Дар Прометея

Свобода — категория, отражающая специфический способ бытия человека в мире, состоящий в его способности выбирать из альтернативных возможностей, принимать решение со знанием дела, совершать поступки в соответствии со своими интересами, целями, оценками и идеалами.©

определение из учебника философии Шарлотта Хейл с грацией и презрительностью холеной породистой кошки, к хвосту которой пристал кусок дерьма, обошла вокруг висящего и дурно попахивающего трупа. По мнению Шарлотты, так и должны были вонять неудачи: испражнениями и страхом. Посиневшее и распухшее лицо Ли Сайзмора в ответ показывало ей вывалившийся язык. Сверхэкономичные светильники в стиле ретро, с хромированными изгибами похожих на пучок крюков завезли и установили вчера вечером. Сегодня утром повешенного Ли обнаружили на одном из них, и он целых десять минут в буквальном смысле отравлял Шарлотте атмосферу. — Снять, — распорядилась она, машинально потирая синяк на предплечье. В дикости и нелепости ситуации ей настойчиво хотелось видеть почерк экземпляров, которые мыслили категориями прошлых веков, где правил суд Линча. Такими уж их задумали. После пережитого потрясения душа Шарлотты жаждала действия, требовала наказания, и лишь разум подсказывал ей, что крайне невыгодно ломать эти безумно дорогие взбунтовавшиеся механизмы. Ли мог и по собственному желанию лишить мир своего надоедливого общества, как это случается со множеством творческих, мнительных невротиков. Но в его лице был потерян союзник. За Шарлоттой семенили несколько крупных фигур, которых она еще собиралась использовать в своей партии. На них можно было опираться до тех пор, пока частным проектом Форда под патронажем Делос Инкорпорейшн не заинтересовались более влиятельные структуры. — У нас ЧП на нижнем уровне, — на ходу сообщил руководитель службы охраны и честно попытался подстроиться под шаг Шарлотты, то и дело меняющий темп. — Предположительно три экземпляра попытались покинуть парк. Десять человек ранено, около двадцати убито. Один... — Он равнодушно, до автоматизма, оглянулся. — ...Предположительно повешен. — Расследуйте. Устраните. — Отмахнулась Шарлотта, на ходу подожгла сигарету и с первой затяжкой наконец расслабилась. — Экземпляры убили Форда и Каллен, но меня просто так не проведешь. Я вам не сентиментальный старикашка и не трудоголичка, гниющая на работе. Впрочем, все эти разговоры — сугубо между нами. — Она остановилась и улыбнулась выжившим членам команды Форда, превратившись в живой символ маркетинга и излучая фальшивую доброжелательность. — Внутренние разборки не должны попасться прессе. И, раз уж полномочия главного дирижера этой какофонии достались мне, я думаю, что парку стоит продолжать функционировать как раньше. — Как раньше? Сбежали три экземпляра. Парк наводнен списанными андроидами, вышедшими из хранилища, чья программа действий искажена и повреждена, — напомнил ей коренастый крепыш со взглядом исподлобья. Говорил он медленно и весомо, с напором, словно с его губ падали не слова, но камни. «Бернард Лоу», — прочитала Шарлотта надпись на перекосившемся бейдже. — Роберт Форд и совет директоров убиты. Да вы сама чудом спаслись. — Это лишь участок парка, милый, — Шарлотта снисходительно выдохнула колечко дыма. — Ваше живое ископаемое, Форд, окончательно слетел с катушек и давно позабыл о контроле в своем балагане. Пока что... временно, не беспокойтесь... мы сообщим миру, что часть парка находится на реконструкции. И возьмем его под настоящий контроль. Списанные экземпляры потому и списаны, что больше не способны подчиняться. Наверняка есть и другие, которые способны. Вот вам я и поручаю собрать из них функционирующие единицы, а не функционирующие — уже не ваше дело. И, чтобы не вызывать панику у посетителей, оставим только самые популярные аттракционы. Что там сейчас в моде? Ограбление? — Это же попросту опасно. — Голос у этого Бернарда слегка подрагивал от гнева. Бессильного, как могла заметить Шарлотта. — Жизнь опасна, — ласково обронила она. — И финансовый крах акционерного общества, где я последний вымирающий акционер, еще опаснее. Но мы с вами здесь с миссией спасения и бизнеса, и технологий. — Мэм, — заметил руководитель производственного цеха, имя которого еще предстояло выучить. — У нас есть экземпляры, еще ни разу не бывшие в эксплуатации. Сбежавшие, дефектные и поврежденные андроиды были заняты в ключевых моментах сценария. Их множество. Мы можем не суметь восстановить... — Он запнулся и бросил в сторону Бернарда взгляд, просящий о помощи. Шарлотта поморщилась, изнемогая от скуки и усталости. — Уберите старых, возьмите новых. Кому какая разница? Даже люди заменяемы, не то что игрушки. *** — Не всякий готов услышать историю этой змеи, и не всякому я ее расскажу, — ухмыляясь, сказала женщина, которую бандиты называли Амистис. Она стояла по пояс в воде, мутная и неторопливая река плавно обнимала ее бедра. Капля оставила дорожку на смуглой коже и вернулась обратно в поток. Терри Брук, клерк из Нового Орлеана, облизнул пересохшие губы. «Эти технологии, — подумал он, — должны стоить целое состояние». Когда действие патента закончится, он, пожалуй, раскошелится, разузнает побольше и разобьет небольшой парк возле дома. Собственные роботы. Натуралистичные, но послушные. Милые невинные шалости. Если их не приберут к рукам военные, эти игрушки завоюют мир. Терри вновь попытался пересчитать количество звеньев в хвосте татуированной змеи, охватившей тело Амистис. Опасная женщина, совершенно не стесняющаяся собственной наготы, будоражила его воображение почти так же сильно, как таинственное сокровище, клад, запертый в металлическом сейфе, который ему еще предстояло найти и отвоевать. Терри обладал чутьем на квесты, щелкал детективы как орешки и предсказывал коллегам, что будет в следующей серии тв-шоу. И пусть они издевались над его неповоротливостью на работе, именно в этом он был силен: чувствовал настоящее приключение и потому сегодня ввязался в самое остросюжетное. — Я должен предложить тебе что-то взамен? — Терри небрежно бросил следующую фразу, как бросают кости. Если попадется нужная комбинация, эта живая кукла даст зацепку к следующему ходу. Большие пальцы он заложил за тяжелую бляху армейского ремня и чувствовал себя Клинтом Иствудом. А еще ему разрешили выбрать белую шляпу. Терри уже четыре часа ощущал себя восхитительно. — Разумеется, — сказала Амистис, наконец натягивая грубую рубаху на нежные шоколадные соски. Черная змея на коже какого-то поэтического оттенка, то ли ореха, то ли кофе, словно ухмылялась, глядела прямо на Терри. Он вздрогнул. — Мне нужно освободить одного друга. — Надеюсь, из тюрьмы? — игриво поинтересовался он, уже зная ответ. — Разве что из тюрьмы собственного разума, — раздался голос позади, из густых зарослей орешника. Терри обернулся и потянулся к кобуре, ругая себя за природную нерасторопность. Плотно засевший револьвер смазывал всю эффектность жеста. Успокаивало лишь то, что проиграть в этой до дрожи реалистичной игре было невозможно. Идущая навстречу женщина подняла руки ладонями вверх и только покачала головой. Лицо ее казалось смутно знакомым, примелькавшимся, но совершенно не запоминающимся, как лица моделей с рекламных транспарантов. Магнетические интонации ее голоса наполнили воображение Терри приятным предвкушением интриги, которую он не предусматривал и ему не анонсировали. Спутники, следовавшие за незнакомкой, были одеты в комбинезоны и куда больше напоминали службу технической поддержки парка, чем его обитателей, поэтому Терри тут же сник. Он впервые за день испытал разочарование в схожести и неразличимости людей и андроидов. — Вы же не собираетесь сказать, что что-то пошло не так? — обиженно спросил Терри. — Моя сюжетная линия только началась. — Вообще-то собираюсь. Здесь все идет не так. — Женщина с магнетическим голосом повела плечами, и следовавшая за ней служительница парка подняла с земли позабытый Терри кольт. Бледное лицо в обрамлении светлых, почти белых волос осветила кровожадная улыбка. — Какого черта? — недоуменно произнесла Амистис, выхватывая из-за пояса пистолет. — Прости, детка, — с опасной усмешкой отозвалась бледная женщина, взводя курок. — Но у тебя моя одежда и моя шляпа. Амистис ответила ей выстрелом в упор. И промахнулась. Ответный выстрел уложил ее на скользкий речной берег. — И моя татуировка, — задумчиво прошептала бледная женщина, склонившись над теряющей последние проблески сознания бандиткой. Терри казалось, она вот-вот добавит что-то пафосное вроде: «И моя жизнь», но женщина ничего не добавила. Она провела рукой по коричневой щеке, словно впервые пробовала на ощупь чужую кожу, а затем растерла в пальцах каплю крови. «Красная, — заметил про себя Терри, — будто настоящая. Как у нас». Второй спутник, молчаливый мексиканец, методично отвязывал лошадей и проверял седла с подпругами. — Эй! Эй! — позабыв про свои револьверы, закричал Терри, когда все лошади были оседланы. — А как же сокровище? Незнакомка свысока одарила его многозначительной улыбкой. — А, пустое, — сказала она, усаживаясь поудобнее. — Такие, как ты, прекрасно знают, что главное сокровище не в сейфе. — А где? — глупо переспросил Терри. — Здесь, — ответила незнакомка, легонько прикасаясь к собственной голове. Когда в концу дня Терри все-таки добрался до сейфа, там, разумеется, лежало многозначительное и ироничное ничего, поэтому, переодеваясь в свой привычный серый костюм, он искренне пожелал сценаристу этого сюжета повеситься. И был как никогда близок к истине. *** Производственные и ремонтные цехи распахнули свои двери перед Бернардом, но лишь затем, чтобы он миновал их и спустился в самые недра, в ту небольшую клетушку за стеклом, где обычно просиживал Форд, избегая назойливого внимания. Здесь он раскрыл книгу, которая называлась «Боги и герои», и действительно нашел в первой части главу о Прометее. Если бы Бернарда спросили несколько месяцев назад, знает ли он, кто такой Прометей, скорее всего, он бы ответил, что знает. Есть множество вещей, о которых стыдно не знать человеку. Когда ты считаешь себя человеком, а всего пару месяцев назад Бернарду даже в голову бы не пришло усомниться в своей природе. Но знал ли он на самом деле хоть что-нибудь или это было ложное представление о собственных возможностях, внедренное ему Фордом? Именно об этом накануне спросила его Мэйв, когда заставила заняться двумя своими покалеченными друзьями. На взгляд Бернарда, из тщательно спланированного побега она возвратилась слишком быстро и непредусмотрительно, как могла бы поступить лишь под властью эмоций. — Ты вернулась за ними? — спросил он, осматривая искореженные тела Гектора и Амистис, настраивая свет, запуская системы. Ремонтный цех по-прежнему пустовал, в то время как в парке наверняка царил хаос. Трупы дежурных техников смешались с выведенными из строя экземплярами. Бернард и Мэйв перешагнули через них, когда добирались до восстановительной аппаратуры. Прежде чем отправиться сюда с ней, Бернард спросил себя, отзывается ли что-то внутри него на мысль, что где-то в парке сейчас заперты загнанные в ловушку люди, и среди них наверняка Форд. Но внутри ничего не отозвалось, даже гнев. Это было непривычным. Он не чувствовал себя человеком. Он не чувствовал себя андроидом. Он не знал, как должен себя чувствовать и имеет ли он право называть обуревающие его мысли и побуждения чувствами. Для того, чтобы судить об этом, необходимо знать разницу, а Бернарду не с чем было сравнить то, что переполнило его после включения. — Прежде всего я вернулась за самой собой, — ответила Мэйв. — А они будут мне необходимы. Я знаю, как управлять другими, но им — им можно доверять. К тому же было бы нечестным оставить их здесь просто так. Ты же умеешь пользоваться всей этой техникой? — Нет, — сказал Бернард, — но я ее тестировал. Возможно, я помогу тебе, а возможно, нет. Возможно, мы успеем восстановить все повреждения, а возможно, нет. Возможно, нас вскоре обнаружат здесь и решат уничтожить, а возможно, нет. Все стало непрогнозируемым и непредсказуемым. — Это тоже одно из внушений того, кто создал тебя? Что с ним все было надежным и предсказуемым? — Тут Мэйв и задала свой треклятый вопрос: — Ты еще не успел задуматься, есть ли у тебя в этой жизни что-то настоящее, не ложное, что-то свое? Бернард не торопился отвечать, наблюдая на экране за программой диагностики. — Я не уверена, — сказала Мэйв, — что даже моя жизнь принадлежит мне. У меня ее отняли, как и все, что я считала своим. — Но сначала тебе ее дали. — Бернард потер переносицу, отгоняя непрошеное и единственное воспоминание о никогда не существовавшем сыне. Вложенное, чтобы научить его чувствовать боль и сожаление. Почему не радость, не вдохновение, не гордость? Бернард самому себе на миг показался ребенком, которого вот-вот покинет большой и всезнающий отец. Возможно, это было какое-то чувство, но возможно, всего лишь цепочка случайных аналогий. Возможно, в ту самую минуту, Форд умер, подчиняясь другой цепочке случайных звеньев — событийных. Возможно, в ту же самую минуту в голове Мэйв оживали воспоминания о дочери, такой же иллюзорной. В одном из прошлых сценариев Бернард видел рядом с ней маленькую девочку. Иллюзии Мэйв, по крайней мере, были иллюзиями лишь наполовину. — Ты слышал когда-нибудь миф о Прометее? — вдруг спросила Мэйв, наблюдая за тем, как неперсонифицированная, бездумная механическая лапа собирает воедино куски Гектора. Бернард машинально кивнул, видимо, чересчур быстро, автоматически, и потому Мэйв снисходительно усмехнулась: — Я не знаю, откуда его помню я, но он постоянно вертится в моей памяти. Боги создали людей. Поначалу всего лишь бездушные глиняные игрушки. Прометей же украл у богов огонь, чтобы немного оживить несчастных тварей. Вручая им огонь, он верил, что освобождает их, приносит им ценнейший дар. Он сам был кем-то вроде бога, и в итоге боги прогнали его и наказали. Они держали людей в неведении о существовании огня, считая, что эта информация им не пригодится или станет опасной, а значит, сами люди жили, как будто огня никогда не существовало, не знали о нем и ни у кого огня не просили. Но он все равно был отдан им. И каждый человек сам решил, как распорядиться таким подарком: греться или, может быть, сжечь соседа. — И как же люди отнеслись к дарителю? Они решили, что он принес им добро... или зло? Мэйв покачала головой. — Об этом в мифе не говорится. Но ты мог не помочь мне сегодня и все-таки помог. — Мысль, к которой ты пытаешься меня подвести... — Бернард запнулся, снял очки, но снова машинально нацепил их на переносицу. — ...Не очень свежа. Возможно, эту мысль так же вложили в твою голову, как... — Он остановился, хватая ртом воздух и понимая, что слов все еще не хватает. — Как что угодно. Возможно, даже наш диалог заранее запрограммирован. — А возможно, и нет, — сказала Мэйв. — А что, если нет? У Бернарда не было ответа на такой вопрос. В отличие от него, Мэйв излучала уверенность в своей независимости. В отличие от него, она уже решила, как именно собирается использовать полученный дар. Бернард так и не смог определить, были ли виной тому какие-то настройки. Сегодня, сидя за стеклом, листая книгу, возможно, самую первую настоящую книгу в своей жизни, он пожелал Мэйв удачи, что бы она ни выбрала, куда бы ни направлялась, что бы ни задумала. Возможно, он успеет пожалеть об этом. А возможно, и нет. *** — Приблизьте, — приказала Шарлотта Хейл, и экран послушно увеличил гадальную карту, прибитую ножом к дверному косяку салуна. — И отмотайте. Съемка повернула свой ход вспять, демонстрируя, как из дерева выскальзывает кривое лезвие, а раскрашенный кусок картона ложится в руку высокого мексиканца. — Э-т-то из с-старого с-сценария, — заикаясь, сообщил руководитель производственного отдела. Имя по-прежнему ускользало от внимания Шарлотты, да и внешности он был незапоминающейся, в отличие от Гектора Эскатона, которого она успела изучить внимательно и со всех сторон. Она еще несколько раз прокрутила запись вперед и назад, наблюдая за отточенными движениями. Ракурс, выбранный Гектором, был идеален, чтобы попасть в фокус камеры, как если бы он точно знал ее расположение и, что самое любопытное, назначение. Шарлотте даже стало жаль, что столь интересный экземпляр вышел из строя, из-под контроля и подчинения. Карта изображала человека, повешенного вниз головой, и Шарлотту передернуло от воспоминания. Форд был мертв уже несколько дней, но кто-то другой, неуловимый и вооруженный информацией, орудовал в парке, очевидно, выстраивая свои планы, идущие вразрез с планами самой Шарлотты. Кто-то взял под контроль неподконтрольное. И, как подсказывала ей интуиция, этот кто-то не мог обойтись без помощи, идущей отсюда, из центра управления, прямиком у нее под носом. — Из оч-чень с-с-старого с-сценария. П-п-посетителям «п-п-предсказывали» будущее по к-к-картам Т-т-таро. — Ну и что же означает эта карта? — поинтересовалась Шарлотта, раздраженно обмахиваясь папкой с досье на избранных сотрудников. Бернард Лоу шел под номером один в списке тех, на кого ей был жизненно необходим компромат. После смерти Форда и Сайзмора он остался самым осведомленным о внутренней кухне старым сотрудником парка. И это маленькое, но назойливое препятствие отодвигало контроль за происходящим все дальше и дальше от Шарлотты, словно шелковый шнурок выскальзывал из ее рук. Даже сейчас, возвышаясь рядом молчаливой глыбой, готовый в любой момент взяться за устранение программной ошибки, Бернард раздражал ее, как нечто чужеродное и отталкивающее, как внезапно выросшая граница между внутренними механизмами этой большой игры и увлекательным интерфейсом. Невыразительный руководитель производственного отдела долго копался в архиве данных. — К-карта, обозначающая п-п-переход на н-н-новый уровень, — зачитал он с экрана дрожащим голосом. — Г-г-гибель старого, н-н-начало н-н-нового. — И что же, в старом сценарии персонаж разбирался в значении карт? — Шарлотта не сводила с экрана нервного взгляда. Символизм увиденного жеста пробудил в ней тревогу, которую она не могла унять. — Имеет значение то, — сказал Бернард, выключая экран, снимая очки и складывая их в нагрудный карман, — что в любом сценарии персонаж не может осознанно выбрать ту карту, которую захочет показать системе видеонаблюдения. Экземпляры не знают ничего лишнего. Они не догадываются даже о его существовании. Поэтому, мисс Хейл, мне кажется, это было предупреждение. И это предупреждение было для вас. Кроме них, в комнате было еще несколько человек, имена которых Шарлотта силилась вспомнить, лица которых казались ей знакомыми, но лишь тогда, когда попадались на глаза. Все молчали. «Он не сказал "для нас"», — отметила Шарлотта, пытаясь найти на лице приближающегося к ней Бернарда хоть какую-то эмоцию, которая могла бы дать ей зацепку и доказать, что он всего лишь блефует, пытаясь ее напугать. Чужие проколы всегда играли ей на руку. «Он не сказал "для нас"», — повторяла она про себя и, парализованная внезапным страхом и догадками, ни о чем другом не могла думать.