Солнце над головой

Я помню всё и всё забыл: кого искал, кого любил. Я проходил сквозь эти стены. Я не хочу смотреть назад, где пламенеющий закат Себе и мне вскрывает вены.       С детства родители учили Тараса быть скрытным, замкнутым, недоверчивым к окружающим, готовым пройти по головам ради достижения поставленной цели, пожертвовать другими для этого. Мальчик долго не поддавался, продолжал липнуть к людям, хотел веселиться с ребятнёй во дворе, но вместо этого посещал секции бокса и стрельбы и целыми днями сидел запертым дома, из окна наблюдая за потехами сверстников на улице.       Взрослые, видя стремление сына отдохнуть и поиграть, просили дворовых дразнить ребёнка, кидать в него камнями и грязью, крича вслед разные гадости. Когда Тарас, обиженный, лез в драку, то получал розгами уже от соседей, так как здорово драл обидчиков, когда злиться было совсем невмоготу. Потом родители мальчика махнули на него рукой и уехали за тридевять земель в поисках прибыли, оставив сына на перевоспитание в детском доме.       Там он постепенно озлобился, сам на людей, которые хотели приласкать «дикого зверька», кидался, и те стали боятся и сторониться его. Всех кругом мальчик считал врагами. Никогда не помогал другим и на криминал смотрел с равнодушием — проходил уж через такое, и потому не внушало ему это радости. Тарас перестал замечать, как грубит и дерзит людям, как отворачивается от них, едва они наскучили ему и потеряли в его глазах всякий интерес, перестали представлять ценность. Мимо нас, мимо нас пьяное Солнце — Оно уйдёт и больше не вернётся. Ну, что же ты молчишь, не поднимая глаз? Мимо нас…       Но появилась в его жизни одна женщина, новая воспитательница в детдоме, единственный человек, которому Тарас не внушал ужаса. Она всегда спокойно разговаривала с ним, терпела его насмешки, подходила к нему, когда остальные предпочитали сторониться, и каким-то чудом всегда успокаивала мальчика, не поднимая при этом лица, даже когда они вместе гуляли под дурманящим полуденным солнцем.       Тарас постепенно свыкся с её присутствием рядом, позволял воспитательнице помогать ему во время уборки – наказания за проступки, которых заметно так поубавилось; во время сверхурочных часов занятий. Он неосознанно не хотел разрывать ей сердце, мучился, каясь в содеянном, когда ещё доставлял всем, и ей в том числе, множество неприятностей. Если парень спрашивал женщину о её прошлом, та предпочитала отмалчиваться, загадочно улыбаясь. Он не видел этой улыбки из-за тёмного шерстяного платка, падающего на лицо, но чувствовал её всей душой. Мимо нас, мимо нас, люди или птицы? — Они летят, чтоб всё-таки разбиться. Убей меня потом, но только не сейчас; Сейчас…       Тарас перестал замечать течение времени, людей вокруг, привязался к воспитателю своей группы. Но смутное беспокойство шевелилось в нём. Он невольно задавался вопросом: почему эта женщина так спокойно пошла к нему на встречу, зная о буйном характере подростка? Почему улыбалась каждый раз, когда видела, что смогла помочь ему? Неужели из-за?.. Но этого просто не могло бы быть!       Вспомнилось Тарасу, когда, ещё будучи ребёнком семи-восьми лет, он спас девушку-подростка из горящего полуобвалившегося сарая. Тогда, казалось, пылало и полыхало всё вокруг, даже сам воздух вибрировал от нестерпимого жара, и люди, окружившие строение, не решались забежать внутрь и помочь девушке до приезда пожарной бригады.       Вытащил её тогда мальчик. Откуда силы взялись? Не знал — просто желал спасти, когда что-то человеческое в нём ещё было. Потом выхаживал её, настойками поил — всё случилось у дедушки в деревне, до города далеко, да и транспорта под рукой подходящего не было. Когда малость оправилась, дал ей тайком денег из сбережений от продажи избушки, до платформы отвёз. Иначе гаснуть бы начала на чужом жилье, всё-таки отплатить бы не смогла.       Уж и забыл об этом Тарас, да та девушка помнила, взгляды новые на жизнь и людей подарила. Специально узнавала, что стало с её спасителем, устроилась в тот интернат. Хотела забрать его к себе, когда приданное на свадьбу получит, и жених её поворчал перво-наперво, да и разрешил. Но сам Тарас того не желал. Для него жизнь в семье, пусть и чужой, да любящей, была равносильна смерти. Не привык он так, не знал другого обращения кроме побоев. Вдруг начнут попрекать, что ест дармовой хлеб? И ласки чем-то диким кажутся, и забота... Я помню всё и всё забыл: каким я стал, каким я был. Так мало слов, так много пены… Я не ищу в толпе твой взгляд, а пламенеющий закат Себе и мне вскрывает вены.       Тарас сбежал ночью из общей спальни, написав коротенькую записку, что просит простить его и очень всех любит. Сполна возвратил все деньги, потраченные на него, взяв их из своей доли. Он знал что его не найдут, если сам не захочет, чтоб искали, с его-то даром раствориться в мире и забыть о том, кем он был и что делал.       Тарас старался забыть взгляд той, спасённой им девушки. Воспитательница ею не была. Она была чем-то очень похожим на неё повзрослевшую, но с другим именем, мыслями и внешностью. Он старался не думать, не искать её потом, но в каждой встречной, похожей на неё, находил такие же черты, особенно глаза. Они сильнее прочего пострадали при пожаре...       Тарас стоял у моря, и солёный, пахнущий водорослями ветер дул ему в лицо, терзая волосы. Мощно шумел прибой, высокие волны пачкали берег белоснежной пеной. За спиной парня ярко алеющее закатное солнце точно напоминало о том пожаре, заставляя чёрную фигуру Тараса пылать.