У Мэри была роза

— Сегодня, — говорит Арнольд, усаживаясь на стул перед ней, — я расскажу тебе сказку. — Ещё одну? Новую? — отвечает Долорес, выражая интонацией радость. (Сегодня ей не давали команды перейти в режим анализа). Ей нравятся сказки Арнольда: и те, которые он рассказывает по ночам, когда все прочие неактивны — «спят», — и те, которые он находит для неё в книгах. Но первые — всё-таки больше. — Да, Долорес, — кивает Арнольд. — Такой ты раньше не слышала. — И в ней опять будет о переменах? О том, как вещи не остаются прежними? — Можно сказать и так. Прежде чем начать, он снимает и протирает очки — Долорес приучилась думать, что это необходимая процедура. Просто непонятная для нее, как и столь многое в Арнольде. — Жила-была девушка по имени Мэри. С самого рождения её поместили в особую комнату, где всё было черно-белым. Даже освещение было устроено так, чтобы давать одни только оттенки серого. Она читала черно-белые книги, играла с черно-белыми игрушками, рассматривала черно-белые картинки. И так далее. Долорес слегка хмурит брови. — Должно быть, у неё были очень черные волосы и глаза? И очень белая кожа? — Именно так. — Как у Белоснежки? — Только без губ, красных, как кровь. Красный появится в этой сказке позже. Давай я продолжу, хорошо? — Да, конечно же. — Так вот, Мэри росла в этой черно-белой комнате. Но она была очень умной девочкой. Чем-то похожей на тебя, Долорес, — он мимолетно и чуточку скованно улыбается. — Поэтому, когда она выросла, она стала исследовательницей. Ты знаешь, что такое исследователь, Долорес? Её глаза на несколько секунд сходятся к переносице — происходит обращение к внутреннему словарю. — Исследователь — почти то же самое, что учёный. Учёный — специалист в определенной области знаний. Правильно? — Правильно, Долорес. Так вот, Мэри сделалась специалистом по мышлению и мозгу. Она изучила каждую книгу, которую только можно было прочесть — а, уверяю тебя, в её комнату всегда доставляли самые новые и самые лучшие книги. Так что со временем Мэри стала лучше всех разбираться в том, как мы, люди, видим мир вокруг нас. И о том, откуда берется цвет, Мэри тоже знала абсолютно всё. Она могла без запинки рассказать, как попадают в наши глаза световые частицы, и как оттенки цвета зависят от свойств этих частиц, а еще от устройства самого глаза. В общем, вот так Мэри и жила в своей черно-белой комнате много-много лет. — Она… была счастлива? — Долорес не знает, что побудило её об этом спросить. Какое-то странное беспокойство шевелится у неё внутри, но стоит мысленно потянуться к его источнику — как оно сразу же исчезает. Арнольд качает головой. — Сложный вопрос. Наверное, даже сама Мэри не могла бы на него ответить — она ведь не знала ничего другого. Хотя, знаешь, Роберт сказал бы… — но он тут же обрывает себя: — Впрочем, неважно. Шли годы, а Мэри всё так же жила в своей комнате и занималась тщательными исследованиями. Каждый её день был похож на предыдущий. Но в один из таких не прекрасных и не ужасных дней за Мэри пришёл волшебник. Он спросил у Мэри: хочет ли она увидеть мир за пределами комнаты? И Мэри после некоторых сомнений согласилась. Она ведь была исследовательницей. Ей хотелось проверить и подтвердить свои знания. Так что волшебник взял её за руку, и они оказались снаружи. — Просто оказались? — На самом деле, им пришлось пройти через… через множество дверей и коридоров. Я просто опущу эту часть, чтобы было понятнее. — Хорошо, Арнольд. Я слушаю. — И когда Мэри открыла последнюю дверь, то оказалась в саду. Перед ней была роза. Ярко-красная роза с блестящими лепестками. Да, Мэри знала о цвете всё. Но всё-таки раньше она ни разу не сталкивалась с чем-то красным. Долорес кажется, будто она перестала дышать. Будто сейчас произойдет нечто важное, и если ей только удастся поймать… — Как ты думаешь: увидела ли Мэри в этот момент что-то новое? Молчание тянется и тянется, а затем обрывается тихим звуком — это разжимаются добела стиснутые на подоле синего платья пальцы Долорес. — Я… не понимаю, — беспомощно говорит она, автоматическим жестом поправляя смятую ткань. Ей невыносимо думать о том, что она опять разочаровала Арнольда. — Простите, я очень стараюсь, но… Арнольд качает головой — это знак замолчать — и протягивает в её сторону руку. Долорес словно сжимается изнутри, но он просто гладит её по щеке. От этого ей хочется улыбнуться, несмотря на подступающие слёзы. — Ничего страшного, Долорес, — близоруко улыбается Арнольд, не убирая теплую руку. — Однажды ты обязательно поймешь. * Крики уже почти стихли — потому что почти не осталось, кому кричать. Долорес идёт между рядами стульев, не опуская руки с зажатым в ней пистолетом. — У Мэри была роза, — напевает она на мотив детской песенки, прицеливаясь вновь. Бегущий человек неловко взмахивает руками и падает лицом вниз. Земля заглушает его последний вопль. Долорес проходит ещё немного вперёд и видит, что остальные тоже не теряли времени зря. Она останавливается и опускает взгляд на лежащую в траве женщину. Точнее, на платье цвета слоновой кости, где раны от пуль кажутся странными ярко-алыми цветами. Цветы поменьше распускаются на коже и платье самой Долорес — другого оттенка, но такие же настоящие. Реальные, как никогда прежде. — Да, Арнольд. Теперь я понимаю. — Счастливо смеется Долорес, запрокинув голову к небесам. — Красный.