Не моя нирвана

Секс под наркотиком был невероятным. Оба не знали, чем закончится эта ночь, увидятся ли они снова, будет ли опять так хорошо. И размышлять под героином на сырой траве об этом было не лучшей идеей. Дело шло к рассвету. Они лежали в объятиях друг друга прямо на земле. Курт положил под голову сумку Кортни, а её преткновением была его грудь. Нижнее бельё было тоже где-то здесь, но его не хотелось искать: лень. Но одеться всё же пришлось, потому что под утро стало прохладно. Как Кортни ни старалась не испачкать своё платье, это, к её сожалению произошло. На нём были зелёные следы от травы, кое-где испачкано непонятно чем, в пятнах каких-то… подол был сырым. Волосы ужасно растрепались. И её, и его. На губах остались лишь следы помады, и то размазанные. И на губах Курта тоже. Хотя обоим в этот момент на все эти мелочи было плевать. Главное, что они рядом друг с другом. Правда, вот у Кортни ступни очень замёрзли. Тогда Курт предложил ей свои носки. Она согласилась надеть их. Они лежали какое-то время молча, любуясь на небо: ночь постепенно растворялась в утреннем рассвете. Сквозь пышные кроны деревьев можно было увидеть, как чёрное небо превращается в тёмно-синее, а где-то далеко-далеко на горизонте и вовсе в голубое. Ещё можно было наблюдать за звёздами, но они уже не мерцали так ярко, как глубокой ночью. Звонко пели птицы. Летали себе с дерева на дерево и щебетали. Было свежо и прохладно, но крепкие объятия ни за что не дали бы им замёрзнуть. Их согревали горячие тела друг друга. — Мне становится страшно, — вдруг произнесла Кортни, — это нормально? — Да… — шёпотом, задумчиво ответил Курт, — мне тоже страшно. — А тебе почему? — Вдруг я сдохну, больше не испытав такого кайфа? — усмехнулся он, взглянув на неё. — И всё же, мы трахнулись… — обречённо сказала она. — Тебе понравилось? — Да, — ответила Кортни. — И мне. То есть… это было охуенно. — Говоришь как девственник, — усмехнулась она. — Пошла ты, — слегка толкнул он её бедром. — Сам иди, — толкнула она его в ответ. Курт засмеялся. У него и впрямь давно не было таких ярких ощущений. Все бесили. Всё достало. Изо дня в день люди, сотни лиц. Все что-то от него хотят, всем постоянно от него что-то нужно. И лишь одно не нужно: чтобы он перестал употреблять героин. Но это было нужно ему. И он просто бесился от того, что люди вокруг его не понимали. Героин стал его лекарством. Бегством. Сперва он относился к нему как к обезболивающему: боли в желудке из-за грёбанной язвы было порой невозможно терпеть. Но потом наркотик стал выходом. Способом побега от реальности, где так всё заебало. А люди постоянно мешали ему, говорили, что нельзя так. И кому лучше знать можно или нет, если Героиня помогала? Кому виднее, им или ему? Героиня его выручала, а они, наоборот, требовали. И вызывали у него боль, если отбирали его Героиню. И он их за это ненавидел. Кортни вызвала в нём уважение: она не осуждала его. Она, наоборот, сделала это вместе с ним. Все остальные девушки вокруг него были сыкухами. «О Боже, Курт, так ведь нельзя!», «О Господи, это так вредно!», «Курт, ты что, я не буду!»… а ОНА… Она тут же согласилась. И получила удовольствие вместе с ним. Она поняла его. Она внесла в его память воспоминания об одной из лучших ночей за последние годы. С ней весело, она остроумна. Он готов был вцепиться в её ноги, чтобы она не уходила. Он не мог отпустить её… не мог. Кортни стала самой яркой вспышкой за всё это время. Той, кто не отвернулся от него. Хотя, она совершенно его не знала. Совсем. Но она чувствовала. — Оставишь мне свой номер? — спросил он осипшим голосом. — А что мне за это будет?  — Секс с мировой рок-звездой, — улыбнулся Курт. — Я подумаю над этим предложением, — улыбнулась она в ответ, глядя в его глаза. — Ты красивая… — тихо произнёс он. — Не говори этого. — Но почему? — Очень легко привыкнуть к таким словам. А мне их никто не говорит. — Оставь мне свой номер, и я буду говорить их тебе каждый день, — улыбнулся Курт. Кортни глубоко вздохнула и отпрянула от его груди. Поднялась, упираясь рукой о землю, и присела. Её взгляд устремился далеко-далеко… куда-то вдаль между многочисленными стволами деревьев, где царила полная тьма. Такая же, как и внутри неё самой. И никакого просвета там не было видно… ни одного луча… лишь темнота и дебри. И что же она делает? Сбегает от всех своих проблем с парнем, который говорит ей все эти слова, а ей так страшно… страшно поверить в них. Страшно принять всё это. Потому что это очень приятно. Похоже на сказочную историю влюблённых. Да вот только в реальной жизни такого не бывает. Ну не бывает же! И зачем он заставляет её вестись на это? Зачем говорит так? Ведь если она поверит, то будет очень тяжело потом. Потому что больше никто ей этого не скажет кроме него. А он исчезнет, когда грёбаная наркота отпустит его. Кортни почувствовала горячую ладонь на своей пояснице. Курт тоже приподнялся и взглянул на её лицо. Какая же она, всё-таки, красивая… и такая грустная. Но он готов был поклясться, что хотел бы каждое утро видеть её лицо. И какого хрена вообще… что с ним происходит?! — Пора уходить, пока ёбаное утро не наступило, — сказала она. — Я не хочу. — Будешь весь день тут валяться? — усмехнулась она. — Да и срать. Не хочу туда. — Не будь как маленький. — Неужели хочешь домой? — удивился он. — Нет. Но добираться до дома поутру, когда все будут видеть меня такой, тоже не горю желанием. И не мешало бы поспать. Я блять, ещё не особо догоняю, что ширнулась. И не хочу понять это, когда будет светить солнце, а все вокруг будут смотреть на меня презренно. — Они будут. — Я знаю. — Они всё равно будут. И это не зависит от времени суток, — угрюмо сказал Курт. — Вставай, — сказала Кортни, лениво поднявшись на ноги. — Нет. — Да! — возмутилась она. Он схватил её за ногу и крепко сжал ладонью лодыжку. Кортни невесело взглянула на него. А он… был похож на щеночка. Такой жалобный взгляд… такой потрёпанный вид. И он выглядел отчаянным и очень одиноким. Будто она была его единственным спасением. Его глаза хранили в себе печаль и тоску. И если бы в Кортни не было столько цинизма, которым она успела порасти за всю свою жизнь, она бы поддалась на этот взгляд, полный боли. — Курт, вставай. Надо идти, — дёрнула она ногой. Туфли обула поверх носков. Что выглядело очень сомнительно. Да и плевать. Главное, до восхода солнца вернуться домой. Внутри царила паранойя. Ей, конечно же, не хотелось расставаться с ним и выходить в социум. Было страшно… казалось, что произойдёт что-то плохое… окутывала паника, когда она думала о толпе людей средь бела дня, через которую придётся проходить. Да ещё и одной. Не хотелось их видеть и слышать. Не хотелось, чтобы и они видели её такой. Казалось, что каждый поймёт, что она кололась в вену и занималась сексом с первым встречным. Пусть это и сам Кобейн. Мать твою… как же пугали эти мысли. И она ощущала себя такой уязвимой… такой слабой. Нужен был Курт рядом в этот момент, но она понимала, что это невозможно. Пришло время расставаться. Мужчина тяжело вздохнул. Встал босиком на траву и нехотя потянулся к кедам, чтобы обуться. Его слегка пошатывало. Мысли были в куче. Поднял заодно трусы Кортни и протянул ей. — Бля… — усмехнулась она, взяв их из его руки, и запихала в сумку. Они закурили и медленно ступили обратно к воротам. Что ж… эту ночь они запомнят надолго. Оба старались продлить этот момент ещё на какое-то время. И если бы не чёртов рассвет… Почему он всё испортил? Время пролетело так быстро, словно яркая вспышка света. И теперь снова нужно возвращаться в реальность, где ждут упрёки и расспросы от людей, недовольные взгляды и бессмысленные разговоры. Тут хотя бы с собой договориться… Курт наткнулся на мёртвую ворону. Чуть не наступил на неё. А Кортни от неожиданности взвизгнула и схватила его за руку, дёрнув к себе. — Твою ж мать… — прошипел он. Они остановились над её телом и уставились на него. Обоим стало жалко птицу. Но при этом она вызвала у них отвратительные чувства. Даже жутко стало на какое-то время. Учитывая, что такие же создания сейчас, как ни в чём не бывало, кружили над ними и щебетали. Курт опустился на корточки и вынул три чёрных пера из хвоста вороны. — Что ты делаешь? — нахмурилась Кортни. Он снова поднялся и посмотрел на неё: — Держи, — улыбнулся он, протянув ей одно перо, — это тебе. Кортни, странно глядя на него, завороженно взяла перо. Вид Курта был озабоченным. — Это мне, — продолжил он, — положив второе перо в карман джинсов, — а это… это для нашего ребёнка, — он потянулся к сумке Кортни и запихнул в неё третье перо. Кортни нервно рассмеялась. — Ты что несёшь? — хохотнула она, хотя самой были очень лестны его слова. — И да, ты всё ещё не оставила мне свой номер, — усмехнулся он, взяв её за руку. — Если добудешь чернила и бумагу, я напишу тебе его этим пером, — усмехнулась девушка. Курт лишь рассмеялся. Они обошли птицу и последовали дальше по дорожке. Как же не хотелось… чёрт… как же не хотелось туда! — Спой мне, — тихо попросила Кортни. — Спеть? — улыбнулся он, переспросив. — Ага. Что-нибудь, что я запомню и смогу петь потом. На память. — Почему на память? Мы что, расстанемся навсегда сейчас? — На память об этой ночи. Чтобы я навсегда запомнила. Он улыбнулся: — А ты хочешь запомнить? — Почему бы и нет? — Не знаю… думал, ты не особо впечатлена. Она рассмеялась: — С чего ты взял? — Ты всё ещё не дала мне номер, — засмеялся он. — О Боже… — хохотнула Кортни и остановилась. Она достала из сумки ежедневник и ручку, и вырвала из него листок. Написала на нём свой номер телефона. Курт наблюдал с интересом за тем, как она это делает. — Ведёшь дневник? — спросил он. — Эмм… да, — пожала она плечами и протянула ему бумажку. Курт взглянул на цифры и, улыбнувшись, сложил лист в две четверти, запустив его в карман к перу. — Я тоже, — сказал он. Кортни улыбнулась, и они пошли медленно дальше. Он начал петь в полголоса: Моя девочка, моя девочка, не лги мне Скажи, где ты спала прошлой ночью? Среди сосен, где никогда не светило солнце, Я дрожал всю ночь напролёт… © Nirvana, My girl Продолжение следует…