Часть 1
20 октября 2017 г. в 05:05
Здравствуй, мой милый К**! Пишу это письмо, скрипя сердцем, ибо знаю наверняка, что оно никогда не достигнет взора твоего и не проникнет в разум твой. Ах, я так многое хочу сказать, что даже не представляю с чего мне начать! Меня поглощает водоворот многочисленных мыслей и эмоций, все мое тело приходит в легкий трепет от предстоящего откровения.
Хоть меня до сих пор одолевают сомнения, все же начну с того, как же я дошла до такого стойкого, не проходящего и до веселости абсурдного и безнадежного чувства, которое и побудило меня к этой затее. Помнится, моя туманная, отвлеченная заинтересованность в тебе стала зарождаться еще в классе седьмом. Я всегда замечала, что в тебе преобладает нечто такое, что постоянно привлекало мое внимание, обращало мой взор на тебя, заставляло невольно наслаждаться твоим видом. Ты не был кем-то особенным, не отличался большим умом, твое мировоззрение не представлялось мне интересным, да и, в общем, мы редко когда говорили друг с другом. И все же, были какие-то особенные, витающие вокруг тебя дурманящие флюиды. Они притягивали к тебе, как притягивают иные запахи самцов к самкам, побуждая тех к самым откровенным и страстным процессам соития, в которых только неизведанные чувства и полное затмение разума, которого и так, как такового, не имеется у животных. К счастью, иль к сожаленью, но тогда я еще была достаточно умна, чтобы не придавать этому мутному влечению достаточного внимания, посему и тебе не было оказано его.
В восьмом классе так же, не наблюдалось, каких бы то ни было, значительных изменений. Хоть я и, признаюсь, люблю проводить значительно глубокие копания в недрах своего подсознания, мне не удалось обнаружить слишком далекие залежи, а, скорее, пока только зарождения, где и таились доселе не испробованные мною чувства и эмоции, испытываемые по отношению к тебе. Кажется (позвольте если что немножечко приврать, ибо человеческая память несовершенна), более частые по количеству и по длительности взгляды в твою сторону начались к концу учебного года, все чаще я стала задавать себе вопросы, наподобие «А почему я на него смотрю?» или «Неужто он и правда симпатичен мне?». И если раньше при возникновении подобных мыслей я быстро отметала их обратно во тьму, из которой они лезли, то сейчас я все чаще пропускала их сквозь свой мозг, закрывая глаза на то, что подлые, не переставая, но наращивая постоянно темп, сбегали из своей темницы, дабы окутать мой ослабший и помутившийся голос разума. Наверное, виновниками моей любви стали временная несдержанность и скука, ведь именно в тот период мне больше всего хотелось чьей-то нежности, ласки, хотелось приторного и опьяняющего чувства взаимной любви, и в то же время я желала жгучего от душевного пожара, горячего от слез, приятно саднящего в сердце ощущения любовных страданий. Ибо, ах (!), кто бы только знал, какое это невыносимое и неописуемо сладкое чувство той горечи от неразделенной любви, такое тягучее и манящее своей болью, которая приводила в наибольший экстаз, чем это случалось бы от желанных ласк. Ведь, как говорят, запретный (или в данном случае недоступный) плод сладок, и сладок до тех пор, пока остается в центре недосягаемости. Возможно, ты не согласишься со мною или, того хуже, поставишь под сомнение мое чувство, которое я именую любовью. Но скажи же, отчего хуже или менее реальны становятся мои любовные чувства, мои влечение и желание, если вместо светлого и яркого начала, их фундаментом являются отчаяние и одиночество!
Тем не менее, так как осознание, это некое озарение, пришло ко мне уже к началу летних каникул, ему пришлось выжидать еще целых три месяца (хотя это ничтожный срок, в сравнении с двумя годами), чтобы, наконец, хоть как-то явить себя свету с началом нового учебного года, то бишь девятого класса.
Несмотря на то, что я сказала, мол, мои чувства должны были явить себя миру, этого, конечно же, не произошло. Или по крайней мере не в той степени, в какой хотелось бы. Сейчас поясню, почему. Дело в том, что я уже с давних пор сформировалась как натура робкая, очень застенчивая и недостаточно уверенная в себе и своих действиях. Пусть я и получала одни из самых высоких оценок в классе, была довольно начитанна и достаточно проинформирована во многих сферах, а также отличалась своей душевной добротой и щедростью к людям, все же внешняя моя оболочка не представляла собой ничего этакого привлекательного, очень красивого и прекрасного, но зато была самой, что ни на есть, заурядной (если не хуже), и это, разумеется все портило. Всем ведь известно, что сейчас для людей ты не представляешь ничего особенного, если твой внешний облик оставляет желать лучшего или не имеет какой-то своей «изюминки». В связи с этим для меня было просто недопустимым позволить хотя бы немного обратить твое внимание на такую как я. Поэтому мне пришлось довольствоваться тем немногим, что я могла себе позволить втайне от тебя, вне твоего ведома, вне поля твоего зрения, оставаясь незамеченной, словно тайный агент на сверхсекретной миссии. Скажу тебе, мне очень повезло с нашими местами в классе, сидеть позади тебя, просто подарок судьбы, мне дарована возможность наслаждаться, пускай только такой, но все же близостью к тебе, к твоему совершенному и такому желанному мне телу.
Бытует мнение, что человек может чувствовать своим нутром на себе взгляд другого, в сопровождении неприятного чувства дискомфорта внутри. Если это правда, тогда как же мне жаль тебя, мой бедный возлюбленный! Ибо пока ты находишься в одном помещении со мной это чувство просто не должно проходить и должно очень сильно сдавливать тебя изнутри, ведь, как мне кажется, не пройдет и минуты, чтобы я не прожигала тебя своим, порою пламенным, порою безнадежным или опустошенным, полным отчаянья или несчастливой любви, взглядом. Мне до безумия нравится смотреть на твою изящную спину, уже довольно широкие плечи и на прелестную макушку, из которой так забавно или умилительно торчат темные, как ночь и короткие, как день зимою, озорные волоски, выбившиеся из стаи общих, аккуратно приглаженных слегка жидковатых волос. Особенно наслаждаюсь, когда ты повернут в профиль или слегка ко мне в сторону. Тогда я могу разглядеть твой милый аккуратный носик, розоватые манящие губы, такие же черные, не до конца изведанные и понятые мною, как черные дыры, не до конца изученные учеными, глаза и густые длинные ресницы, так прелестно хлопающие, когда ты в очередной раз моргаешь. А твои веснушки! Эти маленькие, слегка заметные точечки усыпаются по всему твоему телу, как полевые цветы огромными количествами покрывают луга и поляны, не оставляя почти нигде свободного места. Они так же, покрывают почти все, но не достаточно охватывают твои большие, но в то же время изящные ладони. Когда вблизи смотрю на эти тонкие длинные пальцы, никто не вообразит, с какой безумной скоростью мое сердце наращивает ритм, а живот судорожно сжимает все внутри, и все тело, в особенности мои руки, борется с труднопреодолимым желанием прикоснуться к ним своими пальцами, сжать их с такой неимоверной силой, аж до боли, но лишь бы больше не отпускать. Я бы могла смотреть на тебя вечность, но, к сожалению, мне не дано более коротких мгновений, ведь если я хоть на долю секунды задержу подольше не тебе свой измученный взгляд, тогда ты обратишь на меня внимание, тогда, заглянув в мои, полные надежды и радости, безнадежности и тоски, глаза, ты все поймешь (я уверена, поймешь!), и, скорее всего, проникнешься отвращением и ненавистью к той порочной тяжкой любви, терзающей мое бедное измученное сердце! Приторное послевкусие, остававшееся от томительных страданий, стало приобретать горький и едкий вкус, уничтожавший всю меня, каждую клеточку моих души и тела. Мучения перестали доставлять удовольствие, но зато теперь сделались невыносимыми, предавая тело мое резким перепадам температур, сильной дрожи, тяжелым сдавливаниям внутренностей и горьким соленым слезам, наворачивающимся каждый раз, когда дарил ты свою красивейшую и наимилейшую улыбку моим одноклассницам (но не мне). Я давно заметила, как ты всегда улыбаешься, разговаривая с одной из них, как мило вы друг с другом беседуете, сидя за одной партой, как частенько ты заигрываешь с ней, как любезно ты одалживаешь ей свою кофту, когда холодок начинает пробирать каждого из нас. Если бы только на ее месте была я! Поверь, ах, мой дорогой, любимейший, никто из них не ценит все твои чудесные поступки, как ценила бы их я! Никто из них не будет трепетать, когда ты улыбаешься, никто не прижмется к твоей кофте с нежной любовью, вдыхая твой аромат, оставленный на ней, как сделала бы это я…
Ох, теперь ко мне помалу приходит осознание, что никогда не будет мне достаточно одних лишь секундных взоров на тебя! Человек, любящий с такой же нежностью и одновременно пылкой страстью поймет меня, разделит со мной мои томления и подтвердит вам, что невозможно постоянно сдерживать этот яростный поток, неугомонную бурю эмоций, рвущаяся наружу все более живой с каждым днем, если не часом, минутой, а то глядишь и секундой. С каждым разом все больше хочется касаться тебя, чувствовать твое тепло, прижиматься всем своим телом к твоей груди и слушать бешеный стук твоего сердечка, как подтверждение такого же рода любви ко мне, какую я пытаю всем своим нутром к тебе. Кто-нибудь, кто-нибудь, прошу, помогите мне, освободите меня из этих томительных оков желания и юной страсти, помогите выплыть из пучины топящих меня с головой фантазий и образов, помогите перейти очень шаткий мост, не сорвавшись и не упав, полностью канув в бездну, состоящую из сладкой и колющей истомы, из безумия, одиночества и отчаяния!
Ах, любимый, внемли моим молениям, подай хотя бы самый ничтожный намек, малую надежду на то, что я не безнадежна. Что в твоем сердце может найтись крошечное место для моей любви, и тогда ты исцелишь мою израненную душу и освободишь меня из сетей одиночества, зародив на том месте новое, до этого не виданное мною чувство. То будет взаимная любовь.
С любовью, нежной и самой искренней,
всегда и навеки твоя Н**