Последствия

      — Мой милый мальчик, ты боишься?       Ее голос сладкий, ласковый, заползает в уши, даже когда он закрывает их руками.       — Отстань от меня! Сгинь! Я тебя не боюсь!       Она смеется одновременно тихо и страшно, так, что пробирает до поджилок. Обнимает со спины, укладывает подбородок ему на голову и трется грудью о его спину. Йован крепче сжимает зубы и тараторит про себя — проснись, проснись! Но она только смеется и царапает когтями его грудь.       — Ну куда же ты, — ласково шепчет демон ему на ухо, и язык у нее длинный и горячий, скользит по коже. Йован вздрагивает и жмурится сильнее. Перед глазами — Лили, она всегда помогает.       Он проснулся в кровати, мокрый от пота, с унизительно постыдным желанием. Лили, напомнил себе Йован, милая Лили. Она — единственное, что помогало ему держаться. И Солона, пожалуй, добрая подруга всегда выслушивала его страхи по поводу Истязания и убеждала не бояться, особенно, сейчас, когда сама на днях его прошла.       У Йована ее убедительные речи вызывали немного истеричный смех: Амелл, конечно же, и представить не могла, что его ждет там, в Тени. Кто только и ждет, чтобы впиться острыми когтями в его тело и заставить сдаться, чтобы занять его место. Та, которая научила его запретной магии, не прося ничего взамен: Йован и без того знал, что ей нужно, и когда она захочет это получить. На Истязаниях, и закончит их Йован с мечом храмовника в животе. Но, наверное, это всяко лучше, чем превратиться в одержимого — он не знал, что пугало его больше.       Лили была не такая. Смелая, решительная — именно она узнала и принесла ему страшную весть о том, о чем он даже и не думал. Ему казалось, что страшнее Истязаний его ничего не ждет, но Создатель, верно, решил над ним посмеяться. Потому что теперь ничто не могло испугать его больше, чем перспектива жизни без чувств и без эмоций. Что он станет таким, как Овэйн — тихим, спокойным и совершенно безразличным ко всему.       И к Лили.       — Они отберут тебя у меня, — снова шепчет она, обнимает Йована, прижимает к себе, такая ласковая и опасная. — Ты больше не придешь ко мне, мой милый мальчик. Позволь мне помочь тебе.       Йован старается не слушать ее, но ему слишком страшно. А она убедительна, как никогда.       — Я не хочу становиться таким, — все равно упорно сопротивляется он. — Это ничем не лучше Усмирения.       — Тогда беги, — озвучивает она его желание. — Беги, мальчик, используй все, чему я тебя научила — и ты будешь свободным! У тебя будет семья и свой дом, ты же этого так хочешь? А, может, лучше признание? Все будут бояться тебя, как ты сейчас боишься их.       — Я не боюсь! — почти рычит Йован, рывком поднимаясь.       Тень колышется вокруг него, а демон плотоядно улыбается.       — Я знаю, мой мальчик. Мой милый смелый сладкий мальчик. Беги и не покидай меня.       План, конечно, был дурацкий. Но Солона с такой горячностью кинулась ему помогать, что все терзания и сомнения быстро его отпустили. У нее все получится, думал Йован, след в след ступая за своим единственным во всей Башне другом. Даже запаниковав поначалу, он поступил правильно, что доверился ей. Не подумав даже, чем эта помощь может окончиться для нее.       У выхода их ждали, и Йован в панике обернулся на Амелл, но она была так же растеряна и напугана, как и он. Она не знала, сообразил он, и только крепче сжал дрожащую ладонь Лили в своей руке. С уничтоженным филактерием его не найдут.       — Убей их всех, — она шепчет так нежно, что от слов горит ухо. — Ты сможешь, мой мальчик. Тебе хватит сил, я же тебя научила. Убей и беги, они никогда тебя не найдут.       — Я не малефикар, — почти плачет Йован, опустившись на колени. — Я никогда так не поступлю!       Демон смеется, и он закрывает голову руками, чтобы не слышать ее. Он не малефикар, он не одержим, он никогда не причинит никому зла магией крови.       Глаза у Лили огромные-огромные, испуганные, и, что куда страшнее — полные отвращения. К нему.       — Ты же говорил, что ты не маг крови! — выкрикнула она со слезами в голосе и обернулась к Грегору. — Я не знала об этом, клянусь!       Кровь брызгами усыпала каменный пол, и капли с его запястий гулко падали вниз, добавляя узоров в этот красный ковер. Он обхватил голову руками, совсем как во сне, и с трудом удержался на ногах.       — Я не хотел, — прошептал Йован, не сводя взгляда с мертвых храмовников. — Клянусь, я не хотел! Вы… Вы вынудили меня! Я не хочу быть Усмиренным!       — Ты им не будешь, — вытолкнул из себя Грегор. Йован почти выдохнул, удивленный этими словами, не сразу поняв, почему. Солона поняла раньше.       Храмовников учили убивать быстро, одним ударом, пока одержимый не убил их. Бить резко и сильно, Йован так и представлял раз за разом, как меч входит в его живот и выходит со спины, блестящий и окровавленный.       Застыв от ужаса, он смотрел на меч, торчавший из спины Солоны. Не меньше ужаса было и во взгляде храмовника, под чей меч она кинулась, заслоняя Йована. Солона Амелл, его единственный друг, та, что так хотела ему помочь. Та, что пыталась дать ему время убежать.       Но Лили не хотела больше убегать с ним. Жалась к стене, подальше от него, и плакала, молила Создателя о чем-то. Просила прощения, может. Лишь бы ее не убили, отстраненно подумал Йован, снова опустив глаза на распластавшуюся на полу Солону. Она ведь только прошла Истязания, она была одной из лучших. Йован слышал разговор Ирвинга, ее хотели взять в Серые Стражи, отведя ей почетную роль. А теперь она кровавым кулем лежала на полу, и Страж, тот, что пришел за ней, молча на это смотрел.       Йован сделал шаг назад. Страх сковывал все тело, и он слышал, слышал шепот демоницы.       “Позволь мне, позволь, я сделаю так, что никто не сможет тебя удержать здесь.”       “Позволь, и ты никогда больше не будешь узником Башни.”       “Позволь, и они все будут тебя бояться”.       — Никогда, — едва не заикаясь, прошептал Йован, пытаясь отступить назад. Ему стоило бежать, но как же страшно это было. И снова звякнули мечи: храмовники отрезали ему все пути отступления.       И тогда Страж заговорил.       — Ты обещал мне мага, Ирвинг, — тихо сказал он, не сводя глаз с девушки на полу.       — Мне жаль, Дункан, — тем же тоном отозвался чародей. — Лучше Солоны у меня никого нет.       — Тогда я заберу его.       Йован под этим тяжелым пронзительным взглядом замер, как загнанная в угол крыса. Он ей и был, крысой, которая трусливо поджала хвост, позволив Солоне умереть, а Лили — разочароваться. Но Создатель только знал, как же ему не хотелось умирать!       — Он малефикар, я не позволю.       Грегор наставил на Йована свой клинок, и остальные храмовники, как по негласному приказу, сделали то же. Воздух входил в легкие со свистом, нехотя. И так хотелось уцепиться за эту последнюю соломинку, хоть он и понимал, что какой из него Страж? У него нет ни силы, ни ума Солоны. Только магия крови, которая ему и не помогла даже.       Но Дункана это не остановило.       — Я объявляю Право Призыва.       Йован думал, что он спасен. Перечить Дункану никто не стал, и тот забрал его, утащив за собой почти за шкирку. У Йована подгибались ноги и он, кажется, плакал — не помнил. Все ночи до Остагара демон смеялась над ним, а потом пропала, оставила его в покое. Йован не верил — нельзя верить демонам.       Никому нельзя верить, позже понял он. Дункан говорил, что, став Стражем, он оставит все свои преступления позади, но почему-то все знали, кто он такой и что может.       Демоница тоже его обманула — боялись Йована и без ее помощи. Смотрели с опаской и презрением, отвращением. Конечно, он же злой и ужасный маг крови, малефикар, может убить любого из них только порезав запястье. Порой ночами, свернувшись в углу палатки под рваным куском шкуры он думал, что в Башне, в общем-то, не так уж и плохо было. Но потом вспоминал тот животный ужас, который обуял его при мысли о том, что его сделают Усмиренным — и, как не иронично это звучало, смирялся. Со скудной едой, шепотками за спиной и Порождениями Тьмы, навечно ставшими его судьбой.       Он, впрочем, все еще надеялся, что это не навсегда. А потом остался почти один на один с Мором, растерянный и перепуганный, с потертым казенным посохом в руках.       Все-таки, Солона бы точно справилась.       Второй раз они встретились в Редклиффе. Странно, наверное, но в паясничавшем мальчишке он сразу увидел одержимого. И не абы кем — ей.       Коннор смеялся чужим голосом, страшным, загробным, заставляя Изольду бледнеть от ужаса. Демон говорила, насмехалась над ними всеми — и над Йованом особенно. И когда пришло время выбора, он не знал, что ему делать. Не хотел выбирать. Но кто кроме него знал, что делать и как?       — До Круга Магов несколько дней пути, — почти заикаясь от страха, сообщил он. Изольда всхлипнула, закрывая руками рот. Слезы крупными градинами побежали по ее щекам, и Йован, наблюдая за этим, отстраненно подумал, что она красивая.       — Мы не можем оставить их без помощи! — Алистер непроизвольно сжимал кулаки, рассерженный, испуганный. Они были ему близки, вспомнил Йован, и что-то больное и обжигающее кольнуло в груди.       — Есть еще вариант, — себя он слышал как будто со стороны. Но они знали, они все знали, кто он. — Магия крови.       Все молчали, смотрели на него, будто бы ждали, что он скажет что-то еще. И Йован сказал, выдавил, вытащил из себя страшную правду:       — Нужна жертва.       — Я согласна, — первой подала голос Изольда. Вытянула откуда-то из складок платья кинжал, отчаянная, отчаявшаяся мать. — Только спасите Коннора.       Йован смотрел на острое лезвие в ее руке и видел, что будет дальше. Видел глаза Лелианы, широко раскрытые, полные ужаса — она ведь так напоминала ему Лили!       “Я не знала об этом, клянусь!”       Он не хотел. Больше никогда не хотел черпать силу из чьей-то крови и видеть эти осуждающие, обвиняющие глаза.       Изольда решила сама, и, не дожидаясь его слов, всадила нож себе в живот.       Кричал Алистер, суетились остальные — а Йован стоял, оцепеневший, и наблюдал за тем, как на пол снова ложится красный ковер. Чувствовал силу, слышал, как она звала его — только протяни руку.       Он был слаб, а сделанного уже было не исправить, и чужая кровь послушно потянулась к его дрожащей белой руке.       Она ждала его там, в Тени. Его Истязания, которых Йован, как думал, избежал — они нагнали его. Но там, в реальном мире, где лежало на полу его тело, Йована окружали не храмовники, только и ждущие, чтобы воткнуть в него меч. Там окружали те, кто ждал его помощи, и они не должны были умереть.       А он не должен быть слабым, даже если колени подгибались от страха и отвращения к самому себе.       — Выбирай, — снова шепчет она на ухо, оживший кошмар, который он никогда больше не хочет видеть. — Отдашь мне себя или его?       Йовану хочется верить, что он сможет ее победить, что он не сделает такой выбор. Его ведь учили, что демона не так и сложно убить, если у тебя есть силы.       Он открыл глаза за мгновение до того, как очнулся Коннор. Алистер помог ему подняться, мрачный, не желавший смотреть в глаза — обескровленный труп Изольды они накрыли сорванным со стены гобеленом. Это ты сделал, ты, ты, ты — вот что видел Йован в его глазах. Он не питал иллюзий и прекрасно знал, что друзьями они вряд ли станут. Даже если сейчас он спас мальчишку, так опрометчиво попавшего в ее лапы.       — Ты в порядке? — участливо спросила Лелиана, и в ее глазах вовсе не было того отвращения, которое он так боялся там увидеть.       — Да, — коротко и надтреснуто, будто с непривычки, отозвался Йован, опуская глаза на руку. Медленно сжал и разжал ладонь, наблюдая за тем, как порезы на запястье быстро затягивались. — Я в порядке.       И криво улыбнулся.