Дорога

      . . . Поезд отходил. Медленно, так осторожно, будто бы чуть дыша. Колеса уже начинали мирно, но еще не так громко постукивать. Вокруг была суета — люди создавали шум и гам, пытаясь расположиться на своих местах, чтобы потом поскорее забыться сном.       Кто-то уже наливал себе чай, кто-то только тащился со своим нагруженным вещами чемоданом в купе, кто-то начинал ужин, кто-то, расстелив себе постель, уютно кутался в плед.       Были слышны голоса. Много голосов, со всех сторон. Вот эта пожилая женщина что-то неясно бубнила себе под нос, то ли причитая, то ли напоминая себе о чем-то. В другом конце вагона мать отчитывала своего сынишку за какую-то оплошность. Через купе мужики уже перезнакомились и открывали водку. Молодой парень вышел из тамбура, и аромат табака, исходивший от него, говорил о том, что он только что делал. Где-то в крайнем купе сидел у окна в наушниках подросток, скромно подпевающий любимой песне. А маленькая радостная девочка неслась к дедушке через вагон, что-то громко визжа, и понятно было лишь одно — этот шоколадный батончик в своей руке она прикупила для него. Проводница устало вздыхала, ютясь в своей коморке. И кто-то ругался с кем-то близким по телефону...       Шум был повсюду. Он звенел в ушах у Котлярова, из-за чего у него уже порядком разболелась голова. Но настроение было не испортить — ведь он направлялся в путь. И сейчас было даже неважно, в какой... В самом деле, какая разница? Ведь эти люди все равно не заглушат шум дороги. Шум дороги нельзя услышать, его надо почувствовать... Им надо жить.       И Володя жил. Не смотря на то, что порой он чувствовал себя чересчур домашним человеком.       Хотя, это как понимать "домашний человек". Иногда такой до боли домашний и уютный человек можно возвести и назначить себе дом в любом месте. Будь то поезд или репетиционная точка... Просто его дом там, где его душа. А его душа везде и сразу.       Котляров не привык возить с собой много вещей, и именно потому сейчас у него на коленях возлегал лишь один потертый рюкзак. Он прижал его к себе, будто что-то ценное, обвил худыми руками, замыкая пальцы в замок, а сам смотрел в окно. Еще немного, и поезд отъедет от вокзала, за стеклом будут сменяться пейзажи, которые будет сложно рассмотреть в темноте, но это не помешает Володе продолжать сидеть и, прислонившись виском к рамке окна, дальше переводить взгляд с одного объекта на другой.       Купе было плотно закрыто. Свет изредка мигал, слегка дребезжа. А Володя забылся, даже почти не чувствуя, как потихоньку вагон начинает покачивать.       Поезд набирал скорость, мимо уже начинали пролетать заборы, дома, детские площадки... Еще чуть-чуть, и это все сменят такие простые, но завораживающие картины, вроде лесов, озер, полей. Чей-то кайф заключается именно в этом. Но Котлярову было не принципиально, что он будет наблюдать. Он чувствовал поезд, так, словно это он сам скользит по рельсам. И это было важнее того, что проносится за стеклом.       Чух-чух-чух...       На глаза уже перестало давить, голову отпустило. И даже это была такая мелочь по сравнению с тем, сколько значила эта дорога для Володи...       Не отводя взгляда от того, как город постепенно рассасывается, и пустыри появляются в поле зрения все чаще, Котляров осторожно расстегнул молнию рюкзака и выудил оттуда потрепанную тетрадь и ручку. Рюкзак был отложен с колен куда-то поблизости, а руки потянулись к столу. Строчить, тянувшись к неудобному столу, было крайне неприятной затеей, и поэтому, долго не думая, Володя подтянул ноги на сидение и примостил тетрадь к себе на колени.       . . . Вагон качался из стороны в сторону, тетрадь съезжала с коленей и ручка то и дело норовила выпрыгнуть из рук, но даже это не мешало Володе наслаждаться процессом. Лампочки перестали жужжать над головой, будто боялись спугнуть нависшие над парнем идеи. И без того скорый и неразборчивый почерк Котлярова стал еще более корявым, но самому ему даже нравился результат. Он поправил тетрадь, прошелся взглядом по строкам вновь, и улыбнулся сам себе.       Чух-чух-чух...       Володя снова прислонился головой к окну и всмотрелся в уносящую его куда-то далеко мглу...