Все позади

Ночь была на удивление спокойной. Тихой, глубокой, поглощающей. После пережитых событий Джонатану была необходима эта ночь, когда можно просто посидеть на скамейке и раствориться в тишине, не ожидая, что на тебя нападет демопес или что-то подобное. Парень сидел, поставив локоть на спинку лавки и подперев им голову, и смотрел на белые точки в небе сквозь приопущенные веки. В перспективе ему надо было много что обдумать, но сейчас хотелось просто бесконечно по кругу испытывать чувство осознания того, что все позади.  — Привет. — Джонатан обернулся и увидел Нэнси, обнимающую себя за плечи. Подруга (или кто она там ему) всегда так делала, когда ей было неловко — он заметил. — Я присяду?  — Да-да, конечно, — затараторил Байерс, меняя свою позу так, чтобы не было похоже, будто он не хочет видеть Нэнс или обижен на нее, или игнорирует, в общем, так, чтобы не спугнуть ее — синицу, которая спустя многих минут ожидания с вытянутой рукой с пшеном наконец-то осмелилась сесть и поклевать зерен, и теперь любое резкое движение может заставить ее улететь.  — И что, мы теперь, э-э-э, встречаемся, типа того? — Джонатан первым нарушил неловкое молчание. Нэнси повернулась к нему. Она открыла рот, видимо, хотела что-то сказать, но вместо этого только равно и шумно выдохнула воздух. Джонатан заметил, что в темноте выделяются ее побелевшие пальцы, так сильно сжимающие скамейку. Наверное, он имеет право взять ее за руку. А что, почему нет, он делал так и раньше, пускай даже это было неосознанно, и чаще всего парень сразу одергивал руку назад.  — Джонатан, я очень привязалась к тебе за все это время. Ты мне дорог, и больше всего я боюсь потерять тебя. — шептала Нэнси куда-то в область его шеи, — Нет, не думай, что я хочу продинамить тебя, я просто…  — Боишься? Она кивнула.  — Если ничего не получится, то сможем ли мы снова стать друзьями? Будет ли наше общение прежним? Мы можем так глубоко привязаться друг к другу, что потом вырвать эти цепи можно будет только с частями нас самих. Это либо навсегда, либо конец, понимаешь? Она была права, абсолютно права. Все сознание на пару с инстинктом самосохранения кричали, что Нэнси права, требовали немедленно с ней согласиться, ведь целым из этих отношений ему не выйти. «Мы можем так глубоко привязаться друг к другу… Я уже, Нэнс». Точка невозврата была уже пройдена, и Джонатан решает послушаться своего младшего брата — сделать что-то хорошее для себя.  — Нэнси, — девушка подняла взгляд на Джонатана, — все получится. Я так давно влюблен в тебя, что просто не может не получиться. Если не попробуем, то будем жалеть потом всю жизнь, представляешь?  — Хорошо, — она улыбнулась, — я доверяю тебе. Байерс притянул слишком напряженную и обессиленную девушку в свои объятия, пока она обеими руками сжимала его ладонь. Джонатан снова смотрел на небо, а Нэнси рассматривала их сплетенные пальцы. Разжав ладонь (своего) парня она задумчиво провела пальцем по его шраму.  — Слушай, а ведь когда-нибудь этот шрам будет совсем как линии на ладони.  — Ну, не совсем, думаю…  — Было бы весело сходить потом к гадалке и спросить, что означает толстая линия, проходящая через всю мою ладонь. Джонатан усмехнулся и поцеловал Нэнси, как бы заверяя, что все будет хорошо, и ничего из происходящего между ними не ошибка, убеждаясь что это действительно так. Нэнси обняла его за шею, разорвав поцелуй прислонилась своей щекой к его, говоря: «Я знаю».

***

 — Я так и знал! — Где-то за их спинами был слышен гордый и довольный голос Майка