Время года: осень

***

      Осенние листья сыпались на их головы. Голые деревья стояли, такие стыдливые и одинокие, такие отдаленные и непохожие друг на друга. Она, та самая, такая желанная и такая непохожая на других, как эти деревья, стояла перед ним, полностью его и в то же время ничья, неуязвимая и непокорная. – Джордж, – говорила она, смеясь, – А ты знаешь, что все мы, абсолютно все, это маленькие частички звезд, которые когда-то горели так ярко, что сейчас, возможно, отдав всю свою энергию в космос, вовсе исчезли из него. Что если мы это всего лишь ходячие мертвецы. – Что ты, Сьюзен, не будь глупышкой, мы живее всех живых, неужели ты не видишь этого. Разве твои щеки наливались бы таким румяным цветом, будь ты мертва? Разве я смог бы любить тебя, если бы был мертв? Мы живее всех живых, Сьюзен. Живее всех живых…– В который раз перебивал он ее, пытаясь сгладить или избежать неловкого разговора. – Но, Джордж, – она произносила его имя вновь и вновь, как спасательный круг, за который можно было бы зацепиться, но который был чересчур далеко, чтобы до него можно было дотянуться, – Джордж, Джордж, Джордж, о, дорогой и любимый Джордж, я и вправду сегодня как-то по-особенному глупа и совсем не знаю, что говорю.       Он держал ее за руку, так, будто это была не рука, а что-то хрупкое, состоящее далеко не из крепкого вещества, да и не из вещества вовсе. Он держал ее так нежно, будто бы и не держал. А она, такая легкая, как дуновение ветра, разгоняющего коричневые, и красные, и желтые листья под их ногами, неслась вперед, все быстрее и быстрее, пытаясь и не пытаясь убежать.       Шло время, осень превращалась в еще одну осень, и еще одну осень, и еще одну и так по кругу. Он получил работу в престижной фирме где-то в центре города. А она, она осталась такой же далекой. – Джордж, милый, когда ты планируешь свадьбу? Сьюзен замечательная девушка, и при деньгах ее отца вы смогли бы заключить прекрасный и выгодный брачный союз, не так ли? – Пролепетала его мать. – Ну разве девушка, считающая, что мы все это какие-то ничтожные звезды, может быть чьей-то женой? Разве девушка, которую зовут Сьюзен может стать чем-то большим, чем дуновение ветра, ускользающего от меня? – сказал он с непоколебимым голосом человека, который думает, что знает истину. – Сьюзен – это больше, чем просто чья-то жена, это намного сложнее, чем любые табу.       И не то, чтобы он не любил ее. Не то, чтобы он не хотел, чтобы она оставалась его. Дело в том, что он боялся, что, пытаясь удержать ее ближе, она побежит, побежит еще дальше и быстрее, чем делала это раньше. И больше не вернется, никогда, никогда не вернется. Он боялся, что больше не сможет увидеть, как она смеется, как ее каштановые волосы так забавно и по-детски лохматятся от ее любимого, красного берета, как ее холодные руки бьют по клавишам печатной машинки, набирая буквы и фразы его книг. Что она исчезнет, как те звезды, о которых она так легко рассказывал ему каждый раз при встрече.       Раздался громкий звук чьих-то каблуков, заставивший его пробудиться от раздумий. Вот он, тот, самый родной и одновременно совершенно незнакомый, Джордж. Старый, помятый, богатый, но прежний и абсолютно новый, одинокий и…Одинокий. Он протер свои сонные, слегка влажные от воспоминаний глаза, и увидел ту самую Сьюзен, ту самую холодную и теплую, яркую и мрачную, веселую и печальную, любимую и ненавидимую, но все-таки его – Сьюзен. Она возвращается, она всегда возвращается, даже если ждать приходится слишком долго. Самое главное – не держать ее, отпустить, но как можно…Как можно отпустить?       Крышка гроба захлопнулась. Все плакали. Ну, или ему всего лишь это казалось, потому что, кроме него и дождя, здесь никого не было. – Ты вернулась ко мне, теперь ты здесь и одновременно не здесь. Все, как ты мечтала. Все, как ты так давно хотела. Теперь ты навсегда свободна, – шептал он, сжимая все сильнее ее красный берет в своих руках. – Мертвые могут любить, Сьюзен. Мертвые…Мертвые! Вот, кто живее всех живых. Вот, кто действительно может чувствовать. Я хотел тебя удержать, Сьюзен. И я расплатился за одну только мысль об этом. Я люблю тебя, как христиане веруют в Иисуса за малейшую надежду. Я люблю тебя, как моря ненавидят океаны за их превосходство. Я мог бы любить тебя даже мертвым. Будь счастлива, Сьюзен, и обязательно возвращайся новой осенью в мои окна. Просто обязательно возвращайся…