Что-то кончается

— Мышка… Она открывает глаза. Светает, в комнате выключен свет. Шторы почти прикрыты, лишь полоска света пробивается из ближнего окна. — Почему? — М-м? — он захватывает прядь ее волос, заводя за ухо. Медленно, словно не хочет ее отпускать. И все-таки отпускает. — Почему мышка? — она поворачивается в его руках, чувствуя, как отступает волшебство и начинается реальность. Она не смотрит в его глаза. Ей страшно. — Не знаю, — он пожимает плечами. Она не видит, но чувствует его движение боком и спиной. — Ты напоминаешь мне кота. Рыжего и пушистого. — Рыжего? — усмехается он, немного отодвигаясь. — Да, — стремясь закончить свою речь, продолжает она. — Широкие лапы, уверенная поступь.       Она сходит с ума от его широких ладоней. Теплые, пропахшие медом и специями. Она промолчит, и так уже сказано слишком много. Не упускай свое мгновение, заполни его дыханием и воздухом. Запомни. — Спать идем, — он целует ее в висок, словно прощаясь и медленно тянет за руку вверх, вынуждая встать. Она опирается коленом, отстраненно думая о том, что ковер теперь кажется жестким. Его рука горячая, пламенная, теперь словно маяк, и она тянется за ней. Не отпускай, пожалуйста. — Да, пошли, — отвечает она, и впервые смотрит на него. В глазах усталость и покой, и ничего такого, что бы ей хотелось увидеть. Она распрямляется, разрывая касание сама, стремясь теперь все закончить самой. Как ей нужно. Диктовать, обрывать нитку. Если это сделает он — будет слишком больно. Сама. Ей невыносимо хорошо. Если бы не эта печаль, если бы не конечность. Ее руки сжимают край подоконника, к которому ее вдруг унесли ноги. Она удержится, не сдастся, не сломается. Иначе предаст себя, выдаст. Поддастся. За спиной шорох. Он оправляет одежду. Она паникует. Он обнимает ее, прижимаясь сзади, вдыхает запах ее волос, прижимаясь носом к прядям. Его дыхание щекочет ухо. — Ты замечательная.       Она сдерживает всхлип, хочет коснуться, хочет, чтобы он знал. И не может вымолвить ни слова. Это не поможет.       Она уходит, чтобы вернуться. В мечтах, песнях, стихах. Воскресить прошлое. Как описать невозможность? Как станцевать чистый лист? Как сказать ему, что она вся сейчас до последней клетки принадлежит ему. Подчиняется. Просит. Умоляет. Нет никого кроме них двоих в этой комнате, что уже через пару часов будет пронизана светом. Оранжевый его цвет. И коньячный, и вся эта теплая древесная гамма, которая ей совершенно не к лицу. Он стал частью ее мира. Что она для него? Песчинка в водовороте бытия. Эпизод? Случайность? С ним хорошо даже молчать.       Порог тихо скрипнул под ее ногами. Ключи дрожат в таких недавно умелых руках. Я буду тебя вспоминать, — думает она. — Ты часть меня теперь, но ты не узнаешь. Твоя власть надо мной пугает. Твоя сила будет нарастать…       И она становится все больше, пока она идет, а на самом деле спасается бегством. Покоряется ногам бульвар, но все гулче, как огромный колокол, стучит в груди сердце. Забыть, забыть, забыть. Сумасшедший осенний метроном.       Я сохраню тебя в песнях. Я напишу тебе стихи. Я буду рисовать, и вспоминать твои руки. Я знаю, боже, я просто уверена, ты сковал новое звено, что привяжет меня сильнее. Зачем? Неужели тебе было мало всего остального. Я и так твоя. Только твоя.       Проходят дни. Сменяется листва. Кричат дети. Кипит работа. Город дышит на нее трубами и плачет брызгами луж. Девушка смеется, вспоминая, и плачет, вспоминая. Девушка продолжает жить.