Последняя записка.

Где-то там, на задворках небесных созвездий ты ждёшь меня.Я знаю.

Этой тёплой ночью, в конце апреля (здесь всегда так тепло в это время, представляешь?), я снова в деревне у Хансов.Впервые, за долгие годы.Этой ночью я решил заглянуть туда, куда не решался заглядывать десять лет — в наше с тобой прошлое.

Ты хочешь знать, как все тогда сложилось?

Фридрих Ваймер.Тогда оно звучало так громко и гордо.Моё имя в тот день означало лишь одно — я должен был выйти на ринг и отстоять честь нашей академии.Кто, если не я? Но что, если после твоей смерти я больше не верил ни в нашу академию, ни в правильность её воспитательных мер, ни в самого себя? Ты знаешь итог.Я сделал так, как ты хотел, как ты учил.Ты маленький мальчик, до кома в горле не переносивший жестокость (я её тоже не люблю, не подумай). Честно, я совсем ничего не помню.Только то, как моё окровавленное и потное лицо соприкасается с матом на полу этого несчастного спортивного зала.Как собираю вещи.Стремящиеся в пол или даже куда-то дальше, глаза Кристофа, Вильгельма, Тьядена.Последний взгляд на озеро… Мне не оставалось нечего, кроме как вернутся в деревню к Хансам.Отец так и не вернулся с города.Мы не знали где и как он работает.Глаза матери сразу налились слезами, как только я зашёл в дом.В летних шортах, со снегом в волосах цвета ржи.И я тоже заплакал, как только она обняла меня своими худыми тёплыми руками, как только услышал её всхлипывания.Заплакал от того, что не почувствовал себя дома, не почувствовал чего-то родного.Ведь по моей ошибке мой дом оказался на дне озера.Мой дом — это ты, Штайн. Через несколько недель мне будет 28, ты же знаешь, да? Так вот я здесь. Первым, что я сделал после того, как согрелся, это отнёс свой чемодан на чердак.Я не хотел его открывать и уж тем более разбирать.Ведь там сохранились запахи, твои сочинения, моя заметка, твоё черно-белое фото, через которое все равно передаётся глубина твоих глаз./они настолько же глубокие, как и озеро?/ Все эти годы я жил мучительной болью, разливающейся по всему телу.Болью ледяной воды.Зимней болью.Каждая снежинка пронизывала моё тело, а воды я и подавно боялся.Боялся снова увидеть это.Пережить.Почувствовать тебя. Я здесь.На чердаке старого дома. Щелчок при открытии чемодана раздаётся этой ночью по-особенному громко.В нос бьют родные запахи.Я наедине с прошлым, как со старым приятелем.Первое, что я достаю, это два твоих сочинения.Годы сделали твоё дело — страницы пожелтели, но твой каллиграфический правильный почерк остался неизменным. Твоё фото и моя заметка.Стоит ли её читать, если и так помнишь каждое слово? Слышишь меня? Я постарел, глаза наполнились печалью, сколько новых людей так или иначе повлияли на мою жизнь, а тебе навсегда шестнадцать.Ты юн... На моих глазах слякоть.Я совершенно не умею плакать, но вспоминаю то утро в ванной, где лежал на тебе и плакал, как ребёнок.Разве так подобает вести себя немецкому мальчику? Мы забыли о правилах. Разложив все вещи около себя, я смотрю на, казалось бы, пустой чемодан.Но замечаю аккуратно сложенный лист бумаги в сетчатом кармане.Я не помню его.Мне становится страшно. «Дорогой Фридрих,…» Я узнаю почерк.По телу бежит холод. «…Я не могу спокойно жить с того момента, как отец застрелил русского мальчика.В эту ночь, когда я бежал сквозь обжигающие лицо ветки кустов и деревьев, я надеялся, что, как только остановлюсь, услышу твой голос где-то совсем рядом.Это было единственным, что меня успокоило бы в ту ночь.Но, как и большинству наших мечтаний, этому не суждено было сбыться.Мне жаль, что я так и не увидел тебя до утра.Я уверен, тебе тоже. Прости меня за сочинение, но больше во мне не оставалось сил держаться и следовать указаниям своего отца.Все в этой академии пыталось задушить меня в то утро, и слова сами полились на тетрадь.Я знал, что так получится, но хотел, чтобы все почувствовали горькую правду среди сладкой лжи академии...» Я слышу твой тонкий голос.Вижу каждого дьявола в твоих деталях. «…Прости меня за моего отца.Я знал, что его наказание будет жестоким.Возможно, меня бы расстреляли, не будь я сыном гауляйтера.Но меня отправляют на Восточный фронт, и я надеюсь, я найду способ не пролить не одиной капли крови невинных людей.Пойми, русские не плохие.Мы сражаемся за Фюрера, они защищают своё отечество.Все довольно просто.Однако, я обещаю, я буду писать тебе, даже если меня увезут на фронт...» И ты сдержал своё обещание. «...Пиши мне чаще.Я думаю, что уже не смогу без тебя.Ты стал чем-то более особенным, чем просто друг.В любом случае, я найду выход, чем бы он мне не стоил.Я дам знать тебе, где найти это письмо, как только придёт нужное время.

С любовью, Альбрехт Штайн.»

* * *

Ты рядом.Ты прямо здесь, со мной.Теперь уже в открытом поле, и «свет неугомонно ярких звёзд»* олицетворяет твои глаза. Я тебя никогда не забуду.Я тебя навсегда люблю, Дорогой Альбрехт Штайн.