Всё равно

Этот вечер был очень нетипичный, странный и даже болезненный, ведь я заболел Хьюга, другого объяснения найти я просто не мог. Буквально на ровном месте моя жизнь превращалась в маленький тихий ад. В моей жизни появился человек, который не прикладывал никаких усилий, чтоб получить от меня хоть что нибудь - бескорыстный по сути своей. Не судил и не осуждал. Открыто смотрел в глаза и видел. Видел настоящего меня. И при всём этом сочетании, я для неё всего лишь начальник. Хьюга явно была непростым человеком. Сидит рядом и даже не смотрит в мою сторону, а я всё равно ощущаю тепло исходящее от неё, её внутренний свет касается моих рук, лица и шеи. Успокаивает. Или я псих и схожу с ума. Везу задумчивую девушку к отцовскому дому. Знаю, что живёт она с Узумаки, но не могу пересилить себя и торжественно передать в руки белобрысого. Перебьется, болван. И да, я знаю о Хьюга многое: дата рождения, адрес родителей, где училась- работала, с кем дружит, все сухие факты биографии. Но теперь, пусть и по крупицам, я буду собирать её мысли и чувства, намерения и стремления, идеи и желания. Машина останавливается, мышь говорит, что никаких отношений, кроме рабочих, у нас не будет, и всем станет лучше, если я обо всём забуду. Размечталась. Мог бы, давно бы осуществил её идею. На работу хожу со странным чувством нетерпения и тревожной тоски. Уже какой день подряд смахиваю на унылого меланхолика, кажется, даже подчинённые начинают подозревать неладное. Загружаю Хьюга всей возможной работой, так есть лишний повод вызвать её к себе в кабинет. Знаю, буду давить и подгонять - уволится без разговоров. Она отчитывается, говорит о новых тендерах, цифрах и идеях, а я слушаю. Даже не так. Заслушиваюсь её мелодичным и тихим голосом, слежу за солнечным лучом, скользящим по темным волосам, опускающийся вниз по шее, ключице, груди. Её красота изысканна, и, я бы сказал, аристократична. В груди теплеет. И это тепло ничто не может остановить. Помощница собирает свои бумаги со стола и направляется к двери. Действую так, будто моя голова отключена, а тело само по себе. Хьюга собирается выйти, а я вскакиваю со стула и обнимаю её со спины, лбом упираюсь в хрупкое плечо, пью дурманящий запах. Сейчас мне всё равно. Не могу по другому. В голове туман, электрические импульсы пронизывают мою кожу, веки тяжелеют. Я люблю её. Можно я умру... - Учиха-сан, пожалуйста, - пытается отступить в сторону, но я удерживаю. - Минуту. Постой так только минуту, - прошу Хьюга, и она сдаётся. Стоит не двигаясь и почти не дышит. Только склоняет голову. Ну и вляпался ты, Учиха! А ведь раньше считал мужиков, поступающих подобным образом, подкаблучниками. С Хьюга я не чувствовал себя таковым. Скорее она наполняла меня лёгкостью и покоем, которых я не ощущал уже очень давно. Ещё с тех пор, когда моя семья была со мной, живой и невредимой. То, о чём я запрещаю себе вспоминать, произошло, когда я учился на втором курсе университета. Факультет архитектуры, какой ещё выбор могла предложить жизнь. У отца крупная, в данных кругах, имеющая вес фирма; старший брат, окончивший тот же универ что и отец, и, всё тот же архитектурный факультет с отличием. Жизнь решила всё за меня. Не сказать что я был против, просто принимал всё как данность. Семья, учеба, деньги. Всё это было у меня до определенного момента. Рождество. Я люто ненавижу этот праздник. Слишком плохие ассоциации с ним связаны. Отца давно терроризировала преступная группировка, одним словом - рэкет, но он не предавал этому особого значения, помню, как отец говорил матери, что всё под контролем, что он очень важен в обществе и никто его не тронет. Он был слишком самонадеян и резок, видимо расслабился за годы стабильности. Фирму у него не отобрали, зато лишили всего остального. В то Рождество одногруппники, все как один золотая молодежь, решили оторваться на фешенебельном горнолыжном курорте, я не был исключением. Отец протестовал, всегда был сторонником праздников в семейном кругу, но мама меня отмазала. Отрывались мы на славу, я пришел в себя только через несколько дней после праздника, звонил домой, но трубку никто не брал. Ни отец, ни брат и даже мама. Дома меня больше никто не ждал. Одна минута и жизнь поворачивается на сто восемьдесят градусов. Дом опечатан полицейскими, на крыльце лента с надписью "Полиция. Не входить." Потом допрос. Опознание тел в морге. Твари порезали их как скот. Отомстили отцу за дерзость. Я тоже должен был быть в их списке, но меня невольно спасла мама. Все связи и деньги отца были брошены на поиск и наказание этим мразей. Я добился своего - наказал их по всей строгости и разрушил их организацию. Жизнь заставила меня повзрослеть, всего за пол года из легкомысленного, ни о чём не заботящегося юнца я превратился в холодного, прожженного жизнью циника. Оброс панцирем и научился показывать клыки каждому, кто позарится на что-то моё. С тех пор я не праздную Рождество и не доверяю людям. Мне всё равно, что обо мне думают и говорят. Понял, что говорю всё это вслух только после того, как чувствую, что плечи Хинаты вздрагивают. Её бьёт мелкой дрожью. Идиот. Какой же я идиот. Ещё тупее Узумаки. Я схватил Хинату за запястья и притянул к себе, она не сопротивляется и даже обнимает меня. - Прости, я не должен был выливать эту грязь на тебя, - говорю полушепотом и ласково, приподнимаю её подбородок, из глаз льются слезы, стекая по раскрасневшимся щекам. Аккуратно наклоняюсь и сцеловываю солёные капли. - Саске, прости, что не люблю тебя, - говорит едва слышно, губы дрожат. Тонкие пальцы Хьюга скользят по моей щеке. - Ты заслуживаешь откровенности и того, чтоб тебя безгранично любили. Мне жаль, очень. И спасибо за искренность. Попробуй открыться и другим людям, они поймут тебя... - Перестань, - обрываю её речь. - Мне не нужна жалость, тем более от тебя. Не будешь со мной при любом раскладе? Заданный вопрос царапает мне горло, словно я глотаю стеклянную крошку, ведь ответ знаю заранее. Хьюга молчит и лишь отрицательный кивок головы служит мне ответом. - Тогда, может поцелуешь меня один раз, и закончим с этим спектаклем, - пытаюсь свести всё в шутку, но мышь не смеётся и не улыбается. Хината встаёт на цыпочки и тянется к моим губам. Я застыл, как ледяная статуя. Опешил. Нужно было оттолкнуть её, но горячее дыхание Хьюга уже коснулось моего подбородка. Опалило. Выжгло свою метку. Не мог оторвать взгляд от красивого лица, легко коснулся губ Хинаты, мазнул своими по её. По краю нижней губы провёл языком. Сладкая. До сумасшествия. Несравнимо ни с какими ожиданиями. Усилил нажим, касался нежно каждой трещинки. Волны невообразимого удовольствия прокатывались по моему телу. Дыхание участилось. Куснул нижнюю губу Хинаты и тут же зализал укус. Она охнула. Воспользовавшись моментом проник в её рот, коснулся языка. Пил её и не мог остановиться. Наши дыхания смешались в одно. Стук в дверь и голос Яманака, спрашивающий о чём-то недосягаемом, прервал нас. - Яманака-сан, все вопросы через пять минут, - голос а-ля у меня совещание. Хината держится за лацканы моего пиджака, потом разжимает кулачки и пытается разгладить образовавшиеся складки на ткани. Хочу удержать момент и Хинату рядом, но она выскальзывает из моих рук, говорит, что уходит. Закат за окном окрашивает небо. Небесная гладь горит в самых разнообразных оттенках красного. Утром, на столе меня ждёт заявление об уходе на фамилию Хьюга. И короткое послание. Ушла.