Их место

— Ты сегодня какой-то печальный, — отметила Энн, поднимая обеспокоенный взгляд на Гилберта. Мальчик долго не отвечал, завороженного глядя в глаза Энн через качающиеся на легком ветру травинки. Он запоминал. За все долгие вечера, которые они провели в этом отдаленном месте в полной тишине, он ни разу не видел ее такой. Сначала девчонка из кожи вон лезла, демонстрируя свое недовольство присутствием Гилберта, который, лукаво улыбаясь, обещал исчезнуть сразу же, как только получит прощение за морковку. Но Энн лишь хмурила брови и смешно дулась на мальчика. Пару раз она, решительно протестуя, уходила и не появлялась некоторое время. Гилберт всегда говорил, что будет ждать ее на "их месте", Энн высокомерно фыркала, упрямилась, сколько хватало сил, но в конечном итоге не могла отказать себе в удовольствии вернуться в такую красоту, которую нашла для уютных вечеров и которую настырно оккупировал Гилберт. Оба раза она с замирающим сердцем возвращалась, вглядываясь с горизонт, и судорожно выдыхала, замечая знакомую фигурку. А потом неожиданно просто привыкла к нему рядом с собой. Так, по крайней мере, говорила себе сама Ширли, покидая "их место" так поздно, как только позволяла Марилла. Девочка всегда уходила первой, гордо подняв голову и непременно не оборачиваясь. До последнего момента, когда еще было возможно разглядеть Гилберта, продолжавшего сидеть на своем месте. Волосы Энн великолепно переливались в лучах заходящего солнца, а подол недавно сшитого Мариллой платья весело танцевал вокруг худых ножек, когда она спешила домой. Но девочка об этом не подозревала. Теперь это был их ежевечерний ритуал — Марилла давно привыкла и даже не пыталась возражать. Окутанная запахом теплой земли и полевых цветов, Энн всегда лежала в траве, любуясь бездонным голубым небом и прислушиваясь к шепоту ветра. Гилберт сидел неподалеку, любуясь Энн и прислушиваясь к ее дыханию. Ему и в голову не приходило, что под "шепотом ветра" она имела в виду совсем другое, хотя ни за что не призналась бы в этом даже себе. — Я уезжаю из Авонлеи, — наконец негромко сообщил он. Казалось, что ветер, шепчущий обоим, на секунду затих, набираясь сил, а затем разразился бурей. Девочка, словно ужаленная, соскочила с земли, даже не заметив, как поднявшийся поток воздуха заиграл растрепанными волосами, в которых виднелось несколько травинок. В ее широко распахнутых глазах можно было уловить всплеск... паники? — Гилберт Блайт! — громче и тверже, чем рассчитывала, произнесла Энн. Она вдруг поняла непозволительность своего поступка, стоило ей заметить, как дернулись уголки его губ, и смутилась. — Я тебя еще не простила, так что ты не можешь уйти, — напомнила она уже значительно тише и немного виновато. Немного умоляюще. — Догадывался, как высоко ты ценишь мое приятное общество, — все же не удержался от мягкой улыбки Блайт, совершенно удовлетворенный произведенным эффектом. — Ты вернешься? — все же спросила она, понимая, что выдает себя с головой. — Полагаю, да, — серьезно задумавшись, сказал он. Впервые Гилберт поднялся с земли раньше Ширли, отряхнулся и испытующе посмотрел на Энн: — Ты будешь скучать по мне? — Вот еще, — слишком быстро и максимально протестующим тоном заявила она и снова потонула в траве, созерцая голубую высь, будто эта новость для нее ничего не значит, как и все, что касается Гилберта Блайта. Гилберт удалялся медленно, шелестя травой под ногами, он слышал только взволнованный "шепот ветра" своей Энн и видел только широко распахнутые глаза, запечатленные в памяти с достоверной точностью. — Я буду ждать тебя на нашем месте, — тихое прощание из травы разнеслось над бесконечным полем.