Диверсант

Подходить к ней не торопясь, чтобы она испугалась по-настоящему. Расстегивать на своей рубашке пуговицы, одна за другой. И говорить о чем-нибудь постороннем, например, о последнем романе, прочитанном на Мауи... Да, он, пока охотился за Бет на Мауи, прочитал парочку вещей незаурядных. Она, наверное, будет звать на помощь. Можно грязно выругаться. Двойной эффект: это дезориентирует жертву и поднимает настроение... палачу? Похоже на то. Моро выучил нецензурные слова уже на Картаго. Конечно, в синдэне ему порой доставалось от отца-настоятеля, но ничего грубее слова «дурень» он от него не слышал. Моро выучил те-самые-слова на Картаго как иностранный язык. Смысл понятен, но драйва никакого. — Миром правят слова, — учил его Бон, — и деньги, конечно. Но деньги, как женщины, приходят и уходят. А слово, сказанное однажды, всегда с тобой. Называя человека грязным словом, ты убиваешь его. Это необходимо. Побеждает не тот, кто сильней, а тот, кто беспощадней. Моро приготовился быть беспощадным, и тело послушно, как хорошо дрессированная собака, отреагировало на его мысленный приказ. Но душа... На месте, где у людей была душа, у него были ячейки эйдетической памяти. Чего-то не то... Да и зачем мне проблемы с лордом Якобом? Он, конечно, тряпка, но если пострадает его жена... С лордом Якобом Морихэй договорился. Три дня назад. Леди Констанс, конечно, не обязательно было это знать. На экране своего визора старый синоби увидел настоящего короля с седой окладистой бородой и печальной мудростью в уставших глазах. Не, ну как он своей женушкой торганул! Это надо было видеть! Сначала, конечно, ерепенился, обещал поднять весь имперский флот. Где ж ты раньше был со своим флотом, а, мочалка? Пока я сам на тебя не вышел? А когда лорд Якоб сообщил, что у него нет нужной суммы и не будет, Моро предложил вернуть одного только наследника дома Ван Вальденов за половину суммы. И лорд согласился! В это мгновение Морихэй даже на секунду забыл, в каком он сам находится положении, и преисполнился праведного гнева на черствость и безразличие мужа леди Констанс, такой милой, трогательной и беззащитной.... Не удивительно, что ей пришлось стать «железной леди». — Не нужно стесняться своих желаний, Моренито, — учил его Бон. И учил довольно долго, потому что нравы Вавилона повергали стеснительного юношу в ужас. Некоторые вещи не нравились Моро до сих пор, но он научился скрывать свое раздражение под маской цинизма. Что ж, не будем стесняться. Принять контрастный душ... Выпить — какую там пакость на этот раз доктор выписал? — очередную дрянь в виде пилюли и ждать, когда тебя перестанет мутить от самого себя. Таблетки не вызывают привыкания. Вообще никакого, ага. Только если забудешь выпить, то крыша съезжает капитально. Итак, чего ты хочешь, Моренито? Помянуть Дика... Пройти десять шагов по коридору, тактично постучаться в ее апартаменты и сказать: — Давайте выпьем, миледи, за упокой его души! Давайте помолимся за упокой его души... Давайте помолится вместе, потому что я забыл, как они произносятся, святые слова... И в конце — чего стесняться-то? — упасть перед ней на колени и молить о прощении... Стать грязью под ее ногами. И уже потом... Имперки лишь на вид такие неприступные. Просто с ними возни больше. Нужно только найти подход. Ловить на жалость — практически беспроигрышный вариант. А вообще все они одинаковые. И Моро опять мысленно выругался, на этот раз почти с чувством... *** Леди Констанс сидела, как изваяние, в том же кресле, где он оставил ее после их последнего разговора. Полная презрения, она даже не повернула головы в его сторону. Ее лицо было повернуто к окну, откуда бил беспощадный свет полуденного солнца. В его свете леди Ван Вальден показалось Моро старухой, измученной потерями, болезнями, уставшей жить и тяготившейся необходимостью длить свое существование. Не дождавшись ее приглашения, синоби взял стул и уселся напротив. — В прошлый раз вы удостоили меня пощечины. В этот раз не снизошли даже до этого? — Зачем вы пришли, господин Лесан? — в словах леди Констанс не было никакого вызова. Обреченное спокойствие. — Поговорить о судьбе вашего сына! — произнес Моро и приготовился держать эффектную паузу. — Она в вашей власти, но... Зачем она вам? У меня больше ничего нет, ни денег, ни друзей... Мой муж... Боюсь, у него тоже нет нужных ресурсов, чтобы удовлетворить ваши аппетиты. «Это точно», — усмехнулся про себя Моро. Воспоминания о недостойном поведении лорда Якоба поднимали ему настроение. Или это начала действовать таблетка? Он вдруг увидел себя со стороны и удивился. Зачем он старается сделать вид, что ему что-то еще нужно, когда уже все пропало? — Миледи, мы с вашим мужем пришли к взаимовыгодному соглашению. Джек отправляется домой. Моро увидел вспышку секундной радости в глазах леди Констанс. И это все? Благодарности не будет? А и правильно! Не за что ей тебя благодарить! — Когда вы отпустите... его? — Да хоть сейчас. Однако отправка живого груза с Картаго требует некоторой подготовки, так что реально он получит свободу где-то через месяц. А до этого времени, сударыня, милорд Джек — гость в моем доме. Все еще не собрались с силами сказать мне спасибо? — Благодарю вас! — сухо произнесла леди Ван Вальден. Моро видел, что в ней борются страх перед его властью и отвращение. Зачем он вообще ее оставил? Нахлебницу, которая не умеет ни работать по дому, ни... всего остального. — Правильно ли я поняла, — продолжила леди Констанс, — что я не буду сопровождать своего сына? «А вот интересно, если ей сказать, что лорд Якоб отказался выплатить за нее залог, что она подумает? Да наверняка найдет ему тысячу и одно оправдание», — подумал Моро, но вслух сказал: — Вы очень догадливы, госпожа. Вы нужны мне на Картаго, чтобы — тут Моро сымпровизировал на ходу, — помочь мне в переговорах. С Империей. Мне поручено заключить тайный союз между Империей и домом Рива. Грядет война. Большая война с шедайин. — Почему вы думаете, что я буду вам помогать? — удивилась леди Констанс. — По двум причинам, моя госпожа. Во-первых, потому что милорд Джек все еще в моей власти, а во-вторых... Как это у вас там говорится: «Блаженны миротворцы, ибо их есть Царство Небесное». Я ничего не перепутал? — Когда вы цитируете Писание, вы особенно... — тут леди Констанс замолчала. — Ну-ну, продолжайте! Я особенно отвратителен, не так ли? — со злой радостью проговорил Моро. Он чувствовал, что к горлу подступает ярость, и был готов отдаться этой убийственной волне целиком и полностью, потому что его боль требовала выхода. Настоящего выхода. С тех пор как он стал причиной смерти Лорел и Дика, он чувствовал себя монстром. Но никто не замечал в нем монстра. Эш Монтег заботливо снабжал его лекарствами, Шнайдер, как ни в чем ни бывало, продолжал грузить его сверхсекретными заданиями. Да-да, Картаго на краю гибели. Картаго последние 50 лет на краю гибели... Бет? Девочка далеко пойдет. При всей ее подростковой дерзости ей хватало ума не плевать ему в лицо при встрече, а ограничиваться, как это выражаются современные подростки? Ах да, полным игнором. Керет изо всех сил старался сделать вид, что ничего не знает о его недавних похождениях. Все эти люди и в самом деле не понимают, что он натворил. Потому что они не ведают греха. Не видят разницы между добром и злом. Как дети. Как сукины дети! Только леди Констанс могла ощутить тот смрад, который исходил от его души. «Эй, санитары, у меня рецидив римского безумия, ага!» И она ощутит его по полной программе. Синоби рывком поднялся со стула и приблизился к леди Ван Вальден. Так близко, как ни одна имперская женщина не позволила бы приблизиться к себе мужчине-чужаку. — Если в душе живет осуждение, нелегко удержаться от слова порицания, — прошипел он. — Вы осуждаете меня, миледи? — Мне жаль вас, господин Лесан, — произнесла леди Констанс без выражения. — А мне жаль вас, безумных имперцев, которые во имя отвлеченной идеи жертвуют всем, что наполняет человеческую жизнь радостью. — И много у вас в жизни радости, мастер Морита? — обратилась к нему леди Констанс почему-то на имперский манер. — Да! — крикнул Моро. — Так много радости, что вы пачками глотаете антидепрессанты? — Я служу дому Рива и это — издержки моей профессии. Да, я приношу жертвы, но я делаю это свободно. Для своего блага. — сказав это, Моро уже мысленно слышал следующую реплику леди Констанс, реплику о том, что он приносит в жертву — других... Но Моро ошибся. — Вы пытаетесь вызвать во мне ненависть, как прежде на корабле пытались меня соблазнить, да? — «Так ненависти нет в душе твоей небесной..?» — криво усмехнулся Моро. — Вы процитировали хорошего рутенского поэта, но совершенно напрасно перешли со мной на «ты». — А ты не боишься, Стаси? Не боишься, что я передумаю возвращать Джека отцу? — Хотите, я скажу вам, что я о вас на самом деле думаю? — Больше всего на свете, — процедил Моро и только тут понял, что крепко держит леди Констанс за запястья. Так крепко, что его собственные руки побелели от напряжения. — Извольте, — произнесла леди Констанс с таким спокойствием, как будто они находились на светском приеме. — То, что с вами произошло, мастер Морита, это ужасно. Настолько ужасно, что я даже боюсь себе вообразить, какая боль терзает вашу душу... — Душа — имперский предрассудок. — Такая боль, по сравнению с которой синяки на моих руках — это пустяки. — Простите, — прошептал Моро, отдергивая руку. Фраза прозвучала двусмысленно. — Я не знаю, как можно простить то, что вы сделали. Если кто-то и знает, то только вы сами. Ведь вы простили дом Рива после того, чему они вас подвергли? Как вам это удалось? — Это совсем другое. — Нет, не другое. То же самое. Но это не важно. То, что вы сделали, это чудовищно, мерзко и отвратительно. Но это не было вашим свободным выбором. — Оригинально! — хохотнул Моро. — Я что ж, невинная жертва, что ли? Браво, миледи, вы настоящая... христианка. Вы в вашем идиотизме превзошли мои ожидания! — Вы жертва, но не невинная. Я сейчас скажу вам то, что вам очень не понравится. Но вы правы, мой христианский долг сказать вам об этом. Вы похожи на морлока. Вы ведь знаете, зачем им желают такую отвратительную внешность? Все эти рога, копыта, наросты? Чтобы никто не подумал, что они тоже люди. С вами сделали то же самое. Только им изуродовали тело, а вам — душу. — Мне это нравилось проделывать... с Диком! Рассказать, что именно я с ним делал? — Да, да, — спокойно продолжала леди Констанс, — морлокам тоже внушили, что им это нравится. Что это страсть как круто, разрывать друг друга на части, ковыряться в кишках и кровище! — Это был мой свободный выбор! — Да, мастер Морита, я понимаю, вы совершенно свободно выбрали эту судьбу: три дня лежать под капельницей и блевать в углу от отвращения к самому себе. Бросьте, все эти ваши слова о свободе, о верности дому Рива, о Клятве — не более, чем ментальная программа, которая заставляет тэка подчиняться хозяевам. Клятва, данная под таким давлением, под которым находились вы, не более, чем профанация. Вам изуродовали душу. Так страшно изуродовали, что никто и не подумает, что вы человек. Чтобы вы сами так о себе не смели подумать. И тем не менее, вы — человек. — А если я убью Джека, — зло прошептал Моро, — я все еще буду человеком? — Не убьешь, — бросила свой последний козырь леди Констанс. И, обессиленная, опустилась в кресло. Она видела, что Моро балансирует на грани безумия, и что она могла его подтолкнуть к этой грани ближе. Но чем тогда она будет отличаться от интриганок дома Рива? Она не видела лица Моро, когда он поклонился ей в преувеличенно церемонном поклоне и вышел из комнаты. Что она только что натворила ? Погубила сына? Или спасла живую душу? По крайней мере — свою. Потому что ненависти в ней действительно, не осталось. — Вы могли уничтожить врага, — проговорил неизвестно откуда взявшийся доктор Эш, — а вместо этого протянули ему руку помощи. Знаете, если вы тянете человека из болота, нужно протягивать не руку, а палку. Теперь мой хозяин вцепился в вашу руку мертвой хваткой. И я боюсь, что вы еще пожалеете об этом. *** Он проснулся с бьющимся сердцем и мерзким привкусом во рту. Полежал минуты две, приходя в себя. Потом встал и, превозмогая отвращение к наступающему дню, проделал комплекс упражнений. Снилась всякая дрянь. Все из-за этого дурацкого разговора с леди Констанс, зачем он вообще к ней сунулся? Римское безумие потому и называют болезнью, что оно заразно. Он сам в свое время прошел тяжелый курс реабилитации. Сразу после конвертации. ...Бон привел их к нему тогда, всех четверых... Протянул бумажку с какой-то абракадаброй... — Это код. Прочитай. Моро повиновался. Да, формально он стал свободным человеком, но это была свобода узника, которого выпустили на ежедневную прогулку. Спасибо и на том... Как только он произнес набор бессмысленных звуков, морлоки упали перед ним на колени. — Теперь ты должен дать им имена. — Это те самые? — не мог не спросить Моро, хотя ответ был очевиден. — Ты должен дать им имена, Моренито! — ласково, но настойчиво проговорил Бон. — Хорошо. Пусть они будут: Первый, Второй, Третий, Четвертый, — Моро уже понял, что это новое испытание затянется надолго. Значит, нужно стиснуть зубы и выдать им «социально приемлемые реакции». Новенькие зубы ему вырастил местный эскулап взамен выбитых на арене, и потом, во время «лечения», было совсем не больно. Боль — это одна из составляющих римского варварства, недостойная гражданина Картаго. — Так не пойдет, друг, ты должен дать им настоящие имена. Только не римские, конечно, — через секунду добавил его патрон. — Белка, Стрелка, Шарик, Тузик, — выдал Моро новую комбинацию, — так лучше? — Лучше, — терпеливо проговорил Бон, — теперь, что ты собираешься с ними делать? — А что нужно? — Ну, тебе ведь скоро потребуется охрана... Высокий статус, знаешь ли, обязывает... Моро кивнул и изобразил благодарную улыбку. — Впрочем, если они тебе не нравятся, можешь пустить их в расход. — Зачем это? — Они настроены на тебя... Если ты от них отказываешься, то они становятся мусором. Балластом. Причем опасным мусором. Как брошенная собака... — Мне надо их убить? — Если хочешь, — пожал плечами Бон и отошел к окну. Раздался выстрел, и один из четырех морлоков рухнул к ногам их нового повелителя. Трое других не дрогнули. Моро знал, что их реакции таковы, что любой другой на его месте уже лежал бы с раскроенной глоткой. — Ну, зачем же руки пачкать самому? Ты мог бы приказать... — Чтобы они поубивали друг друга? — спросил Моро своего покровителя, и в его голосе впервые после начала процесса адаптации прорезался сарказм. — Ты должен понять одну простую вещь: они не люди. Они мебель. Они оружие. Цепные псы. Ты не должен их бояться. Ты не должен их стыдиться. Ты должен ими пользоваться. Попробуй еще раз. — Зачем? — оскалился Моро, — зачем ломать мебель? В хозяйстве пригодится. ...Тех морлоков уже не было в живых. Как только они стали проявлять признаки старения, Моро списал их в расход, не проявив по этому поводу никаких эмоций. Как же его задела эта стерва! Хотя, почему — стерва? Она только удачно отзеркалила его собственное намерение — сыграть на нервах, войти в личное пространство, унизить и растоптать. Он вчера бил мимо цели, она же попала в яблочко. Он лузер, она — молодец! Один-ноль в пользу девочек. Все потому, что он разыграл крапленую карту — Джека. Потому что Джека он не тронет ни при каком раскладе. Если только... Моро вздрогнул и отогнал шальную мысль. Помысл. Когда-то давно, в другой жизни, один мальчик боролся с помыслами. И помыслы победили... *** Второе свидание с леди Констанс было спланировано Моро до мелочей. Он заявился в ее спальню без стука, поздно вечером, как раз тогда, когда она, по его расчетам, должна была окончить чтение вечернего правила. — Продолжим нашу занимательную беседу, мадам? — Что вам угодно, господин Морита? — холодно бросила леди Констанс. — Я хочу сыграть с вами в одну игру. Она называется «ни разу». Что? Не знаете? Ну, это просто. Вот у меня две бутылки с вином. Отличное вино, кстати, но это не важно. Держите бокал. Так... Теперь запоминайте: я делаю некое утверждение. Если оно касается вас, вы делаете глоток, если нет — говорите: ни разу. Пример: я говорю «Я не спал с мужчинами» и мы оба делаем по глотку. — Прекратите паясничать. Говорите, что вам от меня нужно и убирайтесь! — А нужно мне, сударыня, отыграться за вчерашнее. Вы довольно чувствительно меня задели, а я не привык проигрывать. — Правда глаза колет? — Колет. Но не только мне... Всего один вопрос... Не бойтесь, я больше не задену ваши римские предрассудки, потому что есть вещи поинтереснее. Итак: «Меня никогда не продавали в рабство»... — на этих словах Моро сделал длинный глоток. — Ну, а что же Вы? Разве ваше замужество не было настоящим рабством, настоящей каторгой, настоящим проклятием? И разве ваш отец лорд Мак-Интайр не получил в результате этого брака солидные политические выгоды? — Вы настолько заинтересованы моей скромной персоной? — хладнокровно парировала леди Ван Вальден. — Ваша скромная персона занимает весьма скромное положение в моей жизни, но я следил за вашим семейством на Мауи по долгу службы. Собирал компромат. Читал переписку... При этих словах леди Констанс покраснела. — А в переписке попадались интересные образчики стиля, ну, например, вот этот: «Дорогой Джеймс, положение мое становится все более невыносимым день ото дня... Мой муж — настоящий тиран, и я не знаю, как долго смогу терпеть...» ну и так далее, что там обычно терпят римские женщины, воспитание которых не позволяет послать их мужей по заслуженному адресу? — То, что вы мерзавец, я знаю, вы мне не сообщили ничего нового. — Почему же сразу — мерзавец? Почему бы мне не прочесть письма, адресованные мне? — Вам? То есть... — Ваш, как это, «друг по переписке» Джеймс — это я. — Моро поклонился с глумливой улыбкой. — Что ж, — спокойно сказала леди Констанс, — значит, одним хорошим человеком в моей жизни оказалось меньше. — Вот так-таки и хорошим? — с сомнением протянул Моро. — А мне казалось, что он навязчив. Нет? Неужели вы не заметили, как настойчиво и бесцеремонно он лезет в вашу личную жизнь? Как нагло старается вбить клин между вами и вашим мужем? Кстати, именно этот «хороший человек» подал вам мысль лететь инкогнито на одном из левиафаннеров. О, это была золотая идея! Я молодец! — Зачем вы все-таки пришли? — Затем, чтобы сказать вам, что ваша хваленая добродетель не стоит ни гроша и если бы я тогда захотел... Вспомните, как близки вы были к тому, чтобы впустить его, то есть меня в свою жизнь, в свой дом. И если бы вы не повелись на мою идею насчет левиафаннера, я бы провернул план «а» и проник бы не только в ваше личное пространство, но и в вашу спальню. — С чего вы взяли? — У меня богатый профессиональный опыт на сей счет, да и... Между нами: я иногда просто диву давался, какие вольности вы позволяли себе со мной, то есть с Джеймсом. На вашем месте я бы сказал об этом духовнику. — Погорим об этом, — леди Констанс хихикнула и тут же подавила этот смешок, — извините, поговорим об этом, когда вы будете на моем месте! Моро понял, что он опять сморозил глупость. Но почему? Почему он не может подобрать к ней ключ и взломать ее внутреннюю защиту, когда она и ее сын полностью находятся в его власти, в то время как он так легко, почти не напрягаясь, влез к ней в душу на Мауи? Может быть, потому, что тогда он играл под маской? Он изображал робкого мечтательного юношу, в прошлом которого скрывалась некая ужасная драма. Моро обрисовал ее в самых общих чертах, и его деликатная собеседница, конечно, не стала выспрашивать о подробностях сей трагедии. Этот юноша был немного влюблен в свою собеседницу, отсыпал ей неуклюжие комплименты (Моро тщательно следил за качеством этой неуклюжести)... Они обсуждали последние фильмы и книги, пару раз коснулись вопросов теологии. По легенде Джеймс был протестантом, но живо интересовался доктриной католицизма. Моро доставляло особое щекочущее удовольствие, проводив очередного «мальчика по вызову», обсуждать с леди Констанс проблему целибата для католического священства. В общем, ему нравился этот «паренек» и эти беседы, и простодушная искренность его собеседницы, которая писала ему под ником и поэтому была уверена, что он сроду не догадается, кто она такая на самом деле. И не было там никакого лукавства, и если уж сказать честно, никакой фривольности, ни с той, ни с другой стороны. По обмолвкам своей собеседницы Моро легко составил представление о лорде Якобе («мразь» ) и о леди Констанс («добрая дура»), об опасности, грозящей со стороны лорда Брюса («еще больше мразь, чем лорд Якоб»), о Бет («та еще штучка»). Он понял, что после того, как чета Ван Вальденов все-таки смогла произвести на свет законного наследника, они практически не общались, и владетельный лорд просто отправил жену с отпрыском и приемной дочерью, к которой относился со сдержанным омерзением, примерно как к говорящей лягушке, в почетную ссылку. Как вавилонянин Моро не видел здесь трагедии, но понимал, что с точки зрения добродетельной христианки положение леди Констанс было мучительным. Она не любила своего мужа, корила себя за это чувство, была слишком молода для того, чтобы замуровать свое сердце, слишком добродетельна, чтобы завести себе любовника, и слишком умна, чтобы не понимать отчаянности свого положения. Однажды на его обычное «Привет, как настроение?» леди Констанс выдала фразу «Уже в норме. Этот день слишком дождлив, чтобы стать... последним.» На это Моро отреагировал почти как гем — рефлекторно: «Где ты? Назови свой адрес! Я иду к тебе.» И только когда нажал «ввод», понял, что сделал глупость: даже если она пригласит его к себе, как он сейчас к ней заявится с выбеленными по вавилонской моде волосами и татуажем на бровях? К счастью, вынимать ее из петли ему все-таки не пришлось. — Я не подвергался сексуальному насилию, — сказал Моро и сделал крупный глоток. — Я не хоронил своих детей! — Еще глоток. — Я не предавал своих родителей, — еще! Моро почувствовал, как у него закружилось голова, вино было очень крепким, специально сделанным, чтобы развязывать языки. — Я не лгал на исповеди! — ну и последняя «пошла». — Ни разу! — четко и ясно сказала леди Ван Вальден. — Ну, еще бы, вам-то чего врать? Какие такие у вас могут быть грехи... А я, — Моро поморщился на слове «я», но продолжил, — всегда был клиентом гиены огненной. Только не понимал этого. Казался себе героем или нет, даже круче — святым мучеником! Вот умора, правда... — Хотите об этом поговорить? — Да я много чего хочу, только чем больше я хочу, тем меньше получаю... Ну, можно и поговорить. Было бы о чем... Мне было 18 лет, когда наш десант отправили на ... вот проклятье, забыл, на одну из вавилонских планет. Там был один епископ, три священника и четыре послушника. Я в их числе. Стандартный состав для этологической диверсии, то есть для апостольской миссии. Они не знали, кто мы такие, им просто нужны были пилоты. Всех непилотов убили на месте. А нас с Максом подвергли стандартной процедуре ментальной обработки, и я не хочу об этом говорить, потому что ужин был плотный и меня немного мутит после него. Ну, там из нас выбили очень быстро всю дурь и все дерьмо. А я был ценным объектом и меня вели по особой программе. Накануне казни меня навестил Бон. Я думал, он будет меня склонять на сторону предательства, я был к этому готов. То есть, готов к предательству. Я тогда думал, что милосердный Бог простит мне мою слабость. А вместо этого... Теперь-то я знаю, что это делается специально: ты тратишь все силы на борьбу. Все без остатка. На борьбу со стыдом, с болью, со страхом, ты готовишься умереть, а подготовка к смерти требует много сил, и вот когда сил уже нет, они наносят удар, откуда не ждал. Я готовился к смерти, а Бон предложил мне свою любовь. А выбор я сделал свободно, да... Макса казнили — он умер с именем Христа на устах. Я наблюдал за его казнью из окна спальни Экхарта. — На этом слове голос Моро упал до шепота, и он сделал еще один глоток со словами: — Я не предавал Господа! — Аминь! — сказала леди Констанс и сделала глоток. *** Нужно было ставить ее на место раньше, а не после того, как ты поплакался ей в жилетку! «Ты можешь проиграть только в одном случае,» — учил его Бон, — «если это способствует победе дома Рива». Моро было плевать на Рива, однако ради Бона он был готов на все, даже на проигрыш. Но кто отличит поражение от победы? Вот и в этот раз он уже готов был в ярости отбросить всякую сдержанность, но после их последнего разговора это было невозможно. — Знаете, мастер Морита, вне зависимости от того, какие мотивы двигали вами тогда на Мауи, я все-таки благодарна вам за поддержку. Меня тогда от рокового шага остановила мысль, что есть еще вот такие хорошие люди, которые ради спасения ближнего готовы бросить свои дела, куда-то бежать... Это такая редкость. Я не забуду. Вот и что с ней после этого делать? Только поцеловать в лобик и отпустить на все четыре стороны. «Просто не надо с ней вообще заводить разговоры,» — думал Моро, отправляясь на третье «свидание» со своей пленницей. Пришел — поставил ее на место — ушел. Бон учил Моро дистанцироваться от объекта воздействия. «Забудь ты это поповское слово — жертва» — твердил он, — «называя объект манипуляции жертвой, себя ты кем называешь? Правильно, палачом. Ну и не дурень ли ты после этого?» Моро усвоил все приемы психологического дистанцирования от объекта. От объекта, которого на его глазах пытали, унижали, убивали. Потом от объекта, которого он пытал, унижал, убивал. Главное, ничего личного. Позволил себе личное — (Дик!) — погиб! Сразу ли, от руки того самого объекта, потом ли, от руки своих же товарищей-синоби — не так важно. Он тренировался на гемах. В одном селении среди тэка вспыхнула эпидемия какого-то зловредного вируса гриппа. Лечение было дороже, чем очистка популяции. Хозяева вызвали санэпидемстанцию. Моро послали управлять миссией. Для тренировки. К моменту, когда команда прибыла на проблемный манор, все тэка уже собрались в одном месте. Они знали, что их ждет, поэтому легли на пол и закрыли глаза. — Представь себе, что это поголовье скота, больных ящуром. А теперь дай команду пустить газ. Потом биомассу складывали в черные пакеты и отправляли в крематорий. Моро смотрел на своего патрона искоса и не находил признаков душевного волнения. Вообще никаких. Леди Констанс — объект. И точка. Моро показалось, что его пробил болезненный озноб. Он открыл дверь в спальню своей пленницы. *** — Вечер добрый, господин Лесан, — сладко улыбаясь, пропела Аэша Ли, — как это мило с вашей стороны, что вы решили лично проследить за сборами миледи. Может быть, и вещи поможете донести? В знак особого, так сказать, уважения? Леди Констанс была полуодета, и в ее глазах Моро увидел тот испуг, который тщетно пытался вызвать все это время. Они забрали Джека? Моро почтительно поклонился и церемонно произнес первое, что пришло в голову: — Примите и вы, госпожа Ли, мои наилучшие пожелания! Я, в свою очередь, безмерно тронут вниманием клана к моему... к нашему торжеству. — Не темните, — жестко сказала Ли, отбросив церемонии, — вы укрываете государевых пленников, и только мое особое расположение к вам причина того, что вы еще не объявлены в розыск. — Как? — наигранно удивился Лесан, — разве вы посетили мой манор в столь поздний час не для того, чтобы поздравить меня и леди Констанс с бракосочетанием? — Вы лжете, Лесан! — Разве? И вы можете это доказать? — Надеюсь, документы при вас? — Разумеется, — парировал Моро, — однако я не вижу ордера на обыск и, честно говоря, не понимаю, на каком основании мы продолжаем эту неприятную беседу, в то время как у нас с супругой были другие планы на вечер. — Брак был заключен по вавилонским законам? — А вы как думаете! — Империя оспорит его. — Это моя личная проблема. — И ратифицирован? Добровольно? — Ангел мой, — внезапно произнесла леди Констанс, обнимая Моро, — чего от нас хочет эта ужасная женщина? — Доказательств, душа моя, — в тон ей ответил синоби, — доказательств того, что наш брак не фиктивен, и что ты являешься не моей пленницей, а моей семьей. — Надеюсь, этого достаточно, — спросила леди Констанс, неумело прижимаясь к его губам. Ли наблюдала за этой жалкой картиной несколько секунд и наконец сдалась. — Мои поздравления! Без сомнения, только очень сильная любовь может вынудить женщину вашего склада и воспитания, миледи, подарить свой поцелуй человеку со столь сомнительной репутацией. Надеюсь, он на досуге просветит вас, через сколько постелей он прошел, прежде чем разделить ее с вами. Я бы с меньшим омерзением поцеловала лягушку, но у каждого свой вкус. — Благодарю за комплимент, — холодно улыбнулся Моро. — Если у вас больше нет к нам вопросов, то, с вашего позволения, вопросы есть у меня: Джек, мой пасынок, где он? — Он в надежном месте. — Единственное надежное место для моего приемного сына, — Моро почти кричал в расчете на то, что его услышат слуги и Монтег, — это его спальня! — Будет доставлен сию же минуту, и я надеюсь, мальчик будет присутствовать на церемонии. — Да мы тут тесным кругом, — уронил Моро. — Это касается не брачной церемонии, а церемонии принесения Клятвы. Которая состоится завтра после праздничного обеда, данного в вашу честь, госпожа Лесан. Надеюсь, вы не опоздаете. *** Как только Аэша Ли покинула спальню леди Констанс, «новобрачная» в изнеможении упала в кресло. — Что вам от меня нужно? Что вам всем от нас нужно? Мы вас не трогали, мы просто летели по делам, жили спокойно, мы не хотели... — Можно подумать, я хотел, — огрызнулся Моро, — дражайшая моя «супруга», сделайте милость, замолчите и дайте мне подумать! — Неужели вы собираетесь нас спасти? — Собираюсь, но думаю я не об этом, а о том, чем вы будете в итоге расплачиваться. — И что же вы придумали? — А вот что: сейчас мы тихо спускаемся в лабиринт, который находится глубоко под землей. Вы, я, лорд Гус и Джек. Там нас ждет шикарный корабль, с его помощью я надеюсь вытащить нас отсюда быстрее, чем нас засечет охрана Картаго. Я рискну уйти в Прыжок в одиночку. Вы, как я понимаю, в курсе, насколько опасны такие полеты, но выбора у нас нет. Самое главное дальше: в Империи вы представляете дело так, что я вас спас. Собственно, это правда. Вы подключаете все свои связи и добиваетесь для меня амнистии. Я был сломлен, не понимал, что делал, увидел вас, вновь уверовал и бла-бла-бла. К тому моменту, как корабли Империи поджарят Картаго и получат доступ к его архивам, я уже растворюсь в пространстве. — Вы резко поменяли свои планы относительно нас, почему? — А вам не все равно, какие тараканы пируют в голове у человека, который собирается вытащить вас из преисподней? — Я хочу понять цену моему «нет». — Ваши условия, миледи? — Вы берете с собой Бет. — Вот так вот, значит! — Значит, так! Вы втравили нас в это дело, вы в ответе за то, что случилось с моей семьей и с Диком! Я принимаю вашу помощь, мастер Морита, совсем не потому, что я вас простила. Я вижу, что за вами охотятся свои. У вас земля горит под ногами, и вы рады убраться куда угодно, лишь бы подальше от ваших друзей-синоби. Мне все равно, чем вы им не угодили... — Безумием, — вздохнул Моро, — я не угодил им римским безумием... Потому что я дурень. Миледи, уверяю вас, Бет весела и счастлива в ее новой семье. Она готовится к свадьбе с очень достойным молодым человеком, занимается общественной деятельностью... И вы все равно вернетесь за ней с легионом римских солдат? — Она должна будет дать Клятву? — уточнила леди Констанс. — Да. — Это исключено. — Что же, тогда клятву придется дать вам. Прилюдно. Вам придется прилюдно отречься от своего Бога. И после этого рассчитывать только на Его милосердие. Через несколько дней я устрою так, что Солнце Керет нанесет нам визит вежливости. Неофициальный. Будет не так уж много охраны, и я смогу ее нейтрализовать. — Как вы это сделаете? — Я просто попрошу его об этом. И когда Бет окажется здесь, мы спустимся в лабиринт и... И у нас будет два пилота. *** Пир в честь новобрачных удался на славу. Щедрый Шнайдер устроил по этому поводу праздник не только для аристократии, но и для черни — планетников. Дик следил за происходящим, смешавшись с толпой. Внутри была пустота. Он не смог вернуть Бет, не смог защитить леди Констанс. В результате... Оставалось только пробраться внутрь и снести-таки башку этому Лесану. У прощения есть пределы. То есть, если подумать, то, наверное, все-таки нет. У Бога — нет. А у человека? Как бы то ни было, «прощательный» резервуар Дика был пуст уже давно. С другой стороны, вряд ли те, кто кричали «распни Его», были намного лучше тех, кто сидел сейчас в разукрашенном золотом и всякой другой фунией зале и созерцал голые прелести Бет и миледи. Дик знал, что с Бет в общем-то было все в порядке, но какими пытками, каким шантажом Моро заставил играть в этом гнусном спектакле леди Констанс, он боялся даже вообразить. Если и есть гады, которые не должны пачкать своим существованием мироздание, так это он. При мысли о Моро Дику становилось холодно и плохо, так что, будь его воля, он бы вообще об этом гаде не думал. Ну, укусила тебя бешеная собака, ты же не будешь потом всю жизнь воображать, как сводишь с ней счеты. Но Моро куда умнее собаки, и думать о нем приходилось, потому что он держал в плену его друзей. Дик выходил из положения тем, что называл его про себя «объектом». И объект уже давно был «под колпаком» Шастара и его друзей. Дик смотрел на вавилонян и пытался убедить себя в том, что они тоже люди. Творения Божии. «Разве не ты был послан сюда апостолом? Правильно ли, что ты нес свою проповедь только гемам? Разве их хозяева не нуждаются в спасении? Разве не находятся они куда ближе к вечной погибели, чем их несчастные рабы?» Вот если бы Моро тогда не предался гнусным порокам... Вот из кого получился бы отличный проповедник. — Ага, превосходный. Только мертвый, — напомнила Дику внутренняя сволочь. — И то было бы ладно, — в тон сволочи ответил Дик. «Что ж, проехали. Эту возможность мы проехали лет сорок назад. Вряд ли эта ослица заговорит. Хотя... было бы веселое чудо» — подумал Дик и почувствовал, что вот-вот сорвется в смех, а этого никак нельзя было допустить. Чтобы отвлечься от нервического припадка веселья, Дик сосредоточил свое внимание на объекте — и онемел от изумления, потому что ослица заговорила. Дик сначала даже не понял, что там вещает с таким одухотворенным видом этот урод, и только через несколько фраз до него дошло, что «ослица», — ох, ни фига ж себе! — читает Символ Веры. Конечно, Моро его малость поуродовал, ну, то есть, перевел с латинского на вавилонский: — Верю в одного-единственного Бога-Отца, Который всем владеет... Поэта, сочинившего небо и землю... «Аминь» — подумал Дик и увидел то, что сейчас его интересовало больше всего: Бет, леди Констанс и Джека, которые, воспользовавшись замешательством картагианцев, потихоньку двигались к выходу... Шанс есть. Крохотный, но шанс. Почему же они в него не стреляют? *** «Почему же они не стреляют?», — эта мысль шла легким фоном в сознании Моро. Его основная часть была занята тем, что судорожно вспоминала тот самый перевод Символа Веры, который некогда сделал для их маленькой апостольской группы отец Варфоломей. Запнуться нельзя — это все равно, что споткнуться, убегая от разъяренной толпы. Перед тем, как совершить этот самоубийственный поступок, Моро пригубил вино и понял, что его химический состав не соответствует номинальному. Вкус вина, впрочем, был превосходным, и если бы не апгрейд его природы, который сделали для клона, Моро ничего бы не почувствовал. Он попытался идентифицировать токсин. Не смерть, нет, но нечто похожее и, может быть, еще более страшное: отслоение личности. Принудительный разрыв тех самых нейронных связей, что были воспроизведены в теле клона, которому не дали стать человеком. Через двадцать четыре часа от личности Моро ничего не останется. Сумасшедший синоби больше не будет путаться под ногами синоби нормальных. Никто ничего не заподозрит. Какая жалость. Моро прикрыл глаза, делая вид, что смакует напиток. На самом деле он подключился к инфосети и послал сообщение — SOS Эшу Монтегу. Второе сообщение — на айпод Джека: «Привет, это Джеймс, друг твоей мамы, покажи ей, пожалуйста, это сообщение — это очень важно». В сообщение он кинул ей план дворца, в котором они находились, и велел вместе с Бет и Джеком убираться (так и написал — «убираться», как будто это было просто) из дворца и бежать к их манору. Там выполнять распоряжения Монтега. Бет будет тяжело вывозить их одной, но она справится... Если они успеют вовремя принять противоядие. Моро не открывал глаза, но услышал, как Джек (умничка!) начал канючить, что ему срочно надо в туалет. «Нет, я хочу только с мамой» — ныл он. Айпод он прихватил с собой. Далеко пойдет мальчик. Теперь нужно закатить им грандиозный скандал, красивый скандал, такой, чтобы запомнили, чтобы челюсти уронили... И тогда его осенило. — Дорогие мои друзья! — начал Моро. Голос звучал ясно и звонко. Даже красиво. Ну что, Моренито-дурень, ты, кажется, жаловался, что на твою долю не выпало красивой смерти? Наслаждайся, друг! Все для тебя! — Дорогие мои враги! Сегодня для меня день особый, даже единственный! День, когда я вообще ничего не боюсь, потому что потерял все, что мог. Подожди, Рихард, сейчас поймешь... Так вот, я иногда в праздных мечтах думал о том, что я вам скажу в этот день? Ведь вы сначала пытали меня, потом смешали с дерьмом, потом вознесли на самую вершину власти, потом убили, потом опять смешали... Да и сам я был не лучше любого из вас. И пытал, и смешивал, и... Так что я не держу на вас зла. Глупо обижаться на ребенка, который отрывает лапки у таракана. Даже если таракан — ты сам. Скоро сюда придут войска Империи. Скоро-скоро, через месяц или через год, но Карфаген будет разрушен. И вам придется дать новую Клятву. Вот эту. Учите слова: Верую... «Почему они не стреляют? Да потому что ты и так труп. Они не хотят делать из тебя мученика и героя. Не достоин ты геройской смерти. А может быть, они думают, что это такая шутка. Уже не важно». Один раз Моро все-таки запнулся, на словах о Святом Духе. Еще бы, он не повторял этот текст сорок лет. Немудрено было забыть. И кто-то крикнул ему подсказку из толпы. Вот тут-то и началась суматоха. Моро прикрыл глаза, изображая слабость, на самом же деле он послал сообщение Джеку: бегите, не останавливайтесь. Что еще он мог сделать? Только терять себя по крупицам. Разве не этим занимался ты всю жизнь? «Они не доберутся до манора, — мелькнула в сознании вялая мысль, — а если и доберутся, куда заведет их Бет, одна, без опыта, в кресле пилота? Вот если бы сейчас Господь совершил чудо и здесь появился Дик со своим флордом и верой в невозможное... Это почти то же самое, что ангел с огненным мечом. Кто может противиться ему? Жаль, что Господь не совершает чудес по молитве грешников».