Идиальная вражда

      Знаешь, сложно сдерживаться, когда ты так говоришь. Когда так смотришь. Когда хочется, чтоб твоя ухмылка превратилась в удивлённую рожу.       Когда берешь на слабо.       И я снова, в пылу азарта и адреналина, соглашаюсь на новый спор. А мой внутренний голос пытается вразумить меня и объяснить, что это добром не кончится, но я просто делаю его звук тише. Я пылаю от злости и радости, ведь ты мне давно такого не предлагал. С тех пор как мы последний раз гоняли наперегонки на мотоциклах и у нас, пять раз подряд, была ничья.       И я снова, бесповоротно, ведусь.       И снова, перед началом, мы смотрим на друг друга с презрением, а толпа громко орет, заглушая мысли, как и остатки здравого смысла, который давал возможность отказаться. Хотя, я не жалею. Всё равно бы не прислушалась.       Этот паркур-поединок придумал ты. И, как не странно, сегодня больше людей пришло посмотреть, как мы пытаемся победить. Каждый из нас. Мы проводили такие поединки настолько часто, что все смирились с этим, даже не смотря на то, что это часто бывает смертельно опасно.       Просто, мы любим, когда опасно.       Цель одна — прийти к финишу первым. Мы уже на старте. Кто-то стрельнул заклинанием в небо.       Прыжок, кувырок, перекат и я вырываюсь вперёд. Я слышу твой раздражённо-злой рык за спиной. И смеюсь. Смеюсь, ведь адреналин хлынул через край, а как его выразить, если не смехом.       Легко, как будто у меня есть крылья, я слетаю с высоты первого этажа и чудом остаюсь цела. Слышу глухой удар за спиной — это спустился ты. Снова смеюсь.       — Тебе никогда не догнать меня, Лютов!       — Посмотрим, — в его голосе слышен смех. Мы всегда получаем удовольствие от таких соревнований. Даже если никто не выиграет.       Бегу. Быстрее. Только во время таких поединков я могу не бояться. Просто, кажется, что я взлетаю. А ты летишь за мной. Очень близко. Я слышу твоё дыхание. Оно обжигает. Это приятно. Из-за него я понимаю, что ты тоже устал. Вновь вырываюсь далеко вперед.       Похоже, я мазохистка. В груди жжёт. Но, даже это ощущение становится приятным, просто от мысли о том, что тебе, наверно, ещё хуже. Осознание этого придаёт сил бежать дальше.       Вдалеке виднеется большое скопление людей. До него осталось только две крыши и один пролёт пожарной лестницы. Схватившись за перила, просто слетаю вниз с высоты пяти метров и, приземляясь, больно ударяюсь ногами. Настолько, что по ним проносится электрический заряд, который, кажется, разрывает каждый нерв изнутри. На пару милисекунд немеют ноги. Но это только на пару милисекунд и уже в следующее мгновение я бегу и, оглядываясь, вижу, как в паре метров от меня несешься ты. У нас открывается второе дыхание. Из-за того что оглянулась, потеряла время. Мы поравнялись.       Вот он, финиш. Рукой подать. Но рядом бежишь ты. Мне кажется, что мы бежим в замедленной съёмке. Последнее препятствие. Нужно спуститься на другую крышу.       Синхронно прыгаем. Синхронно приземляемся.       Кто первый? Сложно сказать.       Останавливаюсь. Тяжело дыша, ты стоишь рядом. Этот пацан с восьмого курса, который должен был смотреть, кто пришел первый, до сих пор стоит и доказывает, что мы пришли точно одновременно. Пытается показать нам снимок, на котором изображено, как мы точно в ногу и одновременно приходим к финишу. Бесит! Опять! Опять одновременно! Опять ничья!       — Эх, походу, не суждено нам посоревноваться с нормальным судьёй! — походу, тебя это нервирует не меньше, чем меня. Хоть в чём-то мы схожи. Ха!       — Лютов, не бомби! Пошли лучше в кафе. Пока мы бежали, я видела одно на противоположной стороне улицы, — знаю, чем тебя подкупить. У тебя после каждого соревнования в горле сохнет.       — Уговорила. В горле пересохло, — а я о чём.       — Пошли! Думаю, к следующему соревнованию нормального судью подыщем.       Судья морщится, но, зная о нашем упрямстве не понаслышке, молчит. Хотя и знает, что, после нашего неодобрения, его врядли кто-то позовет судить.       Все уже привыкли к тому, что, после каждого такого проишествия, мы с тобой валим в ближайшее кафе и там до утра празднуем ничью. Других результатов у нас пока не было. Это всё из-за судей, они нам не нормальные попадаются. Не могут даже просто определить, кто выиграл. Бесит! И меня, и тебя.       Придя в кафе, ты, как профессиональный алкаш, заказываешь себе виски. Я опять морщусь — сколько раз я просила тебя не пить много. Мне ж так соревноваться будет не с кем. Оправдываешь ты свои действия тем, что тебя бесят бездарные и тупые судьи, а это твоё успокоительное и, если б не оно, то ты б давно убил бы их всех. Это весомый аргумент, ведь, зная тебя, я понимала, что, если ты перестанешь напиваться, то будешь находить их по одному и убивать, аки киллер.       Я же, как обычно, заказываю большую чашку чая. Я никогда не выпиваю её сама.       Просто ты любишь чёрный чай. И, после такого привычного стакана виски, допиваешь чай за мной. Просто мы так привыкли.       Сегодня твоя очередь платить за пойло, а моя — оставлять чаевые. В этом кафе мы первый раз, но я больше чем уверена, что не последний. Поэтому на чай я оставила много. И ты, кстати, тоже в этом плане весьма щедр.       Все эти действия так привычны для нас, что мне иногда кажется, что ничего никогда не изменится. Что мы всегда будем враждовать и соревноваться. Что мы никогда не найдём нормального судью. И, что ты всегда, после стакана виски, будешь допивать мой чёрный чай.       И так будет всегда.       Если только что-то не помешает этой идеальной вражде.