Ты идиот, Мерлин!

*** – Т-твою мать! Мерлин! Брызги полетели во все стороны, когда принц выдернул из воды ногу и, поскуливая, отпихнул пинком огромную лохань. Лохань в отместку выплюнула глоток кипятка прямо на покрасневшую ступню, и принц произнес слова, за которые еще вчера отругал Мерлина: «Эй, ты что, голяк с базара? Во дворце изволь говорить как надо!» Как надо, так и не пояснил – на просьбу уточнить закатил глаза и подал знак «уходи». «Уходи» Мерлин выучил в первый день. Это такое движение кистью, словно принц отгоняет мух. Правда, оно не всегда означает, что нужно уходить, а только в семи из десяти случаев. В остальных принц начинает возмущаться, за какими это сидами его слуга своевольничает. Про сидов Мерлин даже не уточнял. И так понятно, что у принца какие-то неполадки с коммуникативными программами, только как это починишь? Гаюс говорил, люди в принципе плохо чинятся. Особенно такие, как принц. И что таким, как принц, на неполадки указывать не нужно: они решат, что ты издеваешься. – Мерлин, ты идиот! – Принц сердито прыгал на одной ноге, поджимая вторую к животу. – Ты что, даже воду налить не можешь?! – Вы сказали, сир, вскипятить воды и принести, – вздохнул Мерлин. Гаюс говорил, если принц злится, нужно смотреть в пол и не возникать. Откуда вот не возникать? Поздно не возникать, если ты уже стоишь в метре от злого принца, который зачем-то полез в кипяток. Не видит сам, что ли, что горячо? – И что, ты разбавить ее не додумался? У тебя что, опилки в голове или требуха?! Никакая не требуха, а стандартная дексовская прошивка, и кипятком он должен разве что задницы врагов ошпаривать, а следить, чтобы всякие принцы в кипяток пятки не совали, – это к Mary. – Ох-х-тж… Из-за твоего идиотизма с меня теперь вся кожа слезет! – Повреждения не критичные, сир, – заметил Мерлин, но спохватился: когда ругаются и не спрашивают, а ты говоришь – это и значит «спорить». – Что-о? – Принц перестал прыгать, но дышал еще тяжело, грудь ходила ходуном. – Ты мне еще расскажи про ожог! А вот теперь – спрашивают. Кажется. Мерлин внутренне вздохнул: ну почему так сложно! Гаюс говорил: смотри на людей. Запоминай. Повторяй, что видишь. Мерлин честно смотрел. И запоминал. Но люди делали все то, что Гаюс ему запрещал: спорили, дрались, называли принца ослом – правда, при этом опасливо оглядывались, сканируя пространство. И в пол смотрели не все из них. А после того, как Мерлин «повторял», Гаюс тяжело вздыхал и долго тер морщинистый лоб сухой ладонью. – Только верхние ткани задеты. Ногу вы выдернули вовремя, еще секунда – и термическое воздействие вышло б критичным… – Что «воздействие»?.. Ты издеваешься? Тебя колодки ничему не научили? – Ну вот, опять. Колодки оказались очень неудобными. А попытка скопировать манеру поведения того мальчика-плотника, за которым Мерлин следил несколько дней, по наставлению Гаюса фиксируя типичные мимические схемы, высказывания и типы реакций, – провальной. Мерлин все скопировал правильно – и тембр голоса, и стиль речи, и улыбка точь-в-точь получилась… И реакция аналогичная: когда плотник увидел, как какие-то крестьянские дети кидаются камнями и комьями земли в такого же лохматого, одетого в рванье мальчишку, он вмешался, и дети угомонились. А у Мерлина вышло иначе: парень в красном плаще, затеявший похожее развлечение, почему-то не угомонился. Потом-то Мерлин понял почему: просто потому, что это принц, а у него все не так, как у нормальных. – Научили, – честно ответил Мерлин. Гаюс ругался и говорил, что повторять надо за кем-то другим и не так неистово, но почему-то именно этот поведенческий алгоритм Мерлину понравился. С людьми, повторяя за плотником, выходило разговаривать очень хорошо. Только не с принцем. Принц реагировал чрезмерно и непредсказуемо. – И чему, интересно? – с ехидцей поинтересовался принц и на пробу опустил ступню на пол, не прекращая корчить гримасы. – Что вам не нравится, что вас называют ослом на людях. Сир. – Мерлин, ты… Я тебя сейчас окуну в эту лоханку! А ну подойди, живо! Мерлин напрягся и глянул на принца исподлобья. Проценты искренности до ста недотягивали, но за пятьдесят переваливали, а это с непредсказуемыми поведенческими реакциями принца могло сулить неприятности. Для Мерлина, конечно, горячая вода не смертельна, но… Он мог не подчиниться. Мог почти что запросто – после крушения на этой отсталой планете у него не только отказала программа имитации личности, вынудив учиться корчить человеческие лица с нуля, но и программа подчинения заглючила. Глюки случались странные. Иногда Мерлин просыпался и видел в строке с именем хозяина «принц Артур», а иногда – пустоту. В первые дни там еще появлялся Гаюс, но потом перестал. А однажды там появилось очень странное – «Мерлин», но потом процессор экстренно ушел в перезагрузку и заменил «Мерлина» на «Артура». Сегодня Мерлину повезло – строчка была пуста. И он мог стоять на месте сколько угодно. И не только стоять, но Гаюс строго предупредил, что причинять вред принцу нельзя, и не только ему, но всем «знатным господам». Мерлин это запомнил хорошо. И когда в принца полетел нож тогда на приеме, честно повалил того на пол и получил за это порцию ругани от него и назначение в слуги от его отца. – Мерлин, я приказываю! Мерлин сделал несколько шагов вперед – Гаюс говорил, слушаться принца теперь придется, раз Мерлин его слуга, тут так принято, а если он не хочет за свои горящие красным глаза и колдовские реакции сгореть на костре, придется притворяться. Принц выразительно поднял брови. – Я что, сам к тебе подойти должен? Давай, ближе! Мерлин покосился на лохань – и сделал еще пару шагов. Больших. В сторону от лоханки, но ближе к принцу, как тот и велел. Принц вытянулся лицом и стал внезапно смешным. Мерлин непроизвольно дернул уголком рта и тут же плотнее сжал губы: опять эти микроспазмы! – Мерлин, – вкрадчиво начал принц, складывая на груди руки. Теперь и он веселился, только делал это с таким надменным лицом, что Мерлин диву давался: и тут у него все не как у простых людей. Веселишься – смейся, а не лица странные корчь. – Ты пытался убить меня кипятком. Почему, по-твоему, я не должен сейчас надрать тебе уши? Ну почему бы ему просто не залезть уже в эту лоханку? Там вода уже остыла. Мерлин устало вздохнул, опустил взгляд, просканировав принца от макушки до ступней, и признался: – Не знаю, сир. Может, вам сначала стоит надеть штаны? В коридор Мерлин выскочил раньше, чем громовое «Да ты совсем уже!..» вознеслось к потолку купальни. Рот снова схватило спазмом – не в рамках подражания, как когда он смеялся нарочно, – и не отпустило, даже когда принц перестал витиевато ругаться и выскочил наружу, подтягивая штаны и рыча: – Я. Тебя. Убью! Мерлин задумался, запрашивая совет у системы, и сделал вывод: – Не убьешь. Это был седьмой раз, когда принц грозил местным аналогом утилизации, и ни разу еще уровень искренности не поднялся у него выше пятнадцати процентов.