Королевские истории

Илон Маск предложил стрелять в Марс водородными бомбами, чтобы нагреть его и таким образом воссоздать искусственную атмосферу. Миловидная ведущая говорит это с таким восторгом, словно совершатся открытие века. Рей считает, что это полный и бесповоротный провал человечества. Она безразлично смотрит в плазменный экран и не переключает канал, хотя безумно хочет это сделать. За все то время, что она себя помнит в нынешней жизни, ещё ни разу земляне не сделали ничего хорошего: ни для собственной планеты, ни для остальных. Как можно разрушить то, что уже давно мертво — Рей не понимает, но землянам удаётся это феерично. Джедайт стоит за ее спиной и смотрит тот же самый эфир — ему отчего-то нереально стыдно, хотя разумом он понимает, что не виноват в происходящем... в это время. Впрочем, не соверши они все тогда роковую ошибку, остальные земляне не совершали бы их сейчас. Когда ведущая продолжает в полном смысле этого слова раскрывать тему, Рей перестаёт двигаться в принципе, даже, кажется, дышать, и кружка в ее руке кажется присохшей к ладони. Вокруг ни слышится ничего, кроме голоса девушки с экрана. Джедайт делает первый осторожный шаг по направлению к бывшей Принцессе Марса — той планеты, которую сейчас предлагают почти разнести в клочья. Рей слышит его, но все равно остаётся недвижимой медной статуей — ей не хочется оборачиваться и видеть в глазах Джеда то, что она привыкла видеть в собственных глазах: вину. Только себя она винила, что не смогла предотвратить трагедию, а он... он винил себя во многих грехах, к совершению которых был причастен. Но самый главный, самый кровавый и черный, мрачный мазок на листе его бесконечной жизни — до сих пор помнил и не простил себе. Ни на йоту. Рей слышит второй его шаг: тихая поступь, которая вопреки бьет по ушам так, что голова начинает звенеть. Ей должно быть приятно, что Марс не так сильно поменялся... по крайней мере, не превратился в газового гиганта или не покрылся лавовыми морями — где жизни теперь не будет никогда. Но Рей больно. Рей хочется вырезать себе сердце и выкинуть его в помойку. Рей хочется умереть, но она не может — именно в такие моменты не умеет это делать. Джедайт кладёт свои мозолистые ладони ей на оголенные плечи: ему очень хочется сказать, что все ещё будет, однако не знает, будет ли это «все» вообще, а слов на ветер он бросать не привык. Если дал обещание, то сдержит, до последнего тяжелого вздоха — сдержит. Что бы ни было. Рей знает эту его хорошую черту, но боится. Она из тех людей, кому больше горькая правда, а не сладкая ложь, но иногда так хочется насладиться этими медово-приторными обещаниями, что сил нет. Однако Джедайт медово-приторных обещаний не дает. Не умеет этого делать. А потому Рей ему благодарна: она бы не вынесла, если бы врать начал ещё и он. Они живут во лжи, питаются ею, дышат ею и стараются сделать вид, что так оно и надо. «Мы с девочками в театр», когда идёшь уничтожать очередного демона. «Мы задержимся с уроками», когда пытаешься вытащить из-под кожи осколки стекла и куски железа. «Я живу с дедушкой», когда вспоминаешь о том, что когда-то у тебя была полная семья. «Да ничего во мне особенного», когда понимаешь, что ты — это переродившаяся принцесса-воительница, некогда наследница могущественной династии, а сейчас — просто школьница без права что-либо поменять. И Джедайт знает каждую сторону этой медали, а потому не врет. Илон Маск молодец, но с большим знаком вопроса в скобках. Они могут копаться в этой планете сколько угодно, но правды так никто и не узнает. И о том, что существует какая-то другая правда, кроме мелких бактерий, живущих на поверхности Алой Планеты, кроме них тоже никто не узнает. Джедайт прижимает Рей к себе и выключает к чертям телевизор. — Мы сможем все вернуть. Рей цепляется пальцами в его белоснежную рубашку и едва сдерживает слезы: Джедайт не бросает слов на ветер. И не умеет врать. Это Рей знает на сто процентов. Может когда-нибудь они ещё и застанут марсианский рассвет.