Долги наши

— Эти гемы вконец обнаглели. Я тебе так скажу, сынок, при Шнайдерах у нас бардака не было. Была великая страна, страна с устоями! Каждый знал свое место! А как пришли к власти эти римские черти... Чтобы им... Я чту Императора, но он молод, а эта прошмандовка имперская.. Крутит им, как хочет, — сказал старый вояка из дома Рива и зашелся неодобрительным кашлем. — Вам повторить? — спросил я, кивая в сторону стойки, за которой стоял тот, ради кого я, собственно, и притащился в это злачное место. Со старым воякой мы познакомились здесь же несколько дней назад. Интересно, чтобы он сказал, если бы знал, что неделю назад у меня была оливковая кожа и длинные синие волосы? — Не надо, боя, я сегодня на мели, — ответил старик, утирая слезящиеся глаза нечистым платком. — Для постоянных клиентов у нас открыт кредит, – вежливо улыбаясь, сказал бармен своим хорошо поставленным голосом. За годы, пролетевшие с тех пор, как мы расстались, он не потерял ни одного обертона. Но я тщательно подготовился к этой встречи и даже не вздрогнул. Голос как голос! А я – молодец! — Спасибо, господин Лесан, как-нибудь в другой раз, — сухо ответил старый ветеран. — Правильный парень, — усмехнулся он, понижая голос, — Сразу видно породу! Хоть и напялил на себя поварской колпак, а все равно вид у него бравый. Только в долги к нему влезать не надо, он ведь только кажется таким милахой, а будет нужда — взыщет по полной. Настоящий Рива! Но я ему ничего не должен! – сказал он громче обычного, так, чтобы за стойкой уж точно услышали. Чего нельзя было сказать обо мне. То есть, насчет долга. Перед тем, как выгнать, он меня избил. Бил со знанием дела, со всей силой, бил с расчетом на то, чтобы сломать мне руку или ногу, но я не чувствовал боли, только ужас... Человек не поймет... Нет, так нельзя говорить, я ведь человек... Тот, кто не был в шкуре юдана, не поймет, что это значит – уйти от своего хозяина. Хуже, чем развод, хуже, чем изгнание, хуже, чем смерть. Гемы умирали как скоты, но с чувством выполненного долга, а я был живым трупом, смердящим куском падали. Таким я себя почувствовал, когда он вылил мне на голову ведро воды, и я пришел в себя. Потом на терапии меня спрашивали, почему я не защищался? Смешной вопрос. Им не понять. «Убирайся, мразь» — сказал он приятным баритоном. И я попытался убраться. А когда я все-таки доковылял до выхода, он бросил мне в спину: «Что, победил меня? А теперь иди и победи – себя! Ты жил в грехе, но не знал этого и был счастлив. А теперь ты будешь жить в том же самом грехе, потому что ты больше ничего не умеешь, и ощущать себя – скотом. Мне даже интересно посмотреть, как ты будешь выть от тоски и лезть на стену, потому что не сможешь забыть... меня». В общем, все так и случилось, как он сказал, у Ириса очень умный господин. Кроме последнего пункта. Я жестом подозвал официанта и все-таки заказал нам с приятелем еще по одной. Официанты низко поклонился и ушел делать заказ. Тэка. — Терпеть не могу этих клопов, — между тем разорялся мой собеседник, — так и лезут во все щели своими мордами, и в сенате, и во флоте. А мозги-то как у курицы, но кого это волнует. В чем-то он был прав и поэтому я не испытывал к нему злобы. Взять, хоть, меня. Я, конечно, прошел программу реабилитации, как все гемы. И получил среднее образование. Но дальше учиться не стал, тяжело, да и ... зачем? Всему свое время, а мое время безнадежно ушло. Вот мой старший школу закончит, и его я обязательно отдам в ВУЗ. Так я насчет долга. Мой господин мне не только пинка под зад, он мне еще и денег дал – небольшую сумму, но она-то меня как раз и спасла от окончательного падения. То есть меня сразу бандиты заприметили, я тогда хорошенький был, они меня заловили, но пока делили деньги, приехала полиция, меня определили в приемник... Там я и сидел, пока не пришел приказ. Я думал, нас убьют, а оказалось, наоборот, выпустили на свободу. Иди куда хочешь... Ну, пора... Я встал и почувствовал, как подо мной качнулся пол. Плохо... Зачем я пришел сюда? Чтобы вернуть долг! Так? Так... И уже третий день не могу к нему подойти. Все вышло, как предсказал Моро: я спал на помойке, лез на стену, кусал локти, срывался и падал, а потом вставал и каялся. Вот этого последнего он и не учел... Я как-то спросил одного священника, можно ли мне молиться за него как за врага? «Не стоит», — ответил мне он, — «так ты только будешь подпитывать свою страсть». — Господин Лесан? — Чем могу быть полезен, — ровно отреагировал он. — Я пришел вернуть вам долг, — ответил я и не узнал собственный голос. Это говорил не я, Андреа Вальден, солист балета Имперского Музыкального Театра, звезда и прима, раздающая автографы. Это говорил мальчик Ирис, изгнанный из адской пародии на рай за то, что он отказался совершить грех. — Очень хорошо, господин... — Моро вопросительно поднял бровь, глядя чуть в сторону от меня и ожидая, что я назову свое имя. — Вы не помните меня? — пролепетал я с жалкой улыбкой. Моро продолжал холодно улыбаться, глядя в пространство. — К сожалению, нет, я многим даю в долг. И гемам, и людям. Гемы, знаете ли, бывают не очень практичны в денежных делах, и часто обращаются ко мне за помощью. Вы заплатите наличными или по карте? — спросил он, глядя сквозь меня, — если у вас наличные, то положите их в ящик стола. Благодарю вас. Всего доброго. Когда я вышел из бара, оба солнца Картаго обрушили на меня свой беспощадный гнев, и на секунду мне показалось, что вся вода из меня испарилась и я превратился в соляной столб. Но уже в следующее мгновенье мой коммуникатор передал мне вызов. Звонила Сильвия. Моя дочь Стаси подралась с мальчишками из соседнего класса. Да, серьезно. Придется вставить стекло и купить новый компьютер. И подарить директору школы еще одну контрамарку.