***
Неделя пролетела быстро. Весь последний день Кошкина и Тарасов потратили на оформление всяческих бумаг, передаточных актов. Пригов несколько раз советовался с ними по поводу кандидатов на их места. Выбранные варианты устраивали всех, отчего на душе и у Багиры, и у Тарасова становилось легче: их родной КТЦ и Смерч передавались в надежные руки. С прощанием тоже не затягивали: спецназовцы и без того всю неделю ходили поникшие в ожидании этого последнего дня. Несколько напутственных слов каждому, рукопожатия, объятия. Багира по-матерински поцеловала каждого спецназовца в щеку. Благодарила Маргарита Степановна и сотрудников ИВЦ за хорошую работу, желала успешной работы в дальнейшем при новом начальнике, который должен был появиться через несколько дней. Отдельное спасибо было сказано Дакару. Ему женщина поручила во всем помогать новому начальству, а до его появления руководить всем ИВЦ. Из КТЦ Тарасов и Кошкина вышли молча, ни разу не обернувшись, хотя и очень хотелось. Всегда лучше уходить, не оборачиваясь, чтобы не видеть ни печаль в глазах тех, кто остался там, чтобы не сжималось еще больше сердце при виде ставших родными стен, чтобы самому было легче смириться со своей участью. На улице моросил дождик, словно и он прощался с покидавшими город офицерами.Часть 2. Прощание
6 ноября 2017 г. в 12:39
Следующим утром Булатов, Кошкина и Тарасов собрались в кабинете Владимира Викторовича. Пригов поджал губы, услышав от контр-адмирала, что и Багира, и Бизон дали свое согласие на перевод в Северное КТЦ. Генерал-майор ни на секунду не сомневался, что их решение будет таковым, уже даже начал подыскивать кандидатуры на замещение вакантных должностей. Еще вчера после вручения приказа, Владимир Викторович звонил в Москву, просил, приводил всяческие аргументы, но отмены распоряжения добиться не сумел. Добился другого. Ему прозрачно намекнули: мол, если что-то не устраивает, то рапорт об отставке подпишут безо всяких проволочек.
Контр-адмирал дорабатывал последний день в Питере. Смерчу решили сообщить о таком кадровом изменении в конце дня, о переводе Бизона и Багиры пока предпочли промолчать. День шел своим чередом, даже весьма спокойно, по сравнению со многими другими. Тарасов гонял Смерчей, как ни в чем не бывало, Кошкина была, как и положено отпускнице, отправлена домой. Только Пригов ходил мрачнее тучи, вернее, он практически не покидал кабинета, напротив, вместе с Булатовым оформлял какие-то документы. Близился конец рабочего дня, когда последний лист бумаги был убран в очередную папку. Иван Михайлович взглянул на часы — последние минуты пребывания его в Питерском КТЦ неумолимо истекали. Сердце вновь жалось тоской и отчаянно заколотилось. Булатов поднялся и посмотрел на пока еще своего начальника. Пригов горестно, не таясь, вздохнул и, тоже поднявшись, протянул контр-адмиралу руку:
— Что ж, Иван Михайлович, давай прощаться! Удачной тебе службы на новом месте. Если что было не так, извини. Если что понадобится, сразу звони!
— И ты звони, генерал, не забывай, — Батя улыбнулся. — Ты хоть кого-то на наши места приглядел?
— Приглядел, езжай спокойно, за нас волноваться не стоит.
Мужчины обнялись на прощание, и контр-адмирал покинул кабинет генерал-майора Пригова. Теперь оставалась самая сложная часть — предстояло всё рассказать Смерчу. В слово «всё» Булатов вкладывал известие не только о своем переводе, но и о переводе Кошкиной и Тарасова, хотя об этом ранее и договаривались молчать.
— Товарищи офицеры, — подал команду Бизон, едва Иван Булатов переступил порог комнаты отдыха.
— Сидите-сидите, — махнул рукой контр-адмирал. — У меня для вас две новости.
— Хорошая и плохая? — съязвила Мурашова.
— Скорее, обе плохие, — мрачно возразил Батя. — С завтрашнего дня меня переводят на новое место службы. Через неделю туда же отправятся Багира и Бизон.
Тарасов удивленно взглянул на командира: мол, мы же не так договаривались. Но Булатов в ответ лишь слегка пожал плечами. Откровенно говоря, Борис обрадовался такому положению дел: ему не нужно было через неделю мучительно подбирать слова, объясняя свой отъезд, выслушивать упреки, почему он так долго молчал. Командир все сделал за него.
Смерчи несколько минут изумленно переводили взгляд то на контр-адмирала Булатова, то на капитана второго ранга Тарасова в надежде, что новость попросту окажется шуткой или массовой галлюцинацией. Но серьезные лица командиров к шуткам не располагали. Возмущаться было глупо: все люди военные и приказы привыкли исполнять беспрекословно, что такое перевод на другое место службы тоже знали все. Только в сердцах поселились горечь и какая-то обездоленность. Они словно в раз осиротели, и это было непоправимо.
— Это надолго? — спросила вдруг Женя.
— Это временно, — уклончиво пояснил контр-адмирал.
— Чего вы носы повесили? — насмешливо поинтересовался Тарасов. — Мы не то что на этой планете, а в этой стране служить будем. Телефоны, Интернет и даже старую добрую почту никто еще не отменял.
Прощались недолго, словно придерживаясь принципа: «Долгие проводы — лишние слезы». Правда, девушки слезы едва сдерживали, мужчины даже такой слабости позволить себе не могли, а потому лишь на скулах их ходили желваки, до боли сжимались зубы. Булатов крепко обнимал каждого, каждому тихонько говорил что-то на прощание. Потом пожелал всем хорошей службы и быстро покинул комнату Смерча. Никто в тот момент не мог с уверенностью сказать: суждено ли им еще когда-нибудь увидеть вновь. Каждый мог только надеяться на новую встречу.