Изумруд

      Затянувшуюся тишину довольно долго ничего не прерывало. Люди смотрели на почерневший скелет, сжимая руки на груди. Кое-кто крестился. Рэйлин, которая довольно быстро пришла в себя, теперь сидела на раскладном стуле. Утирала какой-то тряпкой пот со лба и пыталась отдышаться.       — М-да, — насмешливо протянул Прит, потирая ладонью затылок, — не задалась, кажется, в Шотландию поездочка…       — Заткнись! — закричала вдруг Рэйлин и бросилась на Прита, сбивая того с ног.       Оба молодых человека свалились на пол. Люди ахнули и расступились. Дилан так и стоял неподвижно, сжимая в руках пластиковый стаканчик с холодной водой.       С грохотом покатились в разные стороны ведра, отлетали инструменты. Рэйлин удалось нанести несколько ударов, прежде чем их с Притом растащили.       Бастон всё продолжала и продолжала рваться вперед, издавая совершенно нечеловеческие звуки, напоминающие рычание.       — Истеричка, — нервно бросил Кндетто, оправляя рубашку.       Рэйлин ничего не ответила. Грубо отмахнулась от других практикантов и вышла из комнаты. Солнечный луч лениво золотил наклоненную голову скелета.       Отряд антропологов обрывал все телефоны.       — Не удивительно, что здесь никто не уживался, — негромко произнесла Тони. — Чего только не найдешь в старых домах. Сейчас, наверное, ещё журналисты сбегутся…       Тайлер, один из реставраторов, давно влюбленный в Рэйлин, аккуратно отложил небольшой шприц с клеем, с помощью которого восстанавливал одну из мозаик, и тоже вышел.       В коридоре никого не было. Под ногами тихо шелестела пленка. Пустынный и жаркий день августа бесшумно катился к вечеру.       Бастон сидела на ступеньках перед главным входом и смотрел куда-то на широкое поле, упирающееся в лес на самом горизонте.       — Всё хорошо? — робко спросил Тайлер.       Собственная попытка помочь теперь казалась ему глупой. Рэйлин была очень впечатлительной, и, возможно, прав был Дилан, что не пошел сейчас за ней следом.       Бастон вздрогнула, потерла ладонью шею и ничего не ответила. Ветер слабо шевелил темные волосы девушки. Тайлер тоже присел на каменную ступень, раскаленную от полдневного солнечного жара.       — Рэйлин, — позвал он, слегка касаясь её плеча. — Послушай. Это было семьсот лет назад... не стоит так переживать.       Бастон едва не рассмеялась. Он был хорошим, этот Тайлер. Всегда хотел ей помочь, поддержать. Тихий парень, на которого можно положиться, который поможет выстроить свой замок из куска сухой глины. Тайлер смог бы подарить ей чудесные отношения, окружить её теплым коконом бытового понимания — как теперь ей, уставшей от бесконечных тайн, моральных сражений, хотелось этого.       Спокойствия.       — Какая разница, — глухо проговорила Бастон. — Семьсот лет назад или не семьсот. Человека убили. Столько лет её считали предательницей, насмехались и осуждали. Если я не буду за неё переживать — то кто станет? Такое чувство, будто вам вообще всё равно. А ведь это тоже теперь часть нашей истории.       Тайлер слегка нахмурился и снова опустил взгляд в пол.       — Ну… — тихо протянул он. — Её тоже нельзя назвать святой. Много людей погибло из-за Безымянной Графини во время бунта. Она… наверное… сама виновата.       — Черт побери, — на выдохе выругалась Бастон и устало потерла ладонью лоб. — Когда же мы научимся отвечать за себя? Какой была Безымянная Графиня — это её дело.       — Извини, — едва слышно прошептал Тайлер.       Рэйлин ничего не ответила. Она не хотела обижать Тайлера, не хотела пугать его. Но сейчас слушать о том, что Безымянная Графиня сама виновата, не было никаких сил. Когда уже люди научатся отвечать за себя, а не тратить время в бессмысленной критике чужих действий?..       Бастон хорошо знала, как работала пропаганда. Она знала, что в новостях скажут четким и ледяным голосом — Безымянная Графиня была опасным и плохим человеком, который получил по заслугам.       Диктор с прилизанными к вискам волосами, определенно, имела все права, чтобы судить её. Она ведь не кто иной как глас Божий. Бастон усмехнулась. Махнула рукой, отгоняя прочь прилипчивую осу.       — Не важно, какой она была. Никто не заслуживает того, чтобы его лишали жизни.       Тайлер молчал, не зная, что отвечать. Горячий летний воздух нежно скользил по коже. Напряженная тишина длилась несколько минут, затем пришел Дилан.       Рэйлин ждала, что тот выругает её за что-нибудь и велит прекратить вести себя, как идиотка, но Стилински только подошел и осторожно опустил ладони ей на плечи.       Тайлер побледнел. Поспешно поднялся и, извинившись, зашёл обратно в замок. Рэйлин прикрыла глаза и чуть откинула голову, позволяя перебирать свои волосы.       — Практику закрывают, — сказала наконец Бастон.       Дилан медленно пропускал темные волосы сквозь пальцы.       На крыльцо вышли покурить несколько практикантов. Рэйлин ждала, что Дилан отстранится, но, к её изумлению, этого не произошло. Воздух постепенно наполнялся запахом сигаретного дыма.       — Они думают, кто-то из нас украл рукопись.       — Знаю, — спокойно ответил Стилински. — Я уже говорил с полицией.       Рэйлин шумно вздохнула.       — Да пошли они все.       Практиканты рядом неожиданно разразились гогочащим хохотом. Над пиком Изумрудного дворца кружилась какая-то птица. Ветер нес с востока сизые облака.       Бастон поднялась. Отряхнула бежевые шорты и выпрямилась. Дилан медленно опустил руки.       — Пойдем. Прогуляемся до монастыря.       По дороге шли молча. В теплом августовском воздухе как будто сквозила осенняя прохлада. Иногда под ноги с легким хрустом ложился желтый лист.       Рэйлин чувствовала себя глупо. Если бы её жизнь была кинофильмом, то титры пустили бы ещё минут пятнадцать назад. Но жизнь продолжалась, тянулась, словно бесконечная пленка.       — По крайней мере, теперь понятно, почему убили твоего отца, — пробормотала Бастон. — Репутации церкви вряд ли пойдет на пользу огласка такого происшествия.       Дилан нахмурился.       — Не понятно, как отец узнал про Безымянную Графиню.       — Думаю, сначала нашел реликвии. Удивился, что Безымянная Графиня не прихватила их с собой и начал копать. Затем, может быть, портреты детей увидел в монастыре и сложил два и два. Пригрозил рассказать всё полиции. В ответ у него украли научную работу — он стал подозревать Дейна, так как наверняка прятал докторскую где-то в доме.       Рэйлин спрятала руки в карманы.       Дорога петляла между двух полей, вела через лес прямо к монастырю. На подножиях холмов валялись груды камня — остатки древних укреплений. По темным стволам дубов бегали рыжие белки, с любопытством наблюдая за непрошеными гостями.       Асфальт скоро кончился, и дорога стала земляной, изрытой ямами и перекрещенной стволами упавших деревьев.       — Доказательств никаких, — мрачно произнесла Бастон, когда они перешагивали через очередное валяющееся посреди дороги бревно. — Твоего брата вообще обвинить не в чем.       — Это не проблема, — спокойно ответил Дилан.       Тон этот Рэйлин совершенно не понравился, но допытываться она не стала. Сквозь пушистые ветви сосен виден был красный забор монастыря.       В небольшой приемной решили, что молодые люди пришли на экскурсию. Пропуска практикантов были уже не действительны, но Рэйлин всё равно предъявила их. Старый охранник пристально вглядывался в бумажки, потом — в самую Бастон. Фыркнул, пошевелил моржовьими усами и велел открыть рюкзаки на досмотр.       После получаса пристального обыска, Рэйлин и Дилан наконец оказались внутри. Стилински не знал, зачем они пришли — он просто шел за своей подопечной, не имея ни сил, ни желания принимать сейчас самостоятельные решения.       Он устал. Хотел вернуться в свою квартиру, забрать собаку и прожить хотя бы неделю спокойно.       Бастон шла вперед, как танк на вражеское войско. Учитывая то, что никаких полномочий она больше не имела (даже одно-единственное удостоверение практиканта — и то аннулировали), выглядело это нелепо.       Отыскав заведующего настоятеля, Рэйлин вцепилась в него, как клещ, и потребовала немедленной аудиенции. Заведующий, которого по сухой иронии жизни звали Евлин, пригрозил, что он сейчас вызовет охрану.       — Вы не имеете права меня выгонять, — гордо объявила Рэйлин.       Евлин только усмехнулся.       — Не знаю, как у вас здесь, — она ткнула пальцем куда-то в окно, в котором виднелась высокая изгородь из красного кирпича, — заведено. Но я...       Дилан ударил по указующему персту и мрачно посмотрел на девушку.       — Не тыкай пальцем, Рэйлин.       — Я и не тыкаю!       К настоятелю их, конечно же, не пустили, но Бастон высказала всё, что хотела Евлину и сбежавшимся людям. Так или иначе, скоро пресса должна была узнать, и тогда у настоятеля будут проблемы поважнее расчувствовавшегося студента.       — Странно слышать всё это от воров, — мрачно заметил Евлин.       У Рэйлин покраснели даже уши.       — На Вашем месте, я бы пристальнее следил за собственными коллегами, — вдруг сказал Дилан.       Кен едва заметно побледнел, но возражать ничего не стал. Охрана скоро вывела Бастон из старинного помещения. Дилан шел следом почти машинально.       Он думал о том, что будет с ним дальше. Ничего необычного не случилось сегодня — Стилински уже доводилось находить останки.       Найдя Безымянную Графиню, он, безусловно, совершил грандиозный прорыв в научной сфере. Вся его долгая нудная работа в архиве не прошла даром, его поиски увенчались успехом. Звание доктора было у него в кармане.       Однако наука больше не волновала Дилана. Он чувствовал опустошение и даже страх — потому что не понимал, как эта ужасающая находка повлияет на его жизнь.       Рэйлин изменилась. Возможно, Дилану просто так казалось, но когда он смотрел на свою подопечную, то не узнавал её. Где был тот человек, которого он знал когда-то?..       — Хотела отдать тебе кое-что, — сказала вдруг Рэйлин, останавливаясь на перекрестке.       Стилински поднял голову.       — Думаю, это должно быть у тебя…       Она улыбнулась тепло, достала из рюкзака папку, собранную отцом Лисы, и отдала её Дилану.       — Я её сохраню.       Пальцы сжали матовый картон.       «И это всё?».       Это всё.       Бастон снова улыбнулась и спрятала руки в карманы. Сказала, что пойдет соберет вещи и съездит домой, раз уж практику приостановили на неизвестный срок.       Что Дилан мог сказать в ответ? Ничего. Рэйлин пошла своей дорогой.       Как, однако, странно всё случилось: после всего пережитого они разошлись, как чужие люди, сами того не осознавая.       В городе царила неприятная суета. Машины с логотипами известных телевизионных каналов, бесчисленные операторы, дикторы, фотографы заполняли узкие улицы.       У здания общежития тоже толпились журналисты. Едва заметив нового практиканта, они окружали его, как стая пираний. Желающие почувствовать себя кем-то важным раздавали интервью многозначительным тоном, малодушно привирали.       Рэйлин отмахиваясь от микрофонов, быстро зашла в комнату, собрала вещи и отправилась на станцию.       Эльвира и Хьюго не сказали ей ни слова.       Дорога домой заняла почти три часа. Родной город показался Рэйлин незнакомым. Серый фасад Исторического университета перекрывал большой баннер с рекламой научного фестиваля. Улицы были влажными от дождя, дорога перед подъездом оказалась перекопана.       В подъезде зачем-то покрасили стены в сиреневый. А старый лифт как обычно не работал.       Скрипнули в замке ключи, шумно отворилась дверь квартиры — тоже как будто чужой. В прихожей на обоях было белое квадратное пятно — большая картина куда-то исчезла. На стойке для обуви стояли женские туфли.       Бастон нахмурилась. Сбросила с плеч рюкзак и разулась.       — Кто там? — крикнул Джо из соседней комнаты. — Рэй, ты?       Рэйлин не ответила. Прошла по коридору на кухню.       За широким круглым столом сидела Татьяна. Джонатон стоял у открытого окна и курил.       — Случилось что?       — Случилось, — согласилась Рэйлин. — Безымянную Графиню вот нашли.       Татья громко опустила кружку с чаем на стол.       — В каком смысле «нашли»? — спросила женщина недоверчиво.       — В прямом, — почти грубо ответила Рэйлин. — Скелет в стене был.       Джонатон потушил сигарету и закрыл окно. Татья опустила взгляд на свои руки.       — Не то, чтобы вы особенно удивились, — с вызовом заметила Рэйлин. — Человека заживо замуровали в стене, а потом ещё семьсот лет считали её изменницей и негодяйкой…       — Что было не лишено оснований, — устало произнес Джо, машинально извлекая из пачки новую сигарету. — Я говорил тебе миллион раз, Рэйлин. Безымянная Графиня была убийцей, а все эти романтические ореолы вокруг её личности — просто подростковые бредни. Из-за своей прихоти графиня повела людей на верную смерть. Сколько участников восстания 1298 года погибло? Ты знаешь? — спросил Джо, указывая в сторону Рэйлин сигаретой. — Нет? А я знаю — занимался этим. Все эти смерти — на совести твоей мученицы-графини.       Бастон нахмурилась. Татьяна не поднимала взгляда. Джо продолжал:       — Ловко она устроилась, не так ли? Погубила больше сотни человек, влюбила в себя пфальцграфа, и вот — она уже наместница провинции, богатая, счастливая. Покровительница искусств, одна из образованнейших людей провинции… и после всего этого, после невероятной удачи, которая свалилась на голову графини, — ей всё было мало. Она ещё смела переписываться с графом за спиной своего супруга, лгала, пользуясь тем, что О’Браен был ослеплен чувствами к ней. Безымянная Графиня получила, что заслужила. За все благодеяния она отплатила ложью и устроенным скандалом. Так какой реакции ты ждешь от меня? Слез? Извинений? Свое мнение о Безымянной Графини я не изменил — сбежала она в Шотландию или нет, ничего не меняет в конечном счете.       — Хоть бы похоронили по-человечески, — со вздохом прошептала Татья.       Рэйлин заметно побледнела. Джонатон ждал, что сейчас она начнет кричать, доказывать, что всё было совсем не так… однако Бастон не сказала ни слова. Молча подошла к холодильнику, достала колбасу и начала делать себе бутерброд.       Татьяна чувствовала себя неловко. Ей отчего-то было очень жаль Рэйлин, но объяснить, отчего, она не могла.       Медленно Бастон отрезала кусок хлеба, долго прилаживала к нему колбасу, потом убрала продукты обратно и спокойно сказала:       — Я скорее всего перееду жить к Дилану.       — Рэйлин… — устало протянул Джонатон.       — Я собираюсь спросить его первой. Сразу после того, как заберу документы из университета.       Воцарилась тишина. Рэйлин забрала бутерброд и пошла в свою комнату. Заперла дверь на три оборота и села на кровать. Взяла с тумбочки фотографию матери и осторожно провела большим пальцем по краю рамки.       Какое-то время девушка сидела неподвижно. Потом поставила фотографию назад и легла головой на подушку.       Несколько следующих дней прошли без особенных происшествий. По телевизору, конечно, круглыми сутками крутили репортажи о скандале вокруг Изумрудного дворца, но Рэйлин телевизор не смотрела.       В монастыре всех разогнали, Папа произнес длинную речь, призывая всех к милосердию и ликованию по поводу того, что темная эпоха Средневековья миновала. Пресса, однако, всё равно никого не оставляла в покое.       Фотографию Дилана показывали в новостях, но сам он отказывался приходить на съемки. Рэйлин ему не звонила, улаживала дела с отчислением и разозлившимся Джонатоном, который ругал её на чем свет стоит, но отговорить от идеи забрать документы так и не смог.       Спустя неделю Бастон наконец решилась позвонить парню.       Однако трубку Дилан не взял. Ни на второй раз, ни на двадцать второй. Рэйлин устало вздохнула и решила не сдаваться. Звонила и звонила, упрямо считая длинные гудки.       Дилан тем временем смотрел на вибрирующий телефон, скользящий по гладкой поверхности кухонного стола, и молчал. Пальцами сжимал край темно-бордового джемпера и ждал.       Дейн медленно перелистнул последнюю страницу из материалов, собранных отцом Мэлиссы. Устало потер ладонью лоб и отложил папку на стоящую рядом тумбочку.       — Это копия, — произнес Дилан, отодвигая мобильник подальше от края.       Старший Стилински прикрыл глаза и отвернулся, опираясь руками о подоконник.       — Где рукопись, которую ты украл из монастыря, Дилан?       Дилан на него не смотрел.       — Я её верну.       — Почему? — в тихом голосе Дейна можно было различить горечь. — Разве ты больше не хочешь подбросить её мне и отомстить?       — Как видишь.       Раньше Дилан непременно разозлился бы, что Дейн вновь смог просчитать все его действия, но сейчас ему было всё равно. Брат заехал вернуть ему собаку, и Дилан решил, что пришло время расставить все точки над «i». Младший Стилински вернулся домой только вчера вечером, уладив кое-какие дела с прерванной практикой.       Какое-то время братья молчали. Дилан ждал, пока Дейн просто уйдет и оставит его в покое. Но Дейн не уходил.       — Эти люди не позволят тебе заниматься историей, Дилан. Более того, я опасаюсь за твою жизнь. Ты сунул руку в осиное гнездо.       Младший Стилински едва заметно усмехнулся. Губы дрогнули — ухмылка растаяла на губах.       — И что ты предлагаешь?       — Тебе надо уехать, — Дейн достал из нагрудного кармана пиджака небольшой конверт. — Здесь деньги и новые документы.       Забота Дейна всегда имела какой-то мазохистский подтекст. Он якобы ждал, пока Дилан подкинет ему рукопись и «выплеснет эмоции», отомстит и будет жить спокойно. Он якобы поспособствовал убийству отца, потому что его всё равно убили бы — а так он смог получить деньги и оплатить брату колледж.       Сейчас Дейн предлагал Дилану бежать. Но Дилан знал, что из себя будет представлять этот побег — это будет не побег от таинственных убийц, которым наверняка нет до него никакого дела, это будет побег в прошлое, когда Дилан зависел от брата.       С одной стороны, Дейн всегда хотел помочь. С другой стороны, иногда создавалось впечатление, что он просто сумасшедший.       — Ты выжил из ума, — устало сказал наконец Дилан. — Спасибо, что за собакой присмотрел. Тебе уже пора.       Когда-то давно Дейн говорил брату, что никогда нельзя поворачиваться спиной к людям, которым ты не доверяешь. Тогда Дилан не придал этому значения.       Теперь, когда он чувствовал на руках крепкую хватку брата, а прямо под глазом слабо блестела в солнечном свете игла шприца с какой-то дрянью — Дилан понял, что это был очень ценный совет.       Дейн был быстрее и сильнее. К тому же, Дилан действительно не ожидал, что брат бросится на него с оружием — он такое видел только в кино и до сих пор до конца не верил, что всё происходящее реально.       — Они убьют тебя… — тихо говорил Дейн. — Они не оставят нас в покое теперь, никогда…       Раньше Дилан думал, что место брата — в тюрьме. Теперь он считал, что оно в сумасшедшем доме. Стилински так устал, что не мог ненавидеть брата, но и простить до конца тоже не был способен — чем бы Дейн не оправдывал убийство отца и все прочие свои действия.       Дилан не хотел драться с ним. Но и исчезнуть, как Безымянная Графиня, он тоже не имел желания — Дейн был гением, и если уж он решил, что им с младшим братом нужно уйти на дно, найти их не смогли бы даже самые талантливые сыщики.       Резко ударив ногой под колено, Дилан развернулся и схватил с тумбы нож.       Игла успела поцарапать Дилану щеку. Он опасался, что снотворное — а скорее всего, в шприце было именно оно — могло начать действовать. Дейн сделал быстрый шаг вперед — словно перешел границу.       Это нужно было остановить. Прервать очередной круг.       Нож для резки мяса был острее, чем Дейн предполагал. Боль пронзила левый бок, перед глазами слилось в один ком ошарашенное лицо Дилана, бежевые обои, фотография в рамке, прибежавшая на шум собака…       Дейн потерял сознание.       Дилан отпустил черную рукоятку. Прижался спиной к стене и медленно съехал по ней вниз. Сердце гулко билось в груди.       Беспокойно дышали тюлевые шторы, потоки прохладного воздуха наполняли кухню.       Начинался дождь.       Испуганная собака растерянно виляла хвостом и смотрела на своего хозяина. Дилан смотрел в никуда. Руки у него были красными от крови.       Телефон снова завибрировал и на этот раз всё-таки свалился со стола. Глухо ударился о белую плитку, но не затих.       Младший Стилински машинально приподнял его, сбросил вызов Рэйлин и набрал 911.       Спустя несколько минут входная дверь открылась — Дейн, видимо, за собой не закрыл, так как вел собаку и держал в руках миски.       Собака бросилась встречать гостя. Дилан так и сидел на полу.       Шум наполнил прихожую и коридор небольшой квартиры. Совсем рядом раздались шаги.       Рэйлин застыла на пороге кухни.       Стилински обреченно ждал истерики, обвинений и даже удара по лицу — он заслуживал этого. Но Рэйлин молча подошла к Дейну и постаралась нащупать пульс.       Пульс был.       — Он жив? — сглотнув, тяжело произнес Дилан.       — Это надо ещё постараться — человека кухонным ножом убить, — серьезно ответила Бастон и вдруг присела рядом с парнем на пол.       — Служба спасения?..       — Да.       Рэйлин кивнула.       — Ни на минуту тебя нельзя оставить: то украдешь что-нибудь, то ножом человека пырнешь.       — Заткнись.       На мгновение Дилан даже удивился — как Рэйлин догадалась, что это он украл рукопись из архива монастыря?.. Впрочем, сейчас это уже не имело значения.       Ничего не имело значения.       Стилински сидел на полу и машинально гладил собаку по голове. Солнечный квадрат света лежал на плитке, иногда подрагивая от тени легких занавесок. Дождь продолжал накрапывать. Фиолетовые облака занимали ровно половину неба. На другой была только светлая лазурь и нежные мазки перистых облаков.       — Опротивело, — сказал наконец Дилан. — Всё надоело. Десять лет придумывал, планировал… а теперь ничего. Не хочу судить, не хочу мстить. Ничего не хочу больше.       Рэйлин шумно шмыгнул носом и подтянул к себе колени.       — Твоему брату так и так придется отвечать за свои поступки, Дилан. Нам всем придется.       — Я уеду, — ровно произнес Стилински. — Диссертацию пишу совместно с историческим факультетом Кембриджа, переведусь туда. Чертово место.       Капли дождя теперь попадали на подоконник, дрожали от поднимающегося ветра и иногда скатывались вниз, в комнату.       — А я забрала документы из ВУЗа, — беззаботно рассказала Рэйлин.       Дилан медленно поднял на неё взгляд.       — Ты рехнулась, идиотка?       — Вовсе нет. Это копание в бумажках, опись чужих вещей… — Бастон поморщилась. — Это не моё.       Стилински отвернулся. Прислонился затылком к стене и поинтересовался:       — И что делать будешь?       — Не знаю… — Рэйлин потерла ладонью затылок. — Пойду в детский сад работать? Устроюсь официанткой? Я думала, моя жизнь кончится, когда я узнаю, что произошло, — но она не кончилась. Странно, правда? Честно говоря, понятия не имею, что делать дальше.       Бастон вдруг вздрогнула. Купленное кольцо тяготило карман бежевых шорт.       «Я ведь собиралась сделать подарок», — с изумлением подумала она.       Это намерение вдруг показалось ей абсурдным, неимоверно глупым. Она представила, как сейчас достанет дешевое кольцо — даже без коробочки — и предложит Дилану официально встречаться. Встречаться!       А ведь Дилан даже не разведен.       Рэйлин была растеряна. Будто пелена сошла с её глаз. Рядом с ней сидел человек, с которым они как будто совсем не были знакомы. Сакральная тяга растаяла, прочная нить судьбы оборвалась.       Они прежние могли только лишь устало улыбаться друг другу, вспоминая о перенесенных в молодости потрясениях.       За окном гудели машины скорой помощи. Метались на ветру белые занавески, набирал обороты августовский дождь. В воздухе за окном кружили листья, едва тронутые желтизной.       Дилан повернул к Рэйлин голову. Карий взгляд полнился тоской по вчерашнему дню. В воздухе застыл немой вопрос.       Рэйлин и Дилан были словно два путешественника, стоящие перед обломками своего корабля — почерневшими от соленой воды и наполовину зарытыми в теплый песок затерянного в океанах острова.       Сирена скорой помощи звучала как реквием тем мечтам, которые больше не с нами.       Невероятная свобода наполняла души, но что было с нею делать? Они будто не знали друг друга до этого момента.       Рэйлин улыбнулась. Робкая полуулыбка осветила лицо Дилана.       Отныне больше не правила их бурями чужая звезда.

***

      В двадцать первом веке нашей эры известно стало такое всестороннее счастье терпимости, которое другим эпохам не знакомо. Всё пребывало в гармонии. Изумрудная пыльная листва на фоне желтоватого вечернего неба. И росчерком белой падающей звезды — далёкий самолёт. И деревянная изгородь с упавшим бревном.       Низкое жгуче-оранжевое солнце, розоватый океан света и летнего тепла. Замок Махайт над дрожащим лесом.       И дуга рельсов куда-то в никуда.       Фестиваль средневековой культуры уже подходил к концу, когда перед поляной остановилось белое такси. Немолодой мужчина отдал водителю деньги и, обойдя машину, открыл дверь своей попутчице.       Женщина выйдя и сразу же надела темные очки. В руках она держала букет белых хризантем, заключенный в прозрачный кокон пленки.       Продавец билетов несколько удивился, когда женщина с букетом уверила его, что им не нужны билеты на фестиваль, и они не хотят посмотреть на инсценировку осады крепости Прекрасной Розы.       От экскурсии в Изумрудный дворец пара отказалась. И посмотреть усыпальницу пфальцграфа и Безымянной Графини тоже не имели желания.       Они прошли мимо фестиваля, этого праздника жизни и молодости. Мимо вагончиков с яблоками в карамели, со сладкой ватой и свежим хлебом.       Они шли туда, где начинался сквер.       — Лет тридцать, наверное, прошло, — с легкой усмешкой предположила Рэйлин, которую всё ещё можно было легко узнать по неестественно черным волосам, которые со временем не поседели.       — Тридцать два года, — машинально поправил Дилан.       Сколько было волнений, скитаний, расставаний. Тридцать два года назад Дилан сдержал свое слово и уехал в Англию — за нападение на брата его не судили — Дейн сам настоял. Рэйлин какое-то время оставалась в родном городе, сражалась с собой, потому как не любила убегать. Но потом всё-таки тоже уехала. Много путешествовала, была даже замужем. Сменила несколько профессий, получила два образования, пока наконец не решилась пойти в политику, где добилась некоторого успеха.       Дилан всё время был при своём новом университете, жил безвыездно. Однажды возвращался с поздней лекции и заметил на качелях возле своего дома Рэйлин.       — Привет, — сказала Рэйлин.       Дилан ничего не ответил. Отошел только с порога и позволил зайти. С тех пор они с Рэйлин жили вместе, через несколько недель подали заявление и как-то тихо поженились. Никто не говорил о прошлом, о далекой молодости, историческом факультете и Изумрудном дворце. Будто впервые они встретились тогда, рядом с качелями у небольшого коттеджа.       Сначала жить было сложно. Дилана ночью часто мучили кошмары, но он никогда не говорил, что именно ему снилось. Дилану приходилось часто звонить сыну и дочери от первого брака. Своих детей у них долго не было.       Несколько раз они расходились, но, как выяснилось, порознь уже не смогли. В сорок три года у Рэйлин родился сын, и им пришлось переехать. Долго скитаться по больницам, санаториям и центрам реабилитации.       Стилински заметил, что Рэйлин потянулась за телефоном, и перехватил её ладонь.       — Да всё с ним в порядке, взрослый парень уже.       Рэйлин ничего не ответила. Неохотно убрала телефон обратно в карман.       В конце аллеи, под куполом взволнованных лип, был небольшой памятник — бронзовая статуя девушки в одежде начала 14 века, в руке которой была связка ключей. На пьедестале было выбито всего три слова: «любовь, верность, смерть».       Летними звездными ночами подростки играли рядом с памятником на гитаре, ранней весной по бронзовому лицу как слезы струился подтаявший снег.       К ограде, окружающей памятник Безымянной Графине, крепилось множество замков с именами влюбленных. Один из замков отливал зеленым, и в свете солнца казалось, будто он отлит из изумруда.       Рэйлин положила букет рядом с пьедесталом. Затем присела на лавочку рядом с памятником. Дилан ещё какое-то время постоял, затем присел тоже.       Летний шепот крон старинных дубов наполнял аллею. Сильный ветер поднимал в воздух пыль и прошлогодние листья.       Бастон улыбнулась Дилану, сжала его ладонь в своей. Блестящие в солнечном свете кольца соприкоснулись с пронзительным тихим звуком.       Фестиваль подходил к концу, затихали радостные голоса. Теплый вечер плавно переходил в светлую летнюю ночь.       Памятник постепенно утопал в темноте, а Рэйлин и Дилан всё сидели на лавочке, прислонившись друг к другу. Холодало. Зажегся одноглазый фонарь в конце аллеи.       Пфальцграф, Безымянная Графиня! Спите спокойно, мятежники. За вас теперь в церкви заброшенной горячие свечи горят.