Всё дальше от дома

      Львенок осторожно открыл глаза, медленно приходя в себя после тяжелого сна. Холодный металлический пол под лапами сильно дрожал. Отовсюду раздавался ужасный грохот, смешивающийся с рокочущим гулом крови в ушах. Сердце в такт угнетающе отбивало свой ритм. Оно стучало так громко, что, казалось, перекрывает всю остальную какофонию звуков. Но это продолжалось лишь первые секунды.       После того, как львенок окончательно скинул с себя остатки сна, на него тяжким грузом навалились звуки и запахи, исходившие снаружи. Снаружи, за железными толстыми прутьями, что закрывали львенка в холодной клетке, огораживая от внешнего мира. Тоскливый вой шакала, визгливый смех гиены, громкие крики пестроперых попугаев и утробный рев обезьян. Звуки такие родные и знакомые, что на секунду львенку почудилось, как жестковатая желтая трава щекочет пятки, мордочку обдувает сухой, но по-своему приятный ветерок. Однако мимолетное видение прошло так же быстро, как и нахлынуло, и вот уже снова по ушам ударили печальные крики фауны родного края.       Они где-то там, совсем рядом. Такие же растерянные и несчастные, запертые в тесных бездушных клетках, что многие года питали в себе страх и холод. Паника, подходящая незаметно, верно охватывала пойманный животный народ. Она парила в воздухе, заменяя для зверей кислород, липкими щупальцами захватывая их сердца.       Львенок судорожно вздохнул, устремив взгляд в пол. Его одолевали сомнения и неуверенность, но больше — ужас. Дикий страх, что он больше никогда не вернется в родимый дом. Сомкнув веки так плотно, что перед глазами заплясали цветные огоньки, львенок пытался вспомнить.       Минувшие события встали перед глазами, будто взбаламученный песок на дне озера. Мутные и рассеянные, перевернутые с ног на голову. Крики, погоня, грохот и выстрелы — все стянулось в один крепкий тугой узел, похожий на клубок змей. Тяжело было понять, что есть «голова», а что «хвост» событий.       По телу львенка прошелся неприятный мороз. Взбираясь по хвосту, плавно скользя вдоль хребта, он мягко, но целенаправленно подступал к горлу. Львенок судорожно сглотнул, лапы предательски задрожали. Ему было страшно, действительно страшно. В железной клетке не было ничего, что могло его успокоить или воодушевить надеждой на скорое возвращение в Саванну. Ни семьи, ни дома. Все это осталось где-то настолько далеко, что трудно было себе вообразить. Но одно львенок понимал точно — он уходит все дальше и дальше от дома.       Страх сменился злостью. Злостью на самого себя, на свою беспомощность в данной ситуации. Львенок сердился от отчаяния, но и это быстро прошло. Осталось лишь бессилие и тоска по дому. Львенок тяжело опустился на дно клетки, и кожу под короткой шерстью обожгло холодом.        Думая о родном прайде, лелея каждое, даже самое пустяковое, воспоминание, львенок впервые понял, что никогда не был один. Его всегда окружали заботливые львицы, другие львята, готовые играть с ним день и ночь напролет. Львенок зажмурился. По щеке его, оставляя едва ли заметную мокрую дорожку, прокатилась одинокая слеза. Он плакал от боли и одиночества. Что такое боль, он уже знал. С одиночеством же встретился впервые.