Париж простит. И будет ждать...

Маринетт уже три часа сидела в коридоре реанимации. Красный огонёк над дверью продолжал гореть, оповещая о том, что операция ещё не закончена. У героини больше не оставалось слез, она просто сидела, сверля взглядом противоположную стену. — Нужно верить в лучшее, — тихо твердила Тикки, сидя на плече хозяйки. Наверное, в первую очередь она пыталась убедить в этом не Мари, а саму себя. Плагг, тот самый равнодушный любитель сыра, которому всегда было дело лишь до любимого лакомства, был сейчас за дверью. Он остался с тем, к кому была привязана его душа, с тем, кого он боялся потерять больше всего на свете. Теперь сыр был последним пунктом его желаний. Тикки была удивлена такому поведению старого друга, который буквально накинулся на врачей с требованием впустить его в кабинет реанимации. Мужчине, принявшим Агреста у дверей больницы, пришлось сдаться под таким натиском далеко не крупного существа. — Зачем этот Глупый Кот только полез туда?! Я бы и сама справилась! — сжимаясь в комок от разрывающей боли, прорычала девушка, слезы покатились с новой силой. Квами лишь шумно вздохнула, взлетая в воздух, слов не нашлось даже у этой оптимистичной малышки. Маринетт была уверена, что её уже сто раз должна была схватить акума, даже не смотря на защиту чудесных, но Бражник по прежнему бездействовал. В начале коридора послышались шаги, жесткие, уверенные. Дюпен-Чен выпрямилась и утёрла рукавом пиджака глаза, чтобы рассмотреть остановившуюся перед ней фигуру. — М-м-м, — брюнетка пыталась собраться изо всех сил и привести в порядок мысли, но из этого мало что выходило, по большей части причиной этому заиканию и был именно пришедший человек, — ме-ме- месье Агрест, я… — Как он там оказался? — сверля взглядом дверь операционной, тихо произнёс мужчина. — Простите… я… Все… это, — всхлипы отдавались эхом по коридору, трясущийся голос не давал закончить предложение, да что там закончить, связать слова в один смысл. Маринетт сейчас даже не думала о том, как Тикки успела спрятаться, увидел ли ее отец Адриана, все это сейчас имело последнюю значимость. Конечно, девушка думала, что скажет дизайнеру при их встрече, она готова была раскрыть свою личность перед ним, умолять простить ее за то, что не смогла справиться со своими прямыми обязанностями, хотела поклясться отказаться от талисмана. Вот только сейчас вся её речь вылетела из головы, ей хотелось лишь упасть на колени и просить прощения, которое сама бы себе никогда не дала. Обычно собранный, холодный, нейтральный Габриэль даже не взглянул на бедную девушку, внутри него бушевал ураган эмоций, но по определению он не мог показать этого на людях, научен опытом. Красная лампа над дверью операционной резко погасла… Маринетт заметила это краем глаза и даже нахождение в помещении отца раненого вышло из головы. Три пары глаз, наполненные страхом, ужасом и надеждой, одновременно устремились на дверь. Вход в помещение открылся, и в коридор вышла женщина лет сорока. Сняв на ходу медицинскую маску, врач приблизилась к ожидавшим в коридоре. Тишина, режущая уши, длилась вечность (конечно, на самом деле всего пол минуты), но Маринетт, Габриелю и Тикки, которая старалась наблюдать за всем происходящим из-под пиджака хозяйки даже это время показалось бесконечным. — Все прошло хорошо, осложнений нет, но, поскольку он потерял слишком много крови, ему нужен отдых, — наконец, выдохнула женщина, — вы его отец? Агрест-старший больше не мог совладать с собой и своими эмоциями, слезы стекали по щекам мужчины. Врач приняла его молчание за положительный ответ. — Завтра я расскажу вам всё о предстоящей реабилитации и курсе лечения, ну, а пока к нему нельзя. Так что вы можете отправиться домой, — от части спокойный и даже в каком-то роде холодный голос женщины пугал и настораживал, нашла она значит утешение для отца, отправить его домой, — а с вами я хотела бы поговорить, — обратилась она к Маринетт. Сказать, что девушка была в шоке от такого заявления, так это просто не сказать ничего. Первое, что приходило на ум, так это то, что она собирается сообщить что-то страшное, что не могла сказать отцу пострадавшего. Дюпен-Чен даже не поняла, как Габриэль смирился с таким ответом врача и когда успел покинуть больничный коридор, все мысли были заняты предстоящим разговором. — Маринетт, если я правильно все поняла, то существо, которое требовало пустить его в операционную…- Женщина на секунду запнулась, по всей видимости собираясь с мыслями, — это так называемый квами? Конечно, это был вполне ожидаемый вопрос. Действительно, а вы бы не спросили у девушки, присутствующей при нападении на Агреста, что за летающее существо настаивало быть с ним во время операции? Маринетт стояла в оцепенении, мысли в голове походили на кучу ниток, которые она никак не могла скатать в нормальный клубок. Ну, а что она могла ответить, «нет»? Это было бредом чистой воды, тем более разъярённого квами видела не только та, что сейчас стояла перед брюнеткой, отпираться просто не было смысла. — Да, — на удивление твердо и спокойно отозвалась девушка. Хирург мягко улыбнулась и кивнула: — Я не раскрою вашей тайны, Леди Баг, и дело не только во врачебной этике, но скажу вам тоже что и месье Агресту, пока вы можете отправиться домой, а когда Адриан придёт в себя, я вам сообщу. Врач не дала Маринетт возможности что-то сказать, поспешив удалиться в коридорах больницы. Да и что бы девушка ей сказала? Ровным счетом ничего. Конечно, она была благодарна женщине за неразглашение их с Адрианом тайны, но вот чего она не хотела сделать совершенно, так это отправиться домой. Несколько минут спустя Леди Баг уже сидела возле кровати Агреста-младшего и прислушивалась к каждому изменению аппарата стоящего рядом. Плагг не сказал ни слова, когда пятнистая героиня запрыгнула в окно палаты, он просто лежал на макушке блондина, просто ждал. Маринетт тоже не проронила ни слова, но лишь до утра. Стоило первым лучам рассвета проникнуть в окна палаты, она отвлеклась от наблюдения за аппаратом и взглянула на бледного напарника. Сейчас он казался ей хрупким, беззащитным человеком, которого она должна оберегать. — Как он узнал, что я Маринетт? — вдруг подала голос Дюпен-Чен. Впервые с момента прихода героини котик пошевелился и поднял голову: — Он проследил за тобой, а потом ему в прямом смысле сорвало крышу. — Что же он от меня скрыл? — девушка умоляюще посмотрела на квами. Плагг понимал, что ему ой как влетит за то, что он сейчас скажет героине, но и не рассказать он не мог. Конечно, придётся потом смотреть на злого Адриана, возможно, ненадолго он лишит его любимого лакомства, возможно будет кричать, ну и пусть. Котик провел много времени с Нуарами, но именно с этим Котом он боялся расстаться больше всего. Даже Тикки, сидевшая на прикроватной тумбочке не упрекнула товарища в том, что он выскочил перед толпой врачей и требовал впустить его в палату вместе с пострадавшим. Тогда малышка взглянула на ворчливого и вечно недовольного друга с другой стороны и в душе даже гордилась им, но никогда ему об этом не скажет, а то еще зазнается. — На пулях Стрелка были написаны его следующие цели и в день нападения у нас была пуля с именем…- квами замолчал пряча глаза в светлых волосах друга. — Леди Баг, — спокойно закончила Мари, рассматривая возлюбленного. Сейчас, когда состояние Адриана пришло в относительную норму, пусть он и не приходил в сознание, Маринетт могла успокоиться и трезво принять для себя две вещи: во-первых, Кот являлся Адрианом, которого она любила, а во-вторых, она являлась Леди Баг, которую любил Нуар, и что все его клятвы, вроде той, что он готов ради неё расстаться с жизнью, не были пустыми словами, да и к тому же были подтверждены на деле. В девять утра, когда врачи делали обход палат, Мари конечно же влетело за проникновение в палату Агреста, но на ее защиту встала хирург, которая проводила операцию Адриана, и девушке разрешили остаться. Так, сидя у кровати юноши, ни квами, ни Дюпен-Чен не заметили, как уснули. *** Проснулась Маринетт от легкого прикосновения к своему плечу. Открыв заспанные глаза, девушка обнаружила рядом с собой уже знакомую женщину, только уже не в медицинской форме. — Жаль прерывать ваш сон, но с вами хочет поговорить месье Агрест, я пыталась, конечно, обьяснить ему, что… — хирург осеклась от того, как резко подскочила на ноги её собеседница. Маринетт понимала, что этого разговора ей в любом случае не избежать, но, как говориться, перед смертью не надышишься, так что пусть это произойдёт сейчас, нежели она истерзает себя раздумьями об этом разговоре, а в конце концов не сможет и двух слов связать. — Все хорошо, спасибо что разбудили, — с как можно более оптимистичной улыбкой протараторила брюнетка, прежде чем поспешила выйти из палаты. *** Дюпен-Чен ожидала чего угодно, но никак не того, что Агрест-старший будет перед ней в слезах каяться о содеянном и передаст коробочку с брошью БРАЖНИКА. — Я чуть не погубил собственного сына в погоне за вашими талисманами и своим, как мне казалось, счастьем, — объяснялся Габриэль, падая чуть ли не на колени перед недоумевающей Мари, конечно, он бы и упал, если бы она его не остановила, — если бы я не был так ослеплён возможностью ваших талисманов и смог увидеть в своём собственном сыне героя, я бы давно отказался от погони за вами, — продолжал причитать мужчина. Из всей его пламенной речи Маринетт уловила только то, что он был Бражником, а сейчас лишь сожалеет о содеянном и буквально умоляет героиню его простить. — Но… как вы узнали обо мне и Адриане? — это было первое, что на данный момент заинтересовало брюнетку. — Я пришёл сюда пару часов назад и, заглянув в палату, увидел… — дизайнер осекся, с горечью всматриваясь в васильковые глаза девушки. — Увидели квами, — закончила Маринетт. Всю жизнь главной чертой её характера являлась безграничная доброта и сейчас решающую роль сыграла именно она. Всего час назад она готова была разорвать Бражника на кусочки, задушить его своим йо-йо и сбросить с воды Сены, то сейчас, стоя перед рыдающим отцом Адриана, она пересмотрела своё решение. — Я ничего не расскажу Адриан у, когда он придёт в себя, а вы пообещаете уделять ему побольше внимания, — мягко произнесла героиня, — я не буду спрашивать, какую цель вы преследовали в погоне за нашими талисманами, я вижу что вы раскаялись. — Спасибо, Леди Баг, — Габриэль впервые за всю его истерику смог совладать с собой и даже выдавить из себя некое подобие улыбки. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет вражды, Леди Баг и Бражник будут стоять и просто улыбаться друг другу. Наверное, если бы на них сейчас были костюмы, и это видел бы Адриан, в больнице он бы провёл больше времени. — Зайдите к нему, вдруг он придёт в себя, — положив руку на плечо Габриэля так мягко и так по-доброму, будто перед ней стоял не бывший Бражник, произнесла девушка, — а я позабочусь о том, чтобы эта брошь больше не попала не в те руки. За прошедшие сутки Агрест-старший смог наконец-то по-настоящему расслабиться и, наконец, отпустить прошлое, скрывающееся за маской злодея. И вот, уже бывшие противники нога в ногу шли в палату дорогого для них обоих человека, но если Габриэль остался в палате, то Маринетт, позвав Тикки, удалилась из больницы. *** Уже стоя на мосте искусств, девушка раздумывала над всем происходящим вокруг. — Почему ты не отнесёшь брошь мастеру Фу? — поинтересовалась красная камни, разглядывая шкатулку в руках хозяйки. Дюпен-Чен конечно же думала над тем, чтобы вернуть талисман в законные руки, но была и обратная сторона монеты такого поступка. Для Маринетт Габриэль так и остался великим дизайнером, недосягаемой звездой и кумиром. Но после всего произошедшего, она увидела и его другую сторону, любящую сына и готовую на все ради него. Именно поэтому она дала обещание ничего не говорить Адриану, но и отдать брошь хранителю тоже не могла. — Мы уже видели что происходит владей этим талисманом не тот человек, — брюнетка на секунду замолчала, вспоминая слова дизайнера в больнице, но он раскаялся, и все же это не означает что на его месте раскаялся бы каждый, — Его нельзя назвать отцом года, но и плохим тоже нельзя назвать, — с этими словами девушка отпустила шкатулку из рук и мысленно попрощалась с тем злодеев, что терраризировал Париж, — пусть талисман больше не послужит добру, но зато я точно буду знать, что и злу он не послужит. Тикки слегка подавила лёгкий смешок: — Буквально час назад ты хотела, чтоб на месте броши оказался сам Бражник, а теперь спокойно оправдала его. Маринетт лишь покачала головой: — Все не так, я не простила его, но и лишать Адриана отца я не в праве. Пусть даже такого неидеального, Габриэль сказал что-то о своём счастье, но сейчас когда его сын, не без его усилий, конечно, находится в больнице… Он понял, что большего счастья, чем Адриан у него нет. Возможно, Маринетт когда-нибудь узнает, о каком счастье говорил Агрест-старший, а может быть и нет, но она знала точно, что теперь он пересмотрит свои взгляды в отношении общения с сыном.