ПОЛГОДА СПУСТЯ
. Монотонный гул голосов становится невыносимым, когда безэмоциональный голос диспетчера сообщает, что рейс «Гамбург – Москва» задерживается ещё на час. За последние два часа это четвертое сообщение о задержке, поэтому куча недовольных пассажиров уже не могут сдержать своего негатива, которым наполнен весь зал. Вздохнув, рукой смахиваю с глаз отросшую чёлку и поворачиваюсь к Евгении. — Я схожу за кофе, тебе взять что-нибудь? — Нет, спасибо, – сестра отрицательно качает головой, продолжая строчить сообщения в телефоне. Понятливо кивнув, беру в руки свою сумку и направляюсь в сторону ближайшей кофейни, которую успела изучить уже вдоль и поперек. Лавируя между вывесками вроде «Gate 4» захожу в кафе, где столпилась огромная очередь и становлюсь за какой-то немкой в бордовом платье. Пока неторопливые бариста обслуживают толпу, достаю свой телефон, чтобы скоротать время за просмотром ленты Инстаграма, но мне мешает неожиданный звонок, который привлекает внимание всех посетителей кофейни. Неловко извинившись на ломаном немецком, прижимаю мобильник к уху, с теплотой вслушиваясь в голос на том конце провода. — Мира, вы все ещё не улетели? – интересуется парень, скорее всего, прокручивая в руках один из своих многочисленных браслетов. — Нет, задержали ещё на час, – вздыхаю я, оперевшись на барную стойку. – А вы? — Наш отложили из-за непогоды, поэтому будем куковать в Воронеже ещё сутки, – отвечает артист, после чего в трубке раздается звонкий смех. – Арс тебе привет передаёт. — Спасибо, ему тоже передай от меня, – улыбка расползается на губах, когда Арсений кричит в трубку что-то нечленораздельное. – Ладно, Тош, мне пора. — Позвони, когда сядете в Москве, – строго говорит Шастун, хотя ясно, что эта строгость является напускной. — Обязательно. Кинув мобильник в сумку, обращаюсь к баристе с просьбой сделать капучино без сахара, на что та замедленно кивает и только потом начинает насыпать зерна в кофемашину. Вздохнув, понимаю, что ожидание будет долгим, поэтому решаю посмотреть телевизор, висящий под потолком напротив барной стойки. Лучше бы я этого не делала, ибо на экране в эту же секунду появляется афиша сегодняшнего концерта Крида, который будет проходить в главном клубе города. Хочу оторвать глаза от экрана, но тело словно парализовало. Он такой же, каким и был; может, даже немного красивее, а взгляд взрослее, но это совсем его не портит. Его вообще невозможно испортить. До тошноты идеален. Хотелось бы мне сказать, что это упоминание о нем не задевает моих чувств и что мне давно наплевать, как у него дела, однако это неправда. Мне не все равно. Каждое утро вместо кофе, я открываю все социальные сети, где с фейковых страниц читаю новости о том, что у него все хорошо: новый альбом, новая девушка, новая жизнь, в которой нету места мне. А я что? Продолжаю наблюдать за ним на расстоянии, зная, что никто об этом не узнает и не могу избавиться от оков прошлого, потому что люблю. Несмотря на обиду, несмотря на расстояние и новые отношения. Антон безусловно очень хороший, и мне легко с ним, только есть одно «но» – он никогда не сможет заменить Булаткина. — Девушка, вы задерживаете очередь! Недовольный всплеск кассира приводит меня в чувство, после чего я замечаю скопившуюся за мной толпу народа. Извинившись, кидаю на стойку несколько купюр и схватив стаканчик, пулей вылетаю из кофейни. Невероятно, но даже находясь на расстоянии, Криду удается испортить мне настроение. На какое-то мгновение даже начинает казаться, что я вижу его чёрную кепку с надписью "youth", которую мы купили вместе, гуляя ночью по Арбату, но тут же отгоняю эти мысли подальше, ибо мало ли таких бейсболок по миру? Однако один женский крик на весь аэропорт даёт понять, что мне не померещилось. Он действительно сейчас здесь, стоит напротив меня и пытается найти путь к отступлению от толпы фанаток, которая окружила его со всех сторон. Такой родной, но такой чужой. Вот он, на расстоянии вытянутой руки. Хочешь – бери и обнимай. Все чувства внутри меня обостряются в миллион раз, сердце начинает колотиться в сумасшедшем темпе, будто готовясь выскочить из груди, а мозг лихорадочно подкидывает картинки из счастливого прошлого. Когда мы сталкиваемся взглядами, по телу проходит разряд тока, как будто при первой нашей встрече; стаканчик с горячим напитком падает из моих рук, чудом не пачкая белые кроссовки, и это приводит меня в чувство. Заставляю себя развернуться, чуть ли не бегом направившись за сестрой, хотя прожигающий спину взгляд доставляет невыносимый дискомфорт. Его злость чувствуется на расстоянии, плюс ко всему, я знаю Егора как свои пять пальцев, а может даже лучше и просто уверена, что сейчас он готов рвать и метать. Только мне все ещё непонятно, почему злится он, если предали меня? Как ему вообще хватает совести смотреть мне в глаза после всего, что с нами произошло? Мне с трудом удается совладать с собой, не дав волю накатившим эмоциям, и на моей памяти – это первый раз, когда я не бьюсь в истерике от нервов. Видимо курс успокоительного и ежедневное посещение психолога действительно были к месту. — Ты забег там устроила? – спрашивает Женя, когда я приземляюсь рядом, в попытках отдышаться. Или сдержать отчаянный крик. Не знаю. — Ага, – глупо киваю ей в ответ, лишившись способности ответить как-нибудь остроумно. – Устала сидеть. — Ну теперь моя очередь пойти прогуляться, – блондинка поднимается на ноги и повесив свою сумку через плечо, медленным шагом отправляется в противоположную от меня сторону. Она идёт уверенно, словно оттачивая каждый шаг, будто модель, отчего ловит на себе восхищённые взгляды иностранцев, но только мы с ней знаем, какими силами и средствами далась эта идеальная походка. Каждый день был пропитан страхом; каждое мгновение тянулось словно вечность, а каждый шаг прекращался в пытку для нас обеих. Кстати говоря, Булаткин отказался от денег, которые я должна была ему вернуть за оплаченную клинику, хотя мне приходилось настаивать на ином. Как только нужная сумма оказалась у меня на руках, был сделан перевод на его карту, но буквально через десять минут пришло уведомление, что деньги были возвращены обратно, а после, парень просто заблокировал все мои действия в его сторону. Пришлось обратиться за помощью к его коллегам по лейблу, но большинство из них сказали мне, что не хотят вмешиваться в то, что их не касается. Причем почти все они были невероятно холодны в отношении ко мне, по непонятным причинам. Эд лишь отмахнулся со словами «Булаткин просто придурок», и я решила больше не лезть в это дело, пустив все на самотёк. Наконец объявили посадку на наш рейс; дождавшись Женю на месте, забираю ручную кладь с соседнего кресла и быстрым темпом мы направляемся к обозначенному выходу. К счастью, больше казусных ситуаций не происходит и это даёт мне надежду, что домой мы доберёмся без происшествий. Так оно и происходит.***
Тишина квартиры начинает давить на уши как только я ступаю на порог. После непривычно шумного ритма жизни Гамбурга мне некомфортно находится в таких условиях, но думаю, когда вернётся Антон, здесь будет немного уютнее. На долю секунды даже ловлю себя на мысли, что стоило согласиться на предложение Евгении остаться у них, однако потом понимаю – лучше мне побыть немного одной, дабы привыкнуть к новым стенам, чего мне ещё не удалось сделать. Я переехала в съёмную квартиру Шастуна всего лишь месяц назад, и сразу же улетела к сестре, для оформления выписки, потому что Сергею Петровичу нужно было срочно вернуться в Москву. Честно, мне до последнего не хотелось съезжаться с Антоном из-за прошлого неудачного опыта, но импровизатор был так настойчив, что так или иначе, мне пришлось согласиться. Вздохнув, беру в руки дорожную сумку и босиком направляюсь в спальню, где ещё в коробках стоят мои неразобранные вещи. На кровати неаккуратной стопкой лежат кинутые Шастуном вещи, которые парень передумал брать с собой в дорогу. Переодевшись в домашнюю одежду, решаю прибрать комнату, потому что в таком беспорядке ложиться спать просто не возможно, но в итоге так втягиваюсь, что даже собираюсь разобрать свои вещи, однако желание спать оказывается слишком сильным, поэтому решаю отложить это до утра. Взяв несколько коробок со всякими мелочами, пытаюсь переставить их в угол ближе к шкафу, но в последний момент одна из них переворачивается прямо на меня, и оттуда выпадают все те предметы, которые по хорошему стоило бы выкинуть ещё полгода назад. Наклонившись, чтобы побыстрее их убрать, застываю на месте, только взглядом заметив треснувшую рамку с нашей фотографией. Осторожно поднимаю ее за уголок, окунаясь в те теплые воспоминания. Ибо это все, что у меня осталось. Что-то больно колет внутри, поэтому я максимально быстро скидываю все вещи Булаткина обратно и кидаю коробку в самый дальний угол шкафа, будто на самом деле она кишит крысами. Чёрт, после нашей встречи в аэропорту все снова пошло наперекосяк. Мне казалось, что старые раны уже затянулись и мои чувства к Егору утихли, но ничего подобного. Единственное, что я поняла – все это время мне дико его не хватало. Делаю глубокий вдох, ибо на секунду начинаю чувствовать, как у меня перекрывает дыхание. Беру со стула красную кофту Шатуна, от которой приятно пахнет парфюмом, подаренным ему мною и натягиваю ее через голову. Толстовка настолько мне большая, что достигает ниже колен, но это то, что сейчас нужно. Завернувшись на несколько раз, ложусь в кровать и обняв подушку Антона, наконец оставляю позади этот не самый удачный день из моей жизни.***
Нерешительно заношу руку над дверью и замираю в нескольких сантиметрах от нее. Не думала, что так скоро вернусь в эти стены и если честно, то совершенно не планировала этого делать, поэтому когда мне на телефон вновь позвонил Виктор Абрамов, я была немного шокирована. Несколько минут диалога стали для меня чем-то вроде пытки, ибо мужчина ясно дал понять – если я отказываюсь от стажировки, то в таком случае нужно заплатить неустойку, представляющую собой космическую сумму денег. Именно, та самая стажировка, о которой мне удалось забыть и которая напоминает о себе в самый худший из возможных моментов. А у меня, как становится ясно, такой суммы нет. И вот, спустя полгода я снова вернулась обратно, в стены, полные воспоминаний к людям, с которыми связаны эти самые воспоминания. И вроде все хорошо, но мне ужасно страшно. Наверное потому, что закончилось все слишком некрасиво. — Может ты наконец зайдешь в этот гребанный кабинет или мы здесь до старости стоять будем? Вздрагиваю, словно меня окатили холодной водой с ног до головы. Угрожающий тон парня заставляет мои ноги приклеиться к полу; мне даже не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто именно стоит за спиной. Ледяные глаза прижигают мою спину ненавистным взглядом, а мне невыносимо хочется закричать. Так громко, чтобы стекла треснули. Какого черта он ведёт себя так, будто мы расстались по моей вине? В голове отчётливо запечатлелся момент, когда Вика, завернутая в одно лишь полотенце и со счастливой улыбкой на губах одной своей фразой перевернула все вверх ногами. Злость и обида с невероятной силой сдавливают грудную клетку, отчего руки сами сжимаются в кулаки. Если бы не вышедший из кабинета Тимур Ильдарович, то скорее всего, я бы не сдержалась и как минимум отвесила бы ему несколько пощёчин. На секунду, даже чувствую разочарование от этого, но потом понимаю, что это было бы глупо. Ничего уже не вернуть, а значит и нет смысла что-то выяснять. — Мирослава, рад тебя видеть снова, – улыбается Юнусов и невольно выдавливаю улыбку ему в ответ. Знали бы вы, чего мне стоило это возвращение сюда, вряд ли бы сказали такое. Заметив блондина позади меня, рэпер кивает и ему. – Егор. — Виделись, – холодно отрезает Булаткин, чуть ли не скрипя зубами. — Заходите в кабинет. Звучит как приговор, тем не менее, приходится зайти вслед за Тимати. Кабинет ничуть не изменился с того момента, как я была тут в прошлый раз: все тот же черный стол, заваленный бумагами, пластинки с записями альбомов артистов, а также бесчисленное множество фотографий дочки Тимура – Алисы. — Думаю, вы уже поняли, зачем я позвал вас двоих, – не оттягивая, начинает говорить Юнусов, в то время, как я чувствую подкатывающую тошноту. Мой желудок не вовремя вспоминает, что пища не поступала в него вот уже несколько суток, и сейчас видимо решает показать свое недовольство, отвлекая от слов музыканта. – Мира, свою стажировку ты снова будешь проходить у Егора, так как в прошлый раз ваш союз принес не мало пользы лейблу. Плюс мы все ещё находимся в поисках его менеджера. — Я против, – тоном, не терпящим возражения чеканит Крид, а я наконец решаюсь поднять на него свой взгляд, о чем тут же жалею. В миг вся злость и обида проходят, едва его глаза цвета морской волны снова смотрят прямо в мои. На мгновение возвращаюсь в то время, когда я могла поцеловать его без лишних заморочек; когда я чувствовала ту любовь и заботу, которую мне никто никогда не дарил. Однако все эти видения рушатся, стоит только ему снова открыть рот. – Мне такой работник не нужен. Прикусываю нижнюю губу настолько сильно, что из нее начинает идти кровь, но замечаю это только после того, как во рту появляется металлический привкус чего-то солёного. Почему мне, блять, так не везёт? — Егор, мы с тобой это уже обсуждали, – жёстко отвечает Тимур Ильдарович. Его глаза вмиг становятся максимально серьезными, на что указывают мимические морщинки в уголках глаз. – Мира, можешь пройти на свое рабочее место, там Прохор тебе все объяснит. Молча кивнув, быстро покидаю кабинет Тимати, и только собираюсь прикрыть за собой дверь, как раздается чрезвычайно громкий голос Булаткина. — Тим, чё за хуйня? Я же ясно сказал – она не будет со мной работать. Внимательно прислушиваюсь к разговору, почувствовав, как внутри все похолодело. — Булаткин, не забывайся – я вообще-то все ещё твой начальник, – в таком же тоне отрезает Тимати. – Ты, блять, хоть понимаешь, что она лучшая из возможных вариантов? Мира единственная, кто может вытерпеть твой характер – это раз. Это не обсуждается – два и три. — Но... — Егор, заебал ныть как баба, – уже не выдерживает Юнусов, повышая свой голос. – Вам нужно отработать вместе пока всего лишь гребанные четыре месяца, поэтому перебьешься – никто не будет под тебя подстилаться. Теперь вали работать. Не дослушав разговор до конца, по памяти нахожу уборную и трясущимися, непонятно отчего, руками, пытаюсь привести своё лицо в порядок. Получается, честно говоря, отвратительно. Из зеркала на меня продолжает смотреть крайне бледная девушка, темный цвет волос которой только больше подчеркивает прозрачность кожи, с красными от бессонницы глазами и выпирающими от худобы костями. Кажется, с того момента, как мы с Женей уехали в Германию, я похудела килограмм на пять, и теперь мой вес граничит с болезненно маленьким. Но что делать, если кусок просто не лезет в горло, а после возвращения в Москву и вовсе пропало желание что-либо делать? С тяжёлым вздохом пощипываю щёки для лёгкого румянца и натягиваю лучшую из своих ненастоящих улыбок, говорящих, что у меня все отлично. На рабочем месте меня уже ждёт бывший менеджер Егора, который отдаёт уже готовое расписание на ближайший месяц. Переписав все даты в свой планер, задаю нужные мне для работы вопросы и попрощавшись с Прохором, присаживаюсь за компьютер, чтобы начать анализировать отчёты. Благо, сегодня у меня лишь входной день, поэтому риск очередной встречи с Кридом довольно мал. Сейчас мне удается спокойно привести мысли в порядок и четко понять, что единственное чувство, которое я испытываю к Булаткину – это ненависть. А как известно, ненавидеть всегда проще. На несколько часов я изолируюсь от общества, погружаясь в чтение бумаг, просмотр аналитики и прочей профессиональной ерунды, от которой у меня начинают кипеть мозги. Но в этом есть определенный плюс – помогает отвлечься от ненужных мыслей. Оторвав глаза от монитора макбука, потираю переносицу, чтобы хоть как-нибудь расслабить глазные мышцы. Слышу, как открывается входная дверь и через несколько секунд в помещение входит блондинка, при виде которой у меня на губах появляется улыбка. Она все такая же. Ничуть не изменилась, но по мне, это и к лучшему. — Приве-ет, – обнимает меня Банановая, так крепко, будто мы не виделись целую жизнь. – Как давно я тебя не видела! — Я тоже скучала, Ульяна, – ни капли не лгу. Мне не хватало этой дружеской атмосферы, которую приносила с собой эта девушка. — Ты так.... похудела, – запнувшись, произносит блондинка, оглядев меня с ног до головы. Жму плечами, отвечая девушке неловкой улыбкой. – Но брюнеткой тебе идёт больше. — А ты все такая же, только... — Потолще? – шутливо спрашивает она, присаживаясь напротив. — Счастливее, – хмыкаю, опустившись на стул. – Как тебя сюда занесло? — Да вот, пришла с ребятами поздороваться; они мне и рассказали о твоём возвращении. Тим, кажется, рад. — Я то как рада, – с сарказмом говорю себе под нос, но Ульяне все равно удается расслышать все с точностью до единого слова. — Это из-за него? – прямо спрашивает Банановая, чем ставит меня в тупик на ровном месте.– Может расскажешь, что у вас произошло? Потому что Булаткин за полгода мне ни слова не сказал. — Уль, давай не будем об этом, – дёрнув плечом, отнекиваюсь от девушки, надеясь, что мое лицо оставалось непроницаемым. — Как скажешь, – вздыхает Банановая, тут же меняя тему разговора. – Не хочешь с нами сегодня в клуб сходить? Только девочки. — Нет, извини, у меня ещё куча работы и хронический недосып, поэтому я пас. — А вот тут с тобой явно никаких изменений, – хмыкает блондинка, продвигаясь к выходу. – В любом случае, если захочешь, приходи. — Конечно, – киваю ей, зная, что этого точно не случится. — Слушай, – оглядывается Ульяна уже стоя у двери. – Я не знаю, что у вас там произошло, но могу сказать, что Егору было очень больно, когда ты уехала. И до сих пор он ходит сам не свой. Ничего не говори, – перебивает меня блондинка, заметив, что я хочу кое-что сказать. – Просто пока вы бегаете друг от друга, легче не станет. Подумай об этом. Банановая уходит, оставляя после себя одни лишь вопросы. После этого я несколько раз упорно пытаюсь продолжить работу, но как на зло, в голову лезут лишь мысли о сказанном девушкой. Ему было больно!? Правда? Это мне было больно! Мне, черт возьми! А он растоптал все мои чувства, причем самым извращённым способом, а теперь люди кругом твердят о том, что ему было больно. Замечательно! От злости ударяю рукой по столу, тут же отдернув ладонь из-за резкой боли. — Побереги мебель, – с насмешкой произносит хриплый мужской голос, после чего раздается громкий кашель. – Черт. — С удовольствием поболтала бы с тобой, но мне ещё нужно успеть на последний автобус, чтобы попасть домой, – по-быстрому складываю вещи в сумку, не задумываясь о смысле своих действий. У меня полное эмоциональное истощение, поэтому сейчас даже правила этикета мне по барабану. — Давай я тебя подкину? – предлагает парень, на что я немного помявшись отвечаю согласием. – Адрес тот же? — Нет, – ловлю на себе взгляд Эда и хмыкнув, поясняю. – Это долгая история. По пути расскажу.***
Выграновский желает мне доброй ночи и его иномарка с визгом колес выезжает со двора. Теплый ветерок приятно обдувает лицо, но сейчас мне абсолютно плевать на все. Этот день был слишком тяжёлым как физически, так и эмоционально, поэтому единственное, чего мне действительно хочется – это принять холодный душ, после чего завалиться в кровать и проспать столько, чтобы проснуться уже после окончания стажировки. Увы, лифт оказывается сломанным, из-за чего приходится подниматься по лестнице гребанные двенадцать этажей, что лишь усиливает невозможную слабость в моем организме. Желудок болезненно сжимается в спазмах, но я отчётливо помню, что в холодильнике нет ни крошки съестного. Завтра приезжает Антон и по-хорошему, стоило бы приготовить ему ужин, но не знаю, когда теперь появится хотя бы одна свободная минутка, чтобы сходить в магазин, купить продуктов и сделать из них хоть что-нибудь, более менее похожее на сбалансированный прием пищи. Тяжело вздохнув, вставляю ключ в замочную скважину и сделав несколько оборотов, наконец вхожу в квартиру. Приятный запах мужского парфюма выдает присутствие человека в этой квартире, а дорогие кроссовки на пороге свидетельствуют о том, что Шастун оказался дома раньше обещанного. Улыбка расползается по моим губам и от былого раздражения не остается ни следа. Быстро скинув ботинки, молниеносно направляюсь на кухню, откуда доносится тусклый свет. Уже с порога я замечаю несколько свечей с ароматом кокоса, а после, на столе вижу две тарелки с аппетитной пастой. При виде еды мой желудок болезненно сжимается, выдавая нечто похожее на стон. Неожиданно, чьи-то теплые руки обхватывают мою талию со спины, отчего я вздрагиваю, но почувствовав невесомый поцелуй в шею, тут же расслабляюсь. — Я скучал, – мурлычет Антон мне на ухо, опаляя кожу горячим дыханием. – Давай ужинать? Я так голоден, что слона могу съесть. — Откуда такое изобилие? Неужели сам готовил? – по-доброму умехнувшись, спрашиваю у парня, присаживаясь на стул и закидывая ногу на ногу. — Почти, – хмыкает Шастун, опускаясь напротив. – Сам заказывал в ресторане на Тверской. Подумал, что это лучше, чем есть мою отраву. Чем ты вообще питалась все это время? — В кафе с Женей почти все время ходили, – вру и не краснею. Намотав на вилку немного карбонары, с удовольствием отправляю ее в рот, за что желудок с благодарностью моментально начинает переваривать пищу. – А ты разве не должен был приехать завтра? — Концерт в Вологде отменили, поэтому я решил поменять билеты и устроить тебе сюрприз, – улыбается импровизатор, вызывая внутри меня какое-то особенно приятное чувство. Его забота слишком трогательна для меня. Поддавшись своему внутреннему порыву, поднимаюсь с места и пересаживаюсь к*** *** ***
Серое московское утро проходило в самом обыкновенном ритме – люди спешили на работу, создавали огромные очереди в метро, толкались и устраивали шумиху как на улице, так и в помещении. Спокойные места можно было сосчитать по пальцам одной руки, однако мне все же удалось найти кафе, в котором почти не было народу, несмотря на близкое расположение к центру. Провозившись вилкой в надломанных сырниках, щедро политых сгущенкой, отодвигаю идеально белую тарелку в сторону и ставлю ближе к себе чашку с горьким американо. Пригубив напиток, резко отставляю его обратно, ибо кипяток обжигает мне язык и губы. — Черт, – вырывается само собой не столько от боли, сколько от накопившихся проблем. Нервная система даёт сбой, а к горлу подкатывает ком невыплаканных слёз, которые, кажется, сейчас готовы политься не только из глаз. За одним всхлипом тут же следует другой и вот я уже перестаю контролировать себя, захлебываясь в потоке солёной воды. Обеспокоенные официанты один за одним интересуются, все ли в порядке и не нужно ли мне принести воды, но единственное, что мне удается им ответить, это сухое «нет». Когда в очередной раз ко мне подсаживается неизвестный, я собираюсь закричать, что мне ничего не нужно, однако даже не успеваю раскрыть рта, как этот человек обнимает меня до хруста в ребрах, и как бы странно то ни было – это реально помогает. Лишь успокоившись окончательно, я узнаю, что в роли моей жилетки выступил известный импровизатор – Антон Шастун. Парень понимающе улыбается и от этой улыбки мне хочется верить, в то, что черная полоса обязательно закончится. Мы просидели в том кафе до самого вечера. Шастун не спрашивая о причине моих слез просто развлекал меня глупыми шутками и историями из их жизни, а после, даже помог найти работу у них же в Главкино. После той встречи мы стали общаться каждый день, и я даже не знаю в какой момент это произошло, но дружеские отношения сменились романтическими, а Шастун их лучшего друга превратился в мою опору и поддержку.*** *** ***
Когда я думала, что работать с Егором будет сложно, то безусловно ошибалась. Это оказалось просто невыносимо. Последние четыре дня казались для меня вечностью – настолько тяжело было находится рядом с ним. Первое время Булаткин усердно делал вид, что я пустое место, тем самым, пытаясь вести себя как можно равнодушнее, но к вечеру в нем накапливался яд, который конечно же выливался только на меня. С каждым разом не реагировать на его злые шутки становится все труднее, но пока мне удается держаться. Только от бессилия с каждым днём всё больше хочется рвать на себе волосы. Как бы я не пыталась убедить остальных, внутри все равно понимаю, что несмотря на все произошедшее между нами, мне его не хватает. Да, он сделал мне больно, и честно говоря, Егор наверное единственный человек, который вообще столько раз доводил меня до крайней степени морального истощения, однако как ни странно, я ни о чем не жалею. Наверное, это и называется любовью? Положив последнее полотенце на пульт управления аппаратурой, устало потираю глаза, после чего направляюсь в гримёрку, чтобы оповестить ребят, что минут через пятнадцать можно наконец начинать последний на этой неделе концерт. В глазах периодически темнеет от хронического недосыпа, к которому ещё прилагается неправильное питание, и в какой-то момент мои ноги подкашиваются сами собой, отчего я почти валюсь на пол, но чьи-то теплые руки ловят меня в нескольких сантиметрах от него. По запаху одеколона понимаю, что это Егор и уже готовлюсь выслушать в свой адрес тонну отборного мата, но этого не происходит. Сознание постепенно возвращается обратно, и только после этого понимаю, что инстинктивно вцепилась в Булаткина так, словно он моя панацея. Хочу оторваться или убежать как можно дальше, однако все ещё продолжаю вдыхать такой родной запах, по которому так дико скучала, но не могла себе в этом признаться. На секунду мы оба возвращаемся туда, на несколько месяцев назад, когда подобные объятия были чем-то естественным. Только суровая реальность быстро возвращает все на круги своя. — Извини, – с трудом выдавливаю из себя, все же выбравшись из рук блондина. Хочу скрыться с места, но следующая фраза артиста останавливает меня на месте. — Поешь, пока ты окончательно не отключилась. Мне проблемы не нужны. Грубо, в его манере, но эта скрытая забота разбивает остатки психологического барьера, который все это время запрещал мне даже думать о Булаткине. По артисту видно, что если бы не усталость, то не было бы таких проявлений теплых чувств, однако если вспомнить, что ещё несколько часов назад у него был концерт в Кёльне, то становится ясно, что это нормально. Сейчас я смотрю на ситуацию с совершенно другой стороны, но внутренний голос шепчет, что прощение – не тот путь, по которому стоит идти. Мысли смешиваются в кашу и заглушают даже басы из колонок, отчего я вцепляюсь себе в волосы, только бы скорее приобрести ясность ума. Только это ничерта не помогает. Как бы то ни было, решаю последовать совету Крида и спускаюсь к бару, чтобы заказать себе перекусить в гримёрку. Пользоваться служебным положением конечно не совсем правильно, но сегодня даже совесть готова забить на принципы, только бы немного отдохнуть. Время пролетает незаметно, чему мой сонный организм определенно радуется. Едва танцоры и Равиль спускаются со сцены, я тут же нахожу организатора и получив от него кучу благодарностей, наконец направляюсь объявить всем о том, что они могут отправиться спать, а заодно и поблагодарить Егора, ведь от растерянности не смогла сделать этого раньше. Но ему моя благодарность оказывается не нужна. Едва я приоткрываю дверь в помещение, то вижу, как блондин страстно целует какую-то брюнетку, терзая своими руками ее тонкую талию настолько сильно, что ее ногти впиваются ему в спину. Ощущение, что меня со всей силы резанули ножом по сердцу и забыли залатать рану, из которой непрерывным потоком хлыщет кровь. Слёзы ненависти самопроизвольно постепенно скатываются из глаз, отчёго картинка начинает расплываться, но это даже к лучшему – наблюдать за продолжением мне не хочется. Сама не замечаю, как с грохотом захлопываю дверь и выбегаю из клуба даже не забрав куртку, хотя на улице стоит далеко не летняя погода. За секунду оказываюсь промокшей до нитки, однако наплевав на это, запрыгиваю в первое попавшееся такси под недовольное ворчание водителя и чуть ли не на повышенных тонах говорю ему, что доплачу ещё сверх суммы. Руки трясутся так, словно я – наркоманка со стажем, а тело прошибает крупная дрожь. Дорога пролетает незаметно, ведь все это время трачу на то, чтобы успокоиться, что выходит из рук вон плохо. Всунув таксисту купюру, превышающую нужную сумму в несколько раз, выхожу из потрёпанного автомобиля и быстро поднимаюсь в квартиру. Успеваю несколько раз порадоваться тому, что Шастун снова уехал на гастроли и ему не приходится лицезреть на меня в подобном состоянии – даже не смотря в зеркало знаю, что выгляжу донельзя жалко. Хочу побыстрее скинуть мокрую одежду, но едва тяну на себя ручку от шкафа, переключаю внимание на коробку, которую спрятала подальше от глаз Антона. С ненавистью хватаю эти остатки вещей Булаткина и накинув на плечи лёгкий плащ, снова покидаю помещение, по пути размазывая слезы. Люди, бегущие как можно дальше от дождя смотрят на меня как на психически больную, хотя примерно такой я себя и ощущаю. Отойдя на небольшое расстояние от дома, в соседний двор, кидаю коробку на мокрый асфальт и щедро поливаю одежду Крида спиртом, который захватила по пути, после чего с неким садистским удовольствием кидаю в коробку старую зажигалку, отчего та в секунду оказывается охвачена пламенем. Тепло от огня греет на расстоянии, а я не могу сделать даже шага в сторону, завороженно наблюдая за этим адским зрелищем. Все надежды сгорают в этом огне, оставляя после себя лишь пепел, который через несколько минут уже явно сдует ветер. И вроде бы сейчас самое время отпустить наконец всю эту ситуацию, но что-то внутри не позволяет этого сделать. До сегодняшнего дня внутри все равно была какая-то надежда, что все увиденное мной в квартире артиста не более, чем просто глупая интрига Виктории, однако после клуба сомнений не осталось. Только глупое сердце все ещё пыталось внушить мне, что все исправимо. Какой бред. — Что ты творишь? Совсем больная? – приводит меня в чувство грубый голос. Повернув голову вижу какого-то мужчину, потом снова перевожу глаза на огонь и наконец успокоившись, позволяю себе вернуться домой, чтобы завернуться в тёплое одеяло, способное спрятать меня от этой жестокой реальности.***
Когда стакан горячего кофе вылетает у меня из рук и проливается на голубую рубашку, уже не могу спокойно реагировать на внешние раздражители и смачно матерюсь на весь офис «Ru tv». — Мира, не знала, что вы сегодня тоже тут, – как по мановению волшебной палочки появляется Банановая в коридоре и заметив мое пятно, любезно протягивает ее джинсовку, способную закрыть его от людских глаз. — Спасибо, – благодарно киваю девушке, натягивая куртку на плечи. – Да, Булаткин презентует новую песню. Опять будет заливать в уши про то, как его кинули, хотя сам ничем не лучше, – добавляю уже шёпотом, не зная, услышала ли это Ульяна. По ее растерянному выражению лица понимаю, что услышала, однако в данную минуту, мне абсолютно наплевать на все. Такое состояние апатии любого оставит без сил. Попрощавшись с Улей, обещаю, что отдам ее джинсовку вечером и возвращаюсь обратно в съёмочный павильон, где Булаткин уже даёт интервью Лизе Жарких. Присев на стул возле оператора стараюсь сымитировать максимальную заинтересованность в процессе съёмки, чтобы только не смотреть на артиста. — Итак Егор, поскольку все мы знаем, что твоя новая песня о любви, у меня и у наших зрителей сразу возникает вопрос – что именно вдохновило тебя на ее создание? Крид хмыкает, задумчиво потирая отросшую бороду, а потом неожиданно направляет свой взгляд на меня. Несмотря на то, что между нами стоит целая куча различной видеоаппаратуры, он смотрит словно сквозь нее и это определенно меня напрягает. — Несколько месяцев назад, когда в моей жизни произошли определенные события, мне было настолько хреново, что я просто не мог общаться ни с кем из своего окружения. Вот я и решил на несколько дней отключить телефон, чтобы побыть в тишине, разобраться в своих мыслях, но как и было ожидаемо – это не помогло. Тогда дошло даже до алкоголя и в какой-то момент я поймал себя на мысли, что лучше вылить это на бумагу, чем вот так деградировать из-за человека, который того не стоит. «Который того не стоит» – вот значит, что он обо мне думает. Только в таком случае я не понимаю, к чему он говорит всем о том, как он страдал? К чему вообще весь этот бред? Какого черта он вообще настаивал на том, чтобы я жила у него? Чтобы потом унизить? — Так значит, в сюжет основан на реальных событиях? Можешь рассказать об этом подробнее? — Ну смотри, там в припеве звучит такая строчка – «С тобой я не могу и без тебя никак, мой самый лучший друг и самый злейший враг». Мне кажется она как нельзя лучше передает все мое отношение к этому человеку. — Что же это за девушка такая, осмелившаяся разбить тебе сердце? — Просто очередная фальшивка. Жаль, что я сразу этого не понял. Булаткин с какой-то странной улыбкой косится на меня и это срабатывает как последний удар под дых. На всех порах выбегаю из здания и стараюсь вдохнуть как можно больше воздуха, но получается только закашляться от неожиданности. В какой раз за неделю меня сотрясает истерика? В какой раз я давлюсь слезами из-за него? Кажется, счёт уже давно перевалил за отметку в «50+». В надежде, что свежий воздух поможет мне вернуть спокойствие, решаю прогуляться пешком до дома, абсолютно наплевав на то, что за подобный проступок мне явно придется отвечать перед начальством. В голове крутится миллион мыслей и каждая, буквально каждая посвящена чёртову придурку по имени Егор. Честное слово, лучше бы мы никогда не встречались, и в таком случае мне бы не было так больно. Вздохнув, откидываю волосы с лица и пытаюсь унять нервную дрожь во всём теле. Глядя со стороны можно подумать, что мои ноги сейчас подкосятся, и я упаду в обморок прямо посреди улицы, из-за чего на меня постоянно косятся люди. В лифте несколько минут усердно привожу лицо в порядок влажными салфетками, чтобы у Шатуна не возникало лишних вопросов по поводу моего внешнего вида. Сделав глубокий вдох, натягиваю на лицо улыбку и захожу в квартиру, но ещё на пороге понимаю, что что-то не так. Женские туфли на высоком каблуке, которые я бы в жизни не надела валяются посреди дороги, а из спальни слышатся веселые голоса. Не нужно быть гением, чтобы сложить один к одному, но для собственного убеждения решаю заглянуть в комнату. Стоит ли говорить, что именно там происходит? Не знаю каким образом, однако даже будучи слишком занятым, Антон магическим образом замечает меня. Его зрачки расширяются от удивления, но мне не доставляет удовольствия наблюдать за сменой его эмоций. Разворачиваюсь в сторону выхода, по пути хватая спортивную сумку, которую не успела разобрать с концерта в Германии и уже хочу хлопнуть дверью, но голос Шастуна останавливает меня на полпути. — Мира... — Такого я от тебя не ожидала, Антон, – резко обрываю его реплику, со злостью сжимая ручку до боли. — Если бы ты поговорил со мной, я бы поняла тебя и не держала бы, но измена – это уже слишком. — Я не буду отрицать, что виноват перед тобой, но мне действительно жаль, что так произошло. Ты хорошая девушка, и если бы можно было повернуть время вспять, я бы поступил иначе. Прости. Качаю головой и ничего не ответив импровизатору, покидаю квартиру. Внутри будто что-то обрывается, последняя ниточка, которая удерживала меня в ладу с нервной системой. Бессильно скатываюсь по стенке лифта, больно прикусив губу и просто позволяю себе расплакаться подобно маленькому ребенку, выплёскивая всю боль. Мне плохо даже не от предательства Шастуна. С какой-то стороны я даже могу его понять, ибо в ответ на его ласку и заботу, он все это время получал лишь сухую благодарность и ничего более. Но почему эта ситуация так похожа на ту, что произошла с Егором? Если от Булаткина такого стоило ожидать, то поступок Антона для меня – нечто более сильное, чем просто плевок в душу. За что я получаю все это? В такие моменты мне острее всего хочется наложить на себя руки, только чтобы наконец избавиться от этих проблем. Слишком много дерьма изо дня в день сваливается на мои плечи. Я устала. У-ста-ла. — Девушка, вам плохо? – неожиданно в мой внутренний мир вторгается чей-то голос. Поднимаю глаза и натыкаюсь на соседку, живущую несколькими этажами выше. Слабо кивнув ей, извиняюсь несколько раз за неудобство и с трудом поднявшись на ноги, плетусь к выходу из подъезда. Время приближается к девяти вечера, а мне совершенно некуда пойти. Неужели спустя столько времени мне придется возвращаться в нашу старую квартиру, откуда меня выгнали подобно дворняжке? Мне до жути не хочется волновать сестру и унижаться перед Сергеем Петровичем даже не смотря на то, что наши отношения стали немногим лучше. Не по летнему холодный воздух пробирается под джинсовку и вдруг вспоминаю, что нужно отдать Ульяне куртку. Быстро набрав номер блондинки, спрашиваю у нее, можно ли зайти сейчас, на что та отвечает согласием и мое направление меняется в сторону дома Банановой. Дохожу до нее достаточно быстро, но успеваю замерзнуть от того, что температура моего тела повысилась примерно на градус. Устало поднявшись на седьмой этаж, обнаруживаю, что квартира девушки открыта, поэтому прохожу внутрь, предварительно постучавшись. Оставив обувь на пороге, по логике нахожу кухню, откуда доносятся звуки, словно кто-то что-то ищет, но нахожу там совсем не Ульяну. — Банановая, твою мать, где у тебя штопор валяется? Мне нужно выпить. — А ты все проблемы решаешь алкоголем и сексом? – с сарказмом обращаюсь к блондину, отчего тот, кажется, вздрагивает. — С каких пор ты со мной разговариваешь? – хмыкает парень, все же отыскав штопор. – Разве ты не должна быть сейчас где-то в трущобах Москвы и рыдать в рубашку Шастуна о том, какой Крид моральный урод? Он ведь лучше чем я, да? Мои руки сжимаются от злости на парня и его чёртову ухмылку. С жестокостью кусаю губы, отвернувшись от парня. Ненавижу! — Как будто ты тут самый святой. А разве ты не должен проводить ночь в компании своей распрекрасной Виктории или любой другой модели? Сколько их там у тебя? Я уже сбилась со счета, – наш диалог больше напоминает соревнования «Кто кого больнее заденет», и честно говоря, Егор явно лидирует. Но только уступать на этот раз моя персона не намерена. – Интересно, а ты спал с ними всеми за то время, что мы встречались, или только с самыми особенными? — Что ты несёшь? – хмурится певец, будто не понимая о чём идёт речь. – Что, блять, ты себе напридумывала? — Я своими глазами видела Вику в одном полотенце в твоей квартире; хватит делать вид, что виноваты все, кроме тебя! – но в ответ ничего кроме усмешки. – Какая же ты сволочь, Булаткин! — А ты все такая же истеричка, какой и была. А я то думал, Шастун тебя поменял. Сама вечно твердила о блядском доверии, но почему-то ты даже не догадалась спросить меня насчёт Коротковой. Не думаешь, что все твои проблемы случаются из-за твоей тупости? Егор скрещивает руки на груди, наблюдая за мной. Медленно двигаюсь в его сторону, натягивая немного кривую ухмылку. Не стоило тебе начинать эту игру. — Думаешь, назвав меня истеричкой , ты оправдаешь собственное поведение? Это низко даже для тебя, Булаткин. Хотя, видимо когда дело касается таких как ты, удивляться уже не стоит, ибо оказывается, вы способны на любую низость. У подружки своей учился? – скорее шиплю я, хотя планировала произнести эту фразу как можно холоднее. Но стоит отдать мне должное, в глазах блондина все же проскакивает злость. Его сжавшиеся челюсти лишь это подтверждают. Один один, парень. Однако я забыла учесть одно обстоятельство – Егор никогда не поступает так, как от него этого ожидают. Тем более сейчас, когда я надавила на его больное место. — Не смей говорить о ней, – парень медленно начинает двигаться по направлению ко мне, и почему-то мне становится страшно от его угрожающего вида. — Не смей подходить ко мне, – опасливо беру в свои руки тарелку, думая обороняться ей в случае необходимости. Глупо? Зато так спокойнее. — Боишься? – зло хмыкает парень. — Недоверяю, – холодно отрезаю в ответ ему, поежившись от неожиданно появившегося ветерка в комнате. Оказывается все это время окно было открыто, но ярость внутри меня так согревала, что я абсолютно этого не заметила. – Объясни мне только одно: зачем нужно было все это? Неужели ты меня настолько ненавидишь, что специально причиняешь такую боль, которую когда-то испытал? — Ты реально дура, или притворяешься? –нахмурившись, спрашивает артист, начиная повышать на меня голос. — Прекрати оскорблять меня и ответь в конце концов, придурок! – тарелка неожиданно выпадает из моих рук, с шумом разбиваясь о кафельный пол. — Воскресенская, ты реально психанутая! — Все ясно. Спасибо за содержательный диалог, – обессиленно вздохнув, разворачиваюсь по направлению к выходу, желая быстрее скрыться, только бы подальше от Крида. Но не успеваю сделать и шага за пределы кухни, как меня с силой вжимают в стену так, что в ушах звенит, и теплые губы Егора накрывают мои. Он целует меня грубо, переодически кусая до крови, словно пытаясь отомстить за что-то. Сначала предпринимаю несколько попыток вырваться, но певец только сильнее сжимает обе мои руки в своей одной, поднимая их над головой, второй же он держит моё бедро. Чтобы хоть как-то повлиять на ситуацию, начинаю кусать его за нижнюю губу, но кажется, это только сильнее его заводит. — Как же я скучал по твоей строптивости, – насмешливо говорит блондин, прокладывая дорожку из поцелуев от моей шеи до груди, а потом и вовсе срывает мою рубашку, отбрасывая ее куда-то в сторону. Единственное, что успеваю сказать ему, до того, как окончательно теряю над собой контроль, это те три слова, которые вертелись у меня на языке все это время. — Ненавижу тебя, Булаткин! — Я тебя тоже, малыш. Я тоже.ЭПИЛОГ
Когда блондинка входит в квартиру, первое, что она замечает – разбросанные на полу вещи от кухни до ее спальни. На губах появляется довольная улыбка и уже гораздо бодрее она спешит проверить, верны ли ее догадки. Оказавшись на пороге комнаты, девушка только убеждается, что ее план был верным. Егору с Мирой просто нужен был толчок навстречу друг к другу, ибо они слишком гордые, чтобы признать простой, но очевидный факт – они не могут друг без друга. Сейчас же эти двое ненормальных спят в обнимку на кровати Ульяны, с умиротворённым лицом. Егор обнимает брюнетку так крепко, будто боится снова отпустить. Будто она – самое ценное, что есть у него в жизни. А девушка лишь теснее принимается к нему, несмотря на то, что ещё вчера он оставил кучу синяков на ее теле. И в душе. Да, эти двое действительно стоят друг друга. Наконец, Банановая видит, что ее подруга, так часто страдавшая от нападок в жизни наконец может быть счастлива, поэтому она оставляет их с Егором одних, чтобы те насладились друг другом. И уже никогда не расстались.