Обшарпанный подъезд

Сидя в обшарпанном подъезде, я думал о всех нюансах нашей нелепой жизни. Рассматривая кривые, но отчего-то привлекающие и симпатизирующие мне надписи на стенах, я понимал, как же все-таки забавна вся эта система бесконечных дней. И также забавно бесполезна, немного глупа и притворна. Гулкий стук капель о стекло навеял воспоминания о первом разе, когда я вот так выбрался на всю ночь в неизвестность. Я не знал, будут ли шнудить рядом люди, или улицы будут непривычно пусты. Не знал, куда я направлюсь, и чем себя займу. Но я точно знал, что так будет лучше. И сейчас знал. Так лучше. Хотел бы я пригреться за кружкой горячего чая? Уютно устроиться в, какой-никакой, а все-таки своей постели? И мирно засыпать под шум дождя, а потом вскакивать посреди ночи из-за вдруг пришедшего в голову нового мотива для песни? Да, может быть, хотел бы. Но вот я - сижу на потертом, полуразбитом, холодном подоконнике. Штукатурка уже сыпалась с белого потолка и стен. Кое-где уже пошли трещины, и мне так и хотелось провести по ним пальцами или просто ударить со всей силой кулаком. Чтобы разошлись по швам. Чтобы развалились к чертям. Осыпались прямо к моим ногам. Хотелось, но в ответ на мои мысли с потолка прямо мне на голову посыпалась побелка. Я взъерошил волосы, шипя себе под нос. А потом гыгыкнул от мысли, что я вот так вот сижу, в своем же подъезде, за мусоропроводом, и никто так и не найдет меня здесь. Кто ж додумается во втором часу ночи выбрасывать мусор? Я даже забыл про только что случившуюся оплошность с потолком, улыбнулся сам себе и, свесив одну ногу вниз, уселся поудобнее, чтобы поглядеть в окно. За грязью и плотным слоем пыли было трудно что-то разглядеть. И я бы отдраил это стекло своей поношенной курткой, однако как только потянул за рукав, вдруг передумал. Мне снова вспомнился тот осенний день, когда я впервые решил сбежать из дома. Во мне бурлила жажда приключений и адреналина. Я хотел узнать, как это - шататься ночью по улице. Тогда мне это казалось чем-то веселым. Я почему-то представлял, что буду не один. Я очень ярко и в красках представлял себе, как буду гулять с другом. Да, обязательно с другом. Покричать на весь переулок что-то несмышленное, побороться за то, кто первый перелезет забор, и просто пообсуждать какую-нибудь фанатичную идею, которую никогда не удастся воплотить в жизнь. Однако, в спешке забыв прихватить с собой куртку, тогда я выбежал из подъезда и растерялся. Растерялся, куда теперь идти, какой держать путь, и вообще, что дальше делать. Я почувствовал прилив сил, когда решился на этот шаг и ступил за порог дома, но этих сил поубавилось, когда, посреди октября, я стоял под дождем в одной рубашке, совершенно один, и не знал, куда мне податься. Я представлял себе это по-другому. Насыщенно и живо. Но, с готовностью добежав до подъезда Шуры, я внезапно понял, что не смогу позвонить ему в домофон. Я не предусмотрел ничего. Позвонив, я бы всю его семью на уши поставил, а потом огреб бы он. Набрав номер его квартиры, в последний момент убрал руку от кнопки вызова и нахмурился. Нет, это не дело. И я ссутулился, поворачиваясь к подъезду спиной, побрел в неизвестном мне направлении, отчаянно надеясь, что хоть где-то найду укромный уголок и что-нибудь придумаю. Но так и не придумал. Я промок насквозь, бродя по району в поисках укрытия. Пока не увидел шалаш из кустов у какого-то клена. Вот ведь чудо природы! Я забрался под ветви, сел прямо на промерзшую землю, облокотившись о ствол дерева. После этого я подумал, что был бы рад сейчас даже компании местного бездомного. Но ночь оставалась глуха. И не знаю, сколько я там просидел, наблюдая за неподвижной ночью, ведь потерял счет времени... Но когда дождь приутих, я все-таки решил выйти. И отправился по старым следам обратно домой. Чудом попав в подъезд, я пробежался по этажам и остановился у двери. Я задумался, что происходит за нею. Решив, что ничего хорошего меня за ней не ожидает, я проскочил за мусоропровод и умостился на подоконнике. Запрокинул голову и, задумавшись, придался дреме. Утром меня так и не нашли... Я бы этого и не хотел, - еще инфаркт хватит какую-нибудь старушку от моего причудливого вида. Очнувшись рано, когда только-только расцветало, я нехотя потянулся. Затекшие мышцы неприятно загудели, поэтому я сделал разминку для рук и шеи прежде, чем встать на ноги. И только потом, замотавшийся и истрепанный, немного не оправдавший свои надежды, но все равно довольный, ввалился в квартиру. Когда отца уже не было дома, когда мама уже забылась тревожным сном. Стараясь осторожно, я все-таки завалил вешалку, немного пошумел и осторожно прошел в свою комнату. А там, завернувшись в свое одеяло, обнимая какую-то давнюю игрушку, сидел Лешка. И с широко раскрытыми глазами смотрел на меня. А я, в свою очередь, развел руками и улыбнулся. Мне уже не хотелось сбегать. Мне хотелось коснуться лицом подушки и забыться сном. Я так и сделал. Но почему-то продолжаю сбегать... И только из-за того самого взгляда Лешки продолжаю возвращаться снова и снова. Просто чтобы знать, что он по-прежнему сидит в одеяле, словно в коконе, обнимает что-нибудь, и продолжает ждать. Ждать меня.