Выжившие

      После того, как Прима Центавра была освобождена от дракхов, Деленн первой организовала оказание помощи. Она посещала планету так часто, как могла, координируя дела с Виром. Он был благодарен за это, хоть и немного озадачен. Вир всегда уважал Деленн, даже восхищался ею, но не верил, что центавриане были настолько важны для нее. Особенно если учесть, что она недавно едва не потеряла сына из-за рокового подарка, скрывавшегося в центаврианской урне.              Под конец долгого дня они сидели вместе за бокалом горячей джалы, приготовленной Виром. На нем были его старые одежды. Для него уже приготовили белый императорский мундир, но Вир не мог заставить себя носить его вне публичных мероприятий. Ему казалось, что этот наряд навсегда останется для него запятнанным кровью и слезами.              — Я хочу спросить вас кое о чем, — начал он, запинаясь. Большую часть своей застенчивости Вир потерял много лет назад, но в присутствии Деленн как будто возвращался в дни своей молодости, когда она напоминала ему королев древности, далеких и недостижимых, как звезды.              — Я знала, что вы спросите, — ответила она с усталой улыбкой. — В конце концов, вам наверняка хотелось знать, что он сказал в свой последний час.              Внезапно Вир почувствовал стыд и радость одновременно: ему и в голову не приходило, что помимо Г'Кара, Деленн и Шеридан были последними людьми, которые разговаривали с Лондо перед его кончиной. Но он так и не смог облечь в слова то, что чувствовал по поводу смерти Лондо, как ни пытался. Те же чувства вызывали все погибшие при последней попытке дракхов удержать власть над Примой Центавра, и подаренная поддержкой Альянса надежда, сиявшая на лицах, — все это казалось слишком большим, чтобы быть выраженным в банальных фразах.              Деленн рассказала ему об ее последней встрече с Лондо. Когда она описала Стража, Вир сказал:              — Я знал о нем, конечно. Но не видел его до тех пор, пока не обнаружил…              Он замолчал и снова увидел это, так же болезненно и остро, как и раньше: Лондо и Г'Кар, мертвые, и эта страшная тварь пытается уползти с тела Лондо.              — Я раздавил его императорской печатью, — прошептал он. — Деленн, я никогда и никого не ненавидел так сильно, как эту тварь в тот момент. Даже мистера Мордена.              — Я понимаю, — тихо ответила она, и он знал, что это правда. Ходили слухи, что именно Деленн уничтожила Стража, который держал ее сына под контролем даже после того, как дракх, породивший его, был убит, лишив эту тварь силы.              Она продолжила рассказ и, когда, наконец, снова замолчала, Вир задумался, ответила ли она на вопрос, который он собирался ей задать.              — Мне кажется… мне бы хотелось бы верить… что Лондо знал, что вы бы выполнили его просьбу и помогли нам, — сказал он.              Деленн встала и подошла к окну, чтобы взглянуть на строящийся город, и ее волосы, в которых теперь появилось много седых прядей, заблестели в лучах заходящего солнца.              — Вы полагаете, что я здесь только поэтому, Вир Котто? — спросила она. Ее голос был спокойным и загадочным, как и всегда.              — Я благодарен вам за помощь, — торопливо ответил Вир. — Мы все благодарны. Просто…              — Да, — сказала она. — Мы отвернулись от вас много лет назад, в том числе и я. Вот почему. Когда Г'Кар написал, что мы едины, что вселенная говорит многими голосами, но имеет одно сердце, что мы все в ответе друг за друга, я думала, что поняла смысл его слов. Но не прошло и года, как все, кто подписал эту декларацию, оказались в состоянии войны с вашим миром. Не прошло и года, как мы обрекли вас на жизнь во тьме с дракхами.              Вир покачал головой.              — Вы не могли знать. Никто из нас не мог. У вас были серьезные причины верить в то, что мы отвернулись от вас первыми.              Деленн не смотрела на него. Вместо этого она остановилась там, где так часто любил стоять Лондо, напряженная и прямая.              — Я послала Ленньера собирать доказательства, которые бы подтвердили вину центавриан. Он чуть не погиб из-за этого. Если бы я этого не сделала, возможно появились бы другие улики, которые бы доказали, что слуги Теней использовали ваш народ, и этого оказалось бы достаточно, чтобы спасти ваш мир. Возможно, это даже спасло бы…              — В этом виноваты дракхи, — твердо ответил Вир. — Не вы. Это было их рук дело. И дело Лондо. Неужели вы думаете, что я этого не понимаю? И он тоже понимал. Его выбор привел нас к союзу с Тенями. Он взял на себя ответственность за это и нес ее, не пытаясь винить в этом других. Так почему же я должен это делать?              Деленн, наконец, повернулась к нему снова. И сказала грустно:              — И все же ваше сердце разбито из-за него, Вир. И рана эта не зажила.              И снова Вир задумался, ответила ли она на тот вопрос, который он не осмеливался задать вслух. Побывав на Минбаре и подружившись с Ленньером, он понял, что минбарцы вполне способны вести несколько разговоров одновременно, в том числе и с одним и тем же собеседником.              Техномаги, помогавшие ему в борьбе с дракхами, рейнджеры, даже Шеридан и мистер Гарибальди, который некогда был другом Лондо, — никто из них, похоже, не понимал, что он должен был чувствовать от смерти Лондо что угодно, только не облегчение. Доклады с Нарна и родного мира дрази сообщали, что там даже провели публичные празднования. На Приме Центавра все было по-другому, но даже здесь Вир старался скрывать свое горе. Он был нужен своему народу, а им не был нужен гнев, который он прятал под грустью. Вир сам не осознавал этого до тех пор, пока Деленн и ее вопросы не вытащили это наружу.              — Я хотел спасти его, — сказал Вир, чувствуя, что не может дышать. — Я хотел спасти Приму Центавра, да, но также хотел спасти и Лондо. Я знал, что он сделал, Деленн, но он дорого заплатил за это. Никто не должен пройти через такое наказание. Этого должно быть достаточно. И такого не должно было случиться. Я… я думал, что как только мы отвоюем Приму Центавра и убьем дракха, Стража можно будет убрать, так, как и случилось с вашим сыном. Возможно, Лондо не прожил бы долго, но думаю, хотя бы несколько месяцев, а может даже год или два, он бы мог прожить свободным. И увидеть, как Прима Центавра снова возвращается к свету. Мы бы сидели здесь, и он бы ворчал, что мне надо больше есть, и Г'Кар тоже был бы здесь, говоря, что он невыносим, и…              Вир не мог больше говорить. Его глаза вдруг защипало, но он не понимал, что плачет, пока Деленн не дотронулась рукой до его лица. Позднее он осознал, насколько необычным был этот жест. Вир ни разу не видел, чтобы она обнимала других, за исключением своего мужа и Ленньера, хотя Лондо упоминал, что она однажды обняла и его. Он лишь почувствовал, как Деленн притянула его к себе, и положил голову ей на плечо, разрыдавшись так, как рыдал много лет назад, когда его невинность была разбита.              — Они не должны были умирать, — сказал Вир, когда, наконец, снова мог говорить. Его голос звучал глухо из-за того, что он уткнулся в ее шелковую одежду. — Почему они убили друг друга?              Деленн нежно отпустила его, и Вир покраснел, осознав, что ведет себя как ребенок, не осознающий, что обычно минбарцы не плачут, обнявшись. И в то же время эти слова уже были произнесены, и назад их уже не вернуть. Он должен был это сказать, хотя бы один раз.              — В Тузаноре есть кристалл, — ответила Деленн. — Возможно, вы видели его, когда жили в моем мире. В нем отражается крыша храма, на которой он размещен, но в каждой грани она выглядит по-разному. Мы называем его камнем Истины. Одна грань может показать, что Лондо знал, что Страж скоро проснется, и что ему нужно умереть до того, как это случится, чтобы ваш мир выжил. А другая, возможно, покажет то, что он и Г'Кар пожертвовали всем, чем могли, и нуждались в покое. Ведь Г'Кар был силен, и я не думаю, что он позволил бы убить себя старому и слабому центаврианину, если бы только сам не хотел умереть. А еще одна грань может называться судьбой. Вы знаете это, так же, как и я.              Вир сглотнул и немного успокоился.              — Тогда я рад, что со всеми пророчествами теперь покончено, — сказал он. Он был императором, как предсказывала леди Морелла, но даже техномаги, при всей их загадочности, наконец-то перестали рассуждать о его будущем. Не было больше никакой судьбы, и он был волен жить так, как хотел. Лондо и Г'Кар теперь были свободны. Боль от разбитых надежд все еще жгла его. Но то, что сказала Деленн, тоже было правдой.              — Я вам завидую, — сказала Деленн, и в ее лице теперь не было того безмятежного спокойствия, которое привык видеть Вир. Не было и той внешней доброжелательности, которую она демонстрировала друзьям. Она больше не улыбалась, и в ее глазах были сожаление, страдание и вина. И он вдруг понял, что она тоже знала, что такое — любить обреченного человека. Время Шеридана уже было на исходе. И Вир снова порывисто обнял ее.              — Спасибо вам, — сказал он. — За все.              Отпустив ее, он внезапно почувствовал озноб. Центральная система отопления все еще не работала в некоторых комнатах дворца.              — Наверное, мне лучше закрыть окно, — предложил Вир, задумавшись, не стоит ли приготовить еще одно горячее питье. Было приятно хоть чем-то заниматься, несмотря на усталость. — Солнце уже село.              — Нет, оставьте его открытым, — ответила Деленн. — Завтра солнце взойдет снова.