Волшебник и магия

У его величества очень тяжелый характер. Золотой, и соответственно тяжелый. Эта неоригинальная мысль приходит в голову ежедневно и порой не по одному разу. Несмотря на то, что передвигается Лоэнграмм уже давно самостоятельно, все равно остается ощущение, что его гнетет нечто не менее серьезное. Сложно понять, что именно. Все-таки в Рейхе мыслят совсем не так, как в бывшем Союзе, тут Вэньли, к сожалению для себя, не ошибался... но, даже если учитывать эти новые алгоритмы, подобраться к разгадке поведения кайзера ближе не удается. Не хватает информации – той, на которую его окружение может смотреть с привычной точки зрения. Или той, которой и у ближайшего окружения нет, но это уже маловероятно. Поэтому Ян, пересилив себя, пробует разговорить тех, чьи фамилии привык сопоставлять исключительно с боевыми схемами. Сложность не только в том, что видишь их с новой стороны, но и в другом. Эти люди, сложно подобрать иное слово, ревнуют. Они не могут не видеть, что у человека, чье внимание и состояние им небезразлично, появились общие секреты с новичком в их компании. Пожалуй, собеседники возненавидели бы его, узнав, какие именно. Хотя он никогда не просил о спасении и уж точно отказался бы, узнав заранее цену. Но решение принимал Лоэнграмм, а он себя беречь не способен органически. Знак равенства между «нахожусь в сознании» и «способен действовать» ставит на автомате, достаточно посмотреть, как он принимает посетителей, даже если с трудом может поднять голову от подушки. Потому что кто-то должен решать и думать. За всех. Гонит от себя кайзер явно лишь мысли о том, что будет, когда его не станет, и тут он не одинок. Хотя, возможно, у Лоэнграмма давно есть четкий план на этот счет, он только не хочет огорчать окружающих, излагая завещание раньше времени. Сложно сказать. Тяготит его точно не это. К смерти кайзер относится скорее как человек, которому терять нечего. Знать бы, почему. И постепенно из разговоров все яснее и яснее проступает ответ. Яну доверяют уже достаточно, чтобы упомянуть при нем, кого именно дорогого и близкого потерял Лоэнграмм. Для них это уже давно – факт, прискорбный, достойный сожаления, но ставший частью привычной обстановки. И только для Вэньли метафорическое «наполовину умер вместе с Кирхайсом» звучит иначе. Увы, задаче еще далеко до решения. Условие наконец стало полным, разве что. Нелегко вдруг оказаться единственным, с кем вообще может поделиться болью такая неоднозначная личность, как Райнхард фон Лоэнграмм. И неизвестно, что тяжелее – молча наблюдать за тем, как он, глядя на тебя, каждый раз вспоминает того, кому не смог помочь, или решиться на откровенный разговор, зная заранее, что шансов на благополучный исход куда меньше, чем в любой битве с этим человеком. Поэтому Ян пытается быть осторожнее и начинает беседу издалека. В конце концов, наедине они могут поговорить о механизме работы странного умения, позволяющего нарушать законы мироздания. Оба участвовали в его применении на практике, оба, по идее, заинтересованы... так что такого в том, чтобы попытаться разобраться, как оно, собственно, работает? Тема непростая, даже если оставаться в рамках теории, иного и ждать не следовало. Проговаривается сразу Лоэнграмм только о том, что сам, как человек здравомыслящий, в подобную мистику не верил. И был бы, пожалуй, рад впредь полагать произошедшее между ними странным совпадением видений двух людей, пребывавших на пороге Валгаллы, не окажись у этой версии столь много однозначных аргументов против. Намного больше времени требуется на то, чтобы добиться другого признания – что кайзеру в принципе хочется знать, почему сработал его дар. Точнее, почему он не сработал раньше, но об этом Лоэнграмм молчит, предпочитая прикрываться банальным любопытством. А любопытство – причина третьестепенная, поэтому теоретизированием на эту тему они с Яном занимаются далеко не каждый день. Намного чаще речь заходит о другом, не менее важном... только вот Вэньли все время кажется, что решение любого вопроса во многом зависит от того, сможет ли кайзер перестать казнить себя. Иначе еще до конца этого года советы адмирала Яна начнет слушать новый правитель. Если вообще начнет. Уверен Вэньли в одном – связи между ним и Лоэнграммом нет. Так что, если он не переживет кайзера, причины у этого будут политические, а не мистические. Об этом он на всякий случай говорит Юлиану, третьему и последнему посвященному в их тайну. Помощь приемного сына неоценима, даже жалко, что приходится скрывать степень его участия от Лоэнграмма. Все-таки разорваться Ян не может... а работы на него сваливается столько, что семидесятидвухчасовых суток и то не хватило бы. Юлиана, впрочем, сделанный адмиралом вывод не успокаивает, а заставляет еще глубже зарыться во все доступные источники, преимущественно пятнадцативековой давности. Феззанские инфохранилища Вэньли откровенно жалеет. Август переваливает за середину, когда в мистическом вопросе наконец намечается прорыв. Лоэнграмм все еще не упоминает о сентябре девяносто седьмого, и Ян может сравнивать лишь добытые по крупицам свидетельства очевидцев, но зато у Юлиана возникает свежая идея. Предположение о том, что кронпринцесса обладает той же силой, можно проверить, только пообщавшись с Аннерозе фон Грюнвальд лично, – правда, Ян готов уже и на это.