурслей, и спрятать его от меня или же уничтожить никто не пытался. Напротив, как мне показалось, дядя Вернон надеялся, что я исчезну сразу после получения послания. Это он зря, конечно. Запершись в комнате, я перечитала письмо дважды. От каноничного оно, вроде, ничем не отличалось – в Хогвартсе все так же ждали мою сову с ответом и прилагали перечень необходимых первокурснику вещей. Совы у меня, разумеется, не было, равно как не было и желания отправляться за ней в Косой переулок, поэтому я решила закосить под дурачка и подождать развития событий. Все равно кого-нибудь пришлют для просвещения, никуда не денутся. Скорее всего, Хагрида, конечно, но, может, и кого из деканов. Макгонагалл там… или Снейпа… Представив последний вариант развития событий, я нервно хихикнула. Впрочем, вряд ли Дамблдор доверит общение с Поттером-младшим декану Слизерина, особенно если вспомнить, как последовательно мальчика против этого факультета будут настраивать. В итоге я не стала особенно заморачиваться по поводу того, повлиять на что все равно не могла, и просто стала дожидаться тридцать первого числа, сконцентрировавшись на двух вещах – теории по окклюменции и решении практической задачи по маскировке укрепленных на предплечье ножен с палочкой. В книге Купавы имелся подходящий наговор для сокрытия имеющихся при себе вещей, правда, требовавший, чтобы навешенный морок постоянно подпитывало дополнительное вливание энергии. Зато и распознать его, насколько я поняла, было труднее, чем классическую иллюзию, созданную с применением волшебной палочки. К тридцать первому июля у меня уже получалось довольно уверенно создавать морок, хотя длительное его поддержание пока что гарантированно оборачивалось головной болью и нарастающей слабостью. Утро одиннадцатого дня рождения Гарри ничем не отличалось от начала предыдущих дней недели. Все, включая меня, делали вид, что ровным счетом ничего не происходит. Мы с Верноном разминулись в коридоре, притворяясь, что не замечаем друг друга. Дадлик высунул нос из комнаты, убедился, что я еще не ушла, и спрятался обратно. И тут на входную дверь дома обрушился град сокрушительных ударов. Нет, похоже, меня почтил визитом все-таки именно Хагрид. - Если вы не возражаете, я сам открою, - с вежливой улыбкой сказала я побледневшему Вернону. Тот не только не возражал, но и наоборот предпочел убраться подальше вглубь дома. За дверью обнаружились заляпанные подозрительными пятнами штаны – широченные, какие обычно любят изображать в интернетовской рекламе, предлагающей похудеть за месяц на семьдесят килограммов. Над штанами – мне пришлось задрать голову, чтобы ее рассмотреть – громоздилась не менее широченная коричневато-бурая куртка. Над курткой, там, где моя близорукость даже с учетом коррекции зрения линзами очков давала о себе знать, виднелись клочковатая борода и спутанная грива темных с проседью волос. Впрочем, косматая голова тотчас склонилась пониже, давая возможность рассмотреть теряющиеся среди буйной растительности нос картошкой, лоскут загорелой, морщинистой кожи и поблескивающие из-под кустистых бровей крохотные черные глазки. - А вот и наш Гарри! - пророкотал посетитель без всяких предисловий и намеков на приветствие. Так, Лилька, спокойно, не нервничаем. Руку с палочки убрать… у тебя ее вообще быть еще не должно, да и великаны к магии плохо восприимчивы… - Совершенно верно, сэр, - вежливо ответила я вслух, мысленно выстраивая трехэтажные фразы непереводимой русской игры слов. Это ведь не серьезно, правда? Мне же не придется тащиться через всю цивилизованную часть Лондона с НИМ? – Простите, а с кем я имею честь общаться? - А, точно! – Хагрид гулко хлопнул себя по лбу. – Ты ж меня не помнишь! Ясен пень. Я когда тебя в последний раз видел, ты вот таким мелким был, - он слегка развел мозолистые ладони. Осмелюсь не поверить. Пятнадцатимесячные дети обычно крупнее бывают. – А теперь глянь, какой вымахал, и весь в папку, прямо один в один. А глаза мамины. Гм, ну допустим, глаза у меня свои собственные, так что не надо заливать, а насчет всего остального пока спорить не охота. Если встречу где фотографию Джеймса Поттера, может и попробую сравнить. А вообще, по-моему, к киндеру сейчас просто грубо и топорно пытаются найти подход. - Я рад, что вы были знакомы с моими родителями, сэр, - старательно сохраняя вежливость, сообщила я. – Но, может, вы все-таки представитесь? - Да чего там представляться-то? – великан хохотнул. – Хагрид я. Рубеус Хагрид, смотритель и хранитель ключей Хогвартса. В следующий момент мне попытались оторвать руку – видимо, так в представлении Хагрида выглядело дружеское приветствие. - Хогвартса? – повторила я, клацая зубами в такт энергичным встряхиваниям. – А это, случаем, не та школа, из которой мне на днях пришло странное письмо? Честно говоря, я его немного не понял. - Эй, а ты его получил, что ли? – простодушно удивился Хагрид. Да уж, похоже, злобные родственники, не позволяющие бедному забитому Гарри читать собственную корреспонденцию, действительно, полагались по сюжету, а я и не знала. Эх, Петуния, Петуния. Могла бы хоть как-то намекнуть, пока я письмо читала. Что ж мне, жалко было подыграть что ли? Ну, да поздно пить боржоми. Вон даже Хагрид это понял и пытается выкрутиться. – Э… то есть я чего хотел сказать. Ты ж вроде как ответа не прислал, вот мы и подумали… Да, думающий великан – это пять. Я живо представила себе Хагрида в позе роденовского мыслителя и закашлялась. - Понимаете, сэр, это как раз и был один из вопросов. В письме было сказано, что ответ надо послать с совой, но не говорилось, где ее взять! – эх, издеваться так издеваться. – Я должен был поймать ее? - Да не, зачем ловить? – удивился Хагрид. – Совы они… ну, просто есть и все. Вот, смотри! Он пошарился по карманам и достал сову – живую, взъерошенную и капитально офигевшую. Ничего удивительного, я бы так же выглядела, если бы меня попытались запихнуть, не пойми куда. Поймав гордый взгляд Хагрида, я торопливо приняла вид, свидетельствовавший о том, что сейчас на моих глазах свершилось величайшее колдунство. Вслед за совой на свет божий появились гусиное перо и кусок пергамента средненького качества. Хагрид кашлянул и выразительно покосился в сторону двери. - Это, Гарри, а может, мы все-таки войдем, а? Я бы от чаю не отказался. Или от чего покрепче, если есть. - Да я не против, сэр, - честно ответила я, - только там потолки низковаты. Если гарантируете, что все уцелеет, то можно и рюмку чая организовать. Хагрид заглянул в прихожую, крякнул и проворчал: - Понастроили, понимаешь, магглы. Ладно, постараюсь ничего не своротить. И это, Гарри, давай без всяких сэров, ладно? Непривычно мне как-то. Я пожала плечами. Без сэров, так без сэров. Разве мне жалко?