Mass Effect: Immortal Code

      Интерлюдия: ???       День медленно догорал в алом пламени заката. Солнце, ещё какие-то пару десятков минут назад висевшее над горизонтом, уже стыдливо пряталось, постепенно уступая место сумеркам.       Она не могла отказать себе в любви к этому пограничному состоянию времени. Не день и не ночь. Не свет и не тьма. Лишь родные тёмные тона, приглушающие обычные краски дня, нагоняющие таинственности и какой-то особой задумчивости, которой она была подвержена уже весьма и весьма долгое время.       Ещё один день подходил к концу.       И он бы слился с бесконечной чередой других таких же дней, что бесцельно пролетали перед нею в своих бессмысленных торопливости и суете, если бы не ощущение.       Да. Именно так.       Ощущение.       Всего её словарного запаса, всех тех трёх десятков языков, что она знала, не хватило бы для выражения того, что она ощутила. Словно кто-то вместо холодного галогена вкрутил в её жизнь старую добрую лампу накаливания.       И она не имела ни малейшего понятия, что стало тому причиной.       Сидя на террасе небольшого и уютного ресторана, посещение которого было для неё одной из тех немногих привычек, которым она оставалась верна, и попивая ставший привычным вечерний кофе, она в кои-то веки решила удовлетворить своё любопытство, вникнув в текущее положение дел.       Когда поток времени течёт в обход тебя, а ты стоишь на берегу этой реки и глядишь на историю, что творится и протекает мимо, невольно привыкаешь к тому, что излишнее любопытство не приводит ни к чему хоть сколь-нибудь полезному.       Активировав омнитул, она открыла сводку новостей, чтобы наткнуться на множество красных баннеров и заглавных шрифтов, пестревших громкими заголовками и сводящимися к одному конкретному событию.       — Война. Вот, значит, как. Недолго же длился твой мир, император. Пускай и дольше, чем когда-либо прежде.       Она улыбнулась. Было в слове «война» что-то такое, что заставляло кровь в венах течь чуть быстрее, немного отгоняя в сторону её личного палача — скуку.       Возможно, так было потому, что для неё это слово уже давно ассоциировалось с теми временами, которые она частенько вспоминала с бередящей душу грустью и тягучей ностальгией.       То было время крови и металла, кои переплелись меж собой так плотно, что каждый раз, нажимая на курок, она инстинктивно ожидала, что пуля отскочит от брони очередного «кошмара». Время пороха и стали, людей, бьющихся за идею и свободу, гениев и дураков, злодеев и героев.       Было время.       Но оно прошло.       Стало историей сто тридцать один год назад. В день, когда она в последний раз в своей жизни попыталась сделать хоть что-то для себя.       Но просчиталась.       Механизм истории, однажды запущенный, был безжалостен к тем, кто послужил ему топливом.       Чашка кофе показало дно, оставляя на том неровный слой гущи.       — Госпожа Сесиль, мы закрываемся. Но если вы хотите… — к ней подошёл администратор ресторана, пожилой японец в домашней одежде.       — Нет, Кёширо-сан, я уже ухожу. Запишите, как обычно, на мой счёт и с щедрыми чаевыми официанту. Паренёк устал бегать за новыми порциями…       Старик усмехнулся.       — Не за чаевые он работал, госпожа. Ваш столик… это место негласного соревнования.       — Которое никто из них не выиграет, — с некоторым задором в голосе констатировала она.       Японец согласно кивнул.       — Ещё бы они это понимали, госпожа. Но кто ж будет слушать ворчание старика…       Она озорно блеснула золотыми глазами.       — А ведь ещё каких-то сорок лет назад…       — Все мы были когда-то молоды, госпожа. И я в том числе. И я так же не слушал своего отца, как мой отец не слушал моего деда и как мой сын сейчас не слушает меня.       — Люди никогда не меняются, не правда ли? — она задумчиво смотрит в вечернее небо, где постепенно начинают загораться первые звёзды.       — Меняются, госпожа. Люди меняются, но, увы, слишком медленно, чтобы кто-то вроде меня мог это заметить…       — Может, вы и правы. Но если этого не видите вы, то куда уж мне? — она открыто улыбалась, пусть собеседнику и не дано было увидеть выражение её лица, поскольку стояла девушка к нему спиной.       — То же самое вы сказали моему отцу, — она не оборачивалась, но знала, что старик сейчас тоже улыбается.       — Скажу и вашему сыну.       Этот диалог абсолютно ничего не значил и ни к чему не вёл. Бессмысленное сотрясание воздуха, но, тем не менее, она не могла отказать себе в удовольствии разговора с добрым другом.       — Скажите, госпожа Сесиль… — решил сменить тему Кёширо.       — Да?       — Каким он был?       — О ком вы говорите? — не поняла она. Или сделала вид, что не поняла.       — Тот, о ком вы вспомнили. О ком вспоминаете каждый год в единственный день, когда не посещаете нас.       — Я нерегулярна в посещениях.       — Поверьте, я знаю, госпожа Сесиль. Но на моём веку вы никогда не приходите лишь в один день.       Установилась тишина, нарушаемая лишь звуками, которыми жил этот город. Но для них это было тишиной.       Она не знала, хотелось ли ей вообще отвечать. Но её натура пошла впереди неё.       — Он был дураком. Родился таким и остался им до самого конца. Упрямцем, который, вбив однажды в свою голову совершенно безумную идею, шёл к ней, невзирая ни на что. Эгоистом, который не замечал никого и ничего вокруг себя, если оно не было ему нужно. И он не держал обещаний. Во всяком случае, то, что он дал мне, так не исполнил.       — Но вы любили его?       Она моргнула, словно выныривая из транса. А затем, встав со стула, прошла мимо мужчины, не удостоив его и взгляда, впрочем, всё же бросив ему на прощание короткое:       — До свидания, Кёширо-сан.

***

      Это был странный вечер. Даже по её меркам. Старые раны, так внезапно и аккуратно потревоженные невидимым кукловодом, отозвались в ней отголоском старой и давно, казалось бы, похороненной боли.       А потому она дала волю чему-то, что жило на самой границе неосознанного. Чему-то, что нельзя было объяснить словами иначе как «чувство правильности».       Её тело словно бы стало не её.       Она, словно зритель в кинотеатре, наблюдала за тем, как ощущение какой-то невозможной необходимости, будто бы предрешённого кем-то свыше рока несёт её в переплетении улиц и парковых дорожек.       Она знала этот путь. Повторяла его несколько десятков раз. Но никак не могла понять: почему сейчас? Что изменилось для неё и что породило это изменение?       Ответа не находилось.       Она снова оказалась на том самом месте, в которое приходила два раза в год, имея на то все основания.       Она знала всё здесь наизусть. Каждый кирпич мостовой, каждое дерево, окружавшее её, каждый миллиметр этих двух стелл из чёрного и белого мрамора, что замерли во времени, знаменуя значимость мгновения триумфа.       Белый и Чёрный Короли. Шахматные фигуры, что так любил он. Поверженный, замерший в миллиметре от падения Белый и триумфально возвышающийся над ним Чёрный. Просто и значимо. Но от того не менее иронично, если знать не то, что пишут в учебниках по истории, но то, что происходило на подмостках того самого грандиозного спектакля, свидетелем которого стал весь мир.       Чёрное и Белое. Добро и Зло. Простая концепция, в которую люди верили с самого начала своего осознанного существования. Но с её точки зрения Белое было Чёрным, а Чёрное — Белым. Однако так видела только она, весь остальной же мир считал иначе. А вот кто из них ошибался — ответ на это крылся в самом вопросе.       Ещё одно она знала точно. Композиция не была завершена. Когда Чёрное и Белое сталкивались, смешивались и менялись местами, всегда и абсолютно всегда на поле боя должна была стоять она. Серая Королева.       Фигура, что сама выбирает сторону и сама идёт в бой, не слушаясь никаких приказов. Бесполезная, ненужная фигура в такой же бесполезной и ненужной игре. Ведь стоит лишь только Королеве выбрать сторону, как Король той падёт к её ногам мертвецом. И она останется стоять, вновь став Серой, в ожидании новой партии и нового Короля.       Но… не будет больше Королей.       А значит, Серой Королеве так и придётся стоять в одиночестве, застыв на пограничье, не принадлежа никому.       Она остановилась подле памятника, вглядываясь в ровные строки выбитых имён, многие из которых откликаются в её памяти лицами.       Но внезапно взгляд замечает что-то необычное.       Новое.       Неожиданное.       Букет.       Обыкновенный букет цветов из цветочной лавки, что находится всего в нескольких десятках метров от неё. Простой и оттого не менее странный. Белые хризантемы. Символ печали и траура для одних и синоним высшей власти для других.       Она не может удержаться от того, чтобы взять букет в руки.       Запах цветов перемешивается с каким-то иным, странным и смутно знакомым.       Она снова поднимает глаза, чтобы ещё раз вдохнуть аромат траурных цветов.       Белое и Чёрное.       Запах хризантем и пороха.       Чёрное и белое.       Мускус и хризантемы.       Серое.       Да. Не будет больше Королей.       Но Королева останется ждать Короля.