У неё голубые глаза

      — Замёрзла? — её губы начинали дрожать, а пальцы сильнее опускать и сжимать рукава домашней кофты.       — Немного.       — Подвинься ближе, ты согреешься.       Я начал читать ей. Это была одна из книг, которую я взял накануне. Сидя в кресле под пледом, моё плечо едва ощущало её хрупкую натуру, старающуюся изо всех сил не причинять мне неудобства. Она прижала маленькие ножки ближе к телу и со стороны была похожа на клубок пряжи из маминой корзины с шитьём. Перелистывая страницу за страницей, мне удавалось вскользь взглянуть на неё. Джису казалась такой вовлеченной в историю, такой заинтересованной, поглощённой ею, что даже не заметила, как я уже минуту не свожу с неё глаз. Я улыбался, пытаясь вспомнить, что из прочитанного её могло так восхитить, но совершенно забыл, о чём читал.       — Свеча почти догорела. Надо зажечь новую.       Она неохотно приподнялась, протянула свои тоненькие пальцы к свече, намереваясь затушить её, но резко отвела руку и со всей силы выдохнула на свечу. Та, не долго сопротивляясь с воздухом, потухла.       — Давай просто полежим?       А я и не посмел сопротивляться её детскому продрогшему голосу. В наступившей темноте я почти не ощущал присутствия Джису рядом. Ей, кажется, это тоже не нравилось, поэтому комнату так скоро озарил приглушённый свет телефона. Она поднесла его так близко к моему лицу, ослепляя, но не горящим экраном, а своей неприкрытой улыбкой. Если бы мне пришлось выбирать между миллионом земных наслаждений и этой улыбкой, я, незамедлительно, отдал бы всё и не взял бы ничего, кроме неё.       — Скажи, какого цвета мои глаза? — И ради таких вопросов, есть смысл продолжать жить, дышать и сидеть сейчас рядом с той, из чьих уст доносится вопрос. Находиться в замешательстве и не знать, что ей ответить, потому что тебе не важно, каким светом два мерцающих огонька смотрят на тебя. Потому что, оказывается, они всегда были голубыми, а ты не замечал этого. Не придавал значения, поэтому где-то в груди укололо от собственного, не намеренного, безразличия.       — Тёмно-голубые, — отвечаю, и, сам того не замечая, дотрагиваюсь губами до персиковых век, защищая их.       Она морщиться и сдерживает смех, но не перестаёт улыбаться. Мгновение спустя отстраняется, аккуратно снимая читальные очки, и смотрит прямо в глаза. А я чувствую себя дураком, вылупившимся на звёздное небо в середине августа. Её волосы по-прежнему растрёпаны, руки замёрзшие, а щёки горят.       — Неправильно.       — Тогда тёмно-зелёные.       — Ты снова ошибся.       — Можешь вернуть очки, я скажу.       — Нет! Ты должен знать без этих стёклышек, какого цвета мои глаза! — часть меня готова сделать новое ошибочное предположение, однако в этом споре побеждает немое молчание.       — Ты сердишься?       — Я не сержусь на тебя, потому что они тёмно-голубые, — она ускользнула из моих объятий и, приподнявшись, пошла за новой книгой.