рядом с ней всегда солнечно

/рядом с ней всегда солнечно/ Скорпиус щёлкает костяшками, унимая дрожь/желание прикоснуться. Лили Луна Поттер — солнечная, обжигающе-искренняя сестра лучшего друга, Малфой чувствует себя здесь самым лишним, но в то же время единственно-правильным, когда подружки-гриффиндорки хватают Поттер за руки и просят/умоляют: — Покажи, ну, покажи! Уже есть? Есть? Рыжая смеётся, шутливо вырывается из рук подружек и дразнящее зажимает левое запястье ладонью другой руки. Скорпиус — неосознанно, будто бы сквозь сон — повторяет этот жест; собственные пальцы отрезвляюще холодят мраморную кожу. — Извини, что притащил тебя, — говорит Альбус, возникая рядом, притворяясь, что не замечает, как лучший друг нервозно вздрагивает от его голоса. — Кажется, у тебя было назначено свидание? — Подождёт, — равнодушно протягивает Скорпиус — говорят, в такие моменты он особенно похож на отца, — они всегда ждут. Он не отводит взгляда от Лили — кажется, вокруг неё концентрируется всё — люди и свет от ламп и дрожащих от лёгкого дыхания поздравительных свечей. Каждая струна дрожит, когда приторно-радостные голоса выводят «с днём рождения тебя», а Малфою болезненно хочется провалиться — скрытая магией метка на левом запястье зудит, но Скорпиус только нервно кусает губы и хочет — до сумасшествия хочет — закурить. — Будешь торт, Скорпиус? — Нет, спасибо, миссис Поттер, — предельно вежливо отзывается юноша, встрепенувшись. Уже вытащенная из пачки сигарета замирает у него между пальцев. Малфой перехватывает нахмуренный взгляд. — Извините, я… — Ты же понимаешь, если я увижу тебя курящим, то мне придётся сообщить всё твоему отцу? — прищуриваясь, вполголоса произносит женщина. — Пожалуйста, мэм… — Поэтому тебе лучше выйти и освежиться на задний двор, туда, за кусты сирени, — продолжает Джинни невозмутимо. — За ними из окон кухни ничего не видно. Скорпиус благодарно выдыхает, но женщина удерживает его ещё на мгновение подле себя. — Если узнаю, что ты приучил к сигарете Альбуса, то пеняй на себя, — туманно добавляет миссис Поттер, но огоньки в её глазах юношу почти пугают. — Да, мэм, — кивает тот и торопливо направляется к выходу во внутренний двор, буквально прорывается сквозь толпу девушек и всего на секунду касается руки Лили-Луны — горячо-горячо, до одури, до ужаса. Скорпиус болезненно отшатывается и встречает испуганный его реакцией взгляд карих глаз. — Извини… Малфой вырывается на спасительную вечернюю прохладу, а за его спиной — он не видит, но уверен — рыжеволосый сгусток света и тепла уже радостно смеётся комплиментам и шуткам щебечущих подруг, в ту же секунду забыв о бледном и угрюмом друге старшего брата. Если отец узнает, то убьёт, выплавит его лицо с семейного древа пепельным огоньком, но Скорпиусу по-своему даже приятно осознавать себя потенциально ненавидимым всеми. В этом есть какое-то призрачное удовольствие — читать в её взглядах только слепое равнодушие или праведную отчаянную ярость, с которой она кричит «не надо», когда палочка Малфоя занесена над головой бедного первокурсника с Гриффиндора. Если бы она только знала, что всё это из-за неё — дурацкие свидания с ненужными девчонками, издевательства над гриффиндорцами, потому что так ближе, потому что так её руки горят-горят на его груди, толкая, избивая, принося секундное облегчение. Она не знает. Знает Альбус. И от этого откровенно всё хуже. Чёртов Альбус-Северус, всё понимающий, всё прощающий, вдумчивый и хмурящийся — отец говорит, что совсем не в отца. Альбус клонит голову набок и смотрит печально-пусто, касается плеча и приглашает на дурацкие семейные праздники. Альбус снова и снова нарывается на ругательства, чтобы потом сделать вид, что ничего не происходит. Альбус — чёртов Поттер — понимает всё и сочувствует, похоже. Скорпиус думает о том, чья блядская нить связала его с семейкой Поттеров, от которых, кажется, одни только неприятности. Скорпиус прячется за куст сирени, затягивается жадно и редко, будто бы оттягивая момент возвращения туда, где не быть ему нельзя. Сегодня всё решится. Сегодня Лили Луна празднует свой четырнадцатый день рождения, который отпечатает на её руке судьбу. Счастливую, или как у него, подводящую черту под жизнью на ближайшие пару лет. Скорпиус думает об этом так долго, что голова начинает болеть, а сигарета дотлевает в холодных пальцах. — Лили, ты в порядке?.. У неё волосы развеваются, как у ведьмы — не настоящей, а одной из тех, сказочно-мультяшных, пугающих и манящих с томными голосами и острыми-острыми зубами. Она замирает посреди двора в одном тонком цветастом платье, крепко прижимая левую руку к груди. Скорпиус уверен: если прикоснёшься, попробуешь отнять, Лили зарычит и набросится с яростью испуганной женщины. — Это не приговор. Она вздрагивает и широко распахивает глаза, пытаясь привыкнуть к темноте. Впрочем, Лили всегда может разглядеть сочащегося лунным светом Малфоя. — Это он и есть. — Лили Луна прижимает к груди руку и укачивает, словно младенца. — Покажи. У тебя уже давно… Я знаю. — Такие вещи не показывают чужим людям, — хочет нагрубить Скорпиус, но только с усталостью потирает виски — сил не остаётся даже на будоражащее волнение первого настоящего — предначертанного — признания. — Покажи, Скорпиус. — Обычная такая уязвимая к его подколкам девушка теперь говорит твёрдо и уверенно — бесстрашно. — Ты знаешь, что там, — отзывается Малфой и кажется совершенно спокойным, но руки предательски дрожат. Юноша прячет их в карманы и почти по-настоящему равнодушно кривится. — Накричи, побей, дай пощёчину — и я пойду, ладно? Скорпиусу смотреть на неё физически тяжело. Кажется, она вся — от огненной макушки до балеток в цветочек — светится-светится, пульсирует излучением той звезды, которая не даёт ему выспаться. — Ты никуда не пойдёшь, — вдруг громко и с вызовом говорит Лили Луна, — ты же ещё не пробовал торт. Он очень вкусный. Малиновый… Она протягивает ему руку, левую, и Скорпиус может даже в темноте прочитать выведенное магическими чернилами имя. Своё имя. Девушка даже не морщится, чувствуя запах маггловских сигарет, а только наклоняет голову и чуть прищуривается — в её блестящих глазах Малфой видит то, что объединяет их с Альбусом и так отличает от Джеймса. Теперь она знает. От этого легче, но Скорпиус всё ещё щурится, когда смотрит на неё; рядом с ней всегда солнечно, и Малфою иногда не по себе, по-другому — страшно, но он готов бояться рядом с ней.