Потерять голову от любви

Во вторник к съемкам присоединяется новый участник. Его зовут Кертис, и он играет на контрасте с персонажем Оливера. У него есть опыт актерской работы и муж в Лос-Анджелесе, и Фелисити сразу он нравится вместе с его обезоруживающим, дурацким чувством юмора, которое сразу же облегчает настроение на съемочной площадке. Впервые они выбиваются из графика, потому что актеры продолжают дурачится на камеру. Диггл ругает их, пытаясь придерживаться графика, но Фелисити может сказать, что в тайне он рад энергетике, которую Кертис создает на площадке. Даже Оливер выглядит так, как будто он искренне наслаждается переменами в себе, а не просто притворяется. Фелисити наблюдает, как он пытается не засмеяться, пока Кертис заканчивает свою реплику, но как только Диггл командует «Снято!», Оливер заходится в приступе смеха, держась за живот и улыбаясь от уха до уха. Это совершенно отличается от его обычной улыбки – эта улыбка выглядит бесхитростно, спонтанно и немного придурковато – и Фелисити любит эту улыбку еще больше, чем его очаровательную улыбку киноактера. Он должен чаще смеяться, думает она. Ему идет эта улыбка.

***

- У тебя есть Снэпчат? - спрашивает Оливер в среду, встав рядом с Фелисити, пока она рассматривает стол с закусками. Организация питания на этих съемках откровенно разочаровывает. Где батончики Твикс? И Баттерфингеры? (*сладкий батончик с начинкой из хрустящей карамели – прим. переводчика) У них всегда есть Баттерфингеры, когда они снимают в Лос-Анджелесе, но здесь им приходится довольствоваться миниатюрными шоколадками Херши. Какой отстой. - Нет, - отвечает Фелисити, копаясь в большой пластиковой банке с конфетами, пытаясь найти свой любимый вкус. – Если ты не заметил, мне не пятнадцать, - говорит она, передумав, и вытянув первый попавшийся батончик. - Кертис втянул меня в это, - говорит Оливер. – Это очень весело. Это все объясняет. Кертис как озорной щенок, застрявший в теле шестифутового черного парня, и даже Оливер, похоже, попал под его очарование. - Смотри, - Оливер наклоняется ближе, вытянув свой телефон перед ее лицом. - Что за черт? – спрашивает потрясенная Фелисити. - Фильтр замены лица. - Фу… - она высовывает язык и картинка ее лица с высунутым языком накладывается на голову Оливера. Это смешно, но в то же время ужасно. - А этот превратит тебя в королеву драконов, - говорит Оливер, используя другой фильтр. - Двойное фу, - говорит Фелисити, сморщив нос. Ее экранная версия в образе королевы драконов также морщит нос. - Как насчет цветочной короны? – Оливер щелкает по экрану. Изображение смягчается, и у нее на голове появляется тиара из цветов.На самом деле, это не самое худшее. Он снова наклоняется, улыбаясь в камеру, и изображение на экране замирает. - Ты только что сфотографировал нас? – спрашивает Фелисити, когда Оливер берет телефон и печатает какой-то текст. – Ты публикуешь это фото? - Да, - усмехается он. – Ты отлично получилась. Видите, в этом и есть проблема общения с актерами. Они буквально излучают харизму из каждой поры, как освежитель воздуха, поэтому даже если они немного дружелюбны с вами, кажется, что они флиртуют, хотя на самом деле они этого не делают. Очень легко принять очаровательную улыбку Оливера и все его случайные прикосновения за настоящий интерес, когда на самом деле это больше похоже на профессиональный флирт, который практикуют бармены и продавцы. Искушение подыграть ему слишком велико, но рискуя увлечься, она не хочет позволить себе поверить в то, что за этим стоит что-то реальное. Но вопреки внешнему виду, который Фелисити старательно поддерживает на работе, она сделана не из камня. Она женщина из плоти и крови, у которой есть сердце, чувства и прочее, и когда мужчина, названный журналом People «Самым сексуальным мужчиной планеты» улыбается тебе и говорит, что ты выглядишь отлично, ты должна быть трупом, чтобы не почувствовать что-то. Это опасно. Ей нельзя влюбляться в Оливера Куина, потому что это повлечет неприятности. Большие неприятности. И страдания. Много страданий. Фелисити сжимает горстку конфет, всей душой желая, чтобы Оливер начал вести себя как придурок, вместо того, чтобы всегда быть таким очаровательным.

***

Хорошо, возможно, после этого Фелисити загрузила Снэпчат и создала учетную запись. Но это только потому, что ей хотелось получше рассмотреть фотографию, которую сделал Оливер. И да – ей пришлось подписаться на Оливера, чтобы увидеть фотографию, и он сразу же подписался на нее. Ладно, ладно – она также возможно сохранила картинку на своем телефоне. Не то, чтобы она поставила ее на экран блокировки или установила как обои (хотя, нельзя сказать, что она не рассматривала этот вариант прежде, чем она опомнилась). Это ничего не значит. Ей просто нравится фото. Этот фильтр ей идет, окей? Это не имеет ничего общего с Оливером Куином. Или тем, как его глаза сияют, когда он усмехается в камеру, или, как уютно они смотрятся вместе, когда их лица прижаты друг к другу. Ага. Она определенно влипла.

***

В четверг утром Оливер постит новое селфи в Твиттере и Инстаграмме. Он в спортзале, залитый потом, в кадре его рельефные бицепсы и мускулистые предплечья. Подпись гласит: «Одна неделя до съемок моей первой боевой сцены за 5 лет. Никаких страхов». Фелисити смотрит на фото пять минут, потому что она жалкая и слабая. И затем она сохраняет копию картинки на свой телефон. Ага. Полностью влипла.

***

В пятницу Оливер снова становится напряженным и раздражительным. Не так сильно, как в первый день, но его определенно что-то беспокоит. Он проводит все свое время, закрывшись в своем трейлере, и когда он выходит, чтобы снять свои сцены, он ведет себя грубо и отстраненно. Даже Кертису не удается вытянуть из него улыбку, которая не прописана в сценарии. «Все в порядке?» - пишет Фелисити Оливеру за обедом, когда он снова уходит в свой трейлер. «Нормально», - отвечает он. Вот и все. Это его весь ответ, всего одно слово. Отлично. Что бы с ним не происходило, он явно не хочет говорить об этом. Она попыталась. Если он хочет быть угрюмым, как Ахилл в своей палатке - это его прерогатива. Пять минут спустя Оливер присылает ей сообщение. «Спасибо, что спросила». В следующий раз, когда он выходит из своего трейлера, он выглядит лучше, как будто то, что его беспокоило, больше его не волнует. Либо так, либо он просто справился с этим. Фелисити не может не думать, что его улыбки кажутся более искусственными, чем обычно, но возможно она просто слишком хорошо читает его. В любом случае. Она не эксперт по Оливеру Куину и всем его многочисленным настроениям. Несколько часов спустя, когда они снимают последнюю сцену, он подходит к ее стулу между дублями. – Эй, - говорит он, улыбаясь ей, и, может быть, он действительно в порядке, потому что эта улыбка кажется ей достаточно подлинной. Что забавно, потому что в этот час дня все остальные капризничают, за исключением Фелисити. Им просто нужно отснять эту последнюю сцену в банке, прежде чем они смогут насладиться грядущими выходными, так что все торопятся и нервничают, но также совершенно измучены, потому что это конец длинной недели, что вызывает множество ошибок, задерживающих весь процесс. Последние съемочные часы каждой недели больше напоминают пытку. Оливер кивает на пальцы Фелисити, нетерпеливо постукивающие по подлокотнику ее стула. – Не терпится убраться отсюда? Она кладет руки на подлокотник и кивает ему. – Кажется, эта неделя длится уже месяц. - Большие планы на выходные? - Выспаться, - она вытягивает руки над головой, пока не чувствует, как ее позвоночник расслабляется. – Прибраться дома. Помимо этого? Нет. - Хочешь прийти на ужин в субботу? Фелисити вскидывает голову. – Что? - Я готовлю каре из ягненка, и я подумал, возможно, ты захочешь помочь мне съесть его. - Ты готовишь? - Да, - говорит он немного защищаясь. – В субботу вечером я обычно нарушаю диету, и мне не нравится, когда еда пропадает. Но нельзя приготовить каре всего на одну порцию, так что… что ты скажешь? Она уже сказала ему, что у нее нет планов. Кроме того – когда еще она сможет попробовать каре из ягненка, приготовленное Оливером Куином? Кажется, она не должна упускать такую возможность. – Да, хорошо, - говорит она. – Почему нет? - В семь часов? Фелисити кивает, подняв вверх два больших пальца, о чем она сразу же жалеет. Это нелепо даже для нее. – Я буду там, - говорит она, неловко прижимая руку к голове, словно она хотела сделать это с самого начала. Серьезно, почему сейчас ее неловкость становится хуже обычного?

***

«Это не свидание», - твердо говорит себе Фелисити. Чтобы доказать это, она надевает джинсы и футболку, и она отказывается от макияжа. Кроме консилера, чтобы выровнять цвет лица. И немного румян, потому что консилер слишком бледнит. Но это все. И ладно – может она и одела свои любимые джинсы, в которых ее зад выглядит отлично. И футболка немного демонстрирует ее декольте. Но она отказалась от макияжа (в основном), так что это абсолютно точно не свидание. Очевидно, потому что ее не интересует Оливер Куин. Говоря о немыслимом… Фелисити делает глубокий вдох, чтобы успокоить свои нервы прежде, чем постучать в дверь замка Оливера. По крайней мере, мысленно она зовет его именно так – Замок Оливера. Итак она здесь, - думает она, придя домой с работы, - на пороге замка Оливера Куина. Дверь открывается, и она с облегчением замечает, что Оливер также не одет слишком нарядно. Он тоже выбрал джинсы и футболку, только на его футболке изображен винтажный Камаро (*марка машины – прим. переводчика). Кроме того, он босиком, поэтому это точно не свидание. Видите? - Точно вовремя, - говорит он, приглашая ее войти. - Это привычка, - признается она. – Я неспособна быть непунктуальной. Он улыбается, проводив ее в кухню. – Это не самая плохая привычка. - Пахнет вкусно, - говорит она, озираясь. Ягненок уже вынут из духовки, стоя на плите в форме, накрытой фольгой. В фоновом режиме играет тихая музыка – безоговорочно приемлемая, если инди-рок не считать безнадежно устаревшим, по обоим концам длинного обеденного стола установлены столовые приборы на тканевых салфетках. Все вокруг создает очень домашнюю обстановку – последнее, что вы будете ожидать от кого-то, вроде Оливера Куина. - Тебе нравится красное вино? – спрашивает он, выуживая бутылку из стойки для хранения. - Ты вовсе не должен подавать мне вино, - беспокойно говорит Фелисити. - Ты должна попробовать ягненка с этим Сира (*сорт винограда, используемый для изготовления красных и розовых вин – прим. Переводчика). Это заставит ароматы взорваться у тебя на языке. Серьезно, кто бы мог подумать, что Оливер Куин такой гурман? Но… - Тебе это не трудно? – спрашивает она, когда он с легкостью открывает бутылку. Он достает из шкафа один бокал и ставит его на прилавок. – Ты имеешь в виду, потому что я бывший наркоман? Фелисити краснеет и открывает рот, чтобы извиниться, но Оливер обрывает ее. - Все в порядке, тебе не нужно стараться избегать этой темы. - Ладно, - говорит она осторожно. – Но разве это не плохая идея – чтобы ты находился рядом с алкоголем? Он пожимает плечами, наливая вино. – Я не смог бы выжить в Голливуде или где угодно, если бы не смог находится рядом с людьми, которые пьют алкоголь. Трудно наблюдать, как люди едят чизбургеры с беконом когда я живу на куриных грудках и капусте, но со временем я привык к этому. Оливер подает ей бокал и ждет, пока она сделает глоток. – Это вкусно, - говорит она. Фелисити далека от эксперта по винам, но вино кажется дорогим, и она внутренне вздрагивает от мысли, что он открыл стодолларовую бутылку вина только ради нее. Он поворачивается к плите и снимает фольгу с ягненка, открывая ее взгляду обжаренную тушку с коричневой корочкой, покрытую травами. – Я должен разрезать ее, а затем мы можем есть. Фелисити прислоняется к прилавку и потягивает свое вино, пока он работает. Он стоит к ней спиной, так что она может нагло восхищаться линией его задницы и тем, как мышцы на его спине двигаются, когда он режет ягненка. – Я все еще не могу поверить, что ты готовишь, - говорит она, наслаждаясь видом. - Я занялся этим пару лет назад, когда сидел без работы. Это был способ заполнить мои дни, и это намного легче, чем иметь дело с трудностями возвращения к реальной жизни после реабилитации. Он говорит немного грустно, и Фелисити сразу же представляет, как он готовит в одиночку, чтобы скоротать время, потому что он не может получить работу, в то время как друзья-знаменитости избегают его, и если он выйдет из дома, его будут преследовать папарацци. Фелисити почти жалко его. - С тех пор, как мне исполнилось одиннадцать, я работал почти без остановки, - продолжает он, раскладывая ребра-отбивные не блюде. – И когда в один момент работа иссякла, я не знал, чем занять себя. Я так привык к тому, что вокруг меня постоянно были люди и хаос, что я совершенно не представлял, как быть одному. Она хочет спросить, что именно заставило его остановиться и завязать с наркотиками после долгих лет злоупотребления, но эта тема кажется слишком личной, и она не хочет показаться назойливой. – Должно быть, это было тяжело, - говорит она. Он пожимает плечами. – Я богатый парень, который скулит о том, что у меня не было работы. В общей картине, это не так ужасно. – Он ставит блюдо с ягненком на стол и смотрит на нее. – В любом случае, я смотрел множество кулинарных шоу, и именно так я увлекся готовкой. - Мои познания в кулинарии ограничиваются бутербродами и бургерами, - признается Фелисити. – Причем покупными, а не приготовленными в домашних условиях. Оливер улыбается, отодвигая для нее стул. – Надеюсь, ягненок тебе понравится. Еда восхитительна. Ягненок никогда не был ее любимым мясом, но ягненок Оливера Куина это что-то. Также есть жареный картофель и брюссельская капуста, обжаренная с бальзамическим уксусом. Весь ужин как будто заказан на вынос в одном из дорогих ресторанов. Говоря об этом, Оливер был прав в отношении вина – его вкус даже лучше с ягненком. Пока они едят, Оливер спрашивает ее, как она стала помощником режиссера по сценарию, и они заканчивают ужин рассказами о кино и людях, которые знакомы им обоим. Фелисити пытается избежать неприятных глав его прошлого, но Оливер не уклоняется от них, по собственной инициативе поднимая несколько тем, в том числе позорный инцидент с метанием стула. - Слейд Уилсон был самым большим козлом из тех, с кем мне приходилось работать, - говорит Оливер, наклоняясь через стол, чтобы наполнить бокал Фелисити. – А я работал с целой кучей засранцев. Я не говорю, что я был прав, когда вышел из себя, но парень был заносчив, постоянно закатывая истерики и ругаясь на всю команду. К тому моменту они оба закончили есть, и он бросает салфетку на стол и откидывается на спинку стула. – Однажды он совершенно вышел из себя и начал орать на этого бедного мальчишку, и когда помощник режиссера попытался вмешаться, Уилсон повернулся к нему и начал толкать его в грудь. Поэтому я схватил стул и ударил его. - Ничего себе, - Фелисити видела свою долю истерически настроенных людей, и даже была на обратной стороне их гнева один или два раза, но она никогда не видела, чтобы ссора перемещалась в физическую плоскость. Если версия событий Оливера была верна, и он вступился за одного из членов съемочной группы, это заставило ее уважать его немного больше. - Я сожалею о многих вещах, которые я сделал, - признается он, качая головой, - Но это не одна из них. Конечно, несколько лет спустя Уилсон дал интервью, и все повернули так, как будто я был козлом, но таков уж Голливуд. - Почему ты не рассказал свою версию событий и не прояснил ситуацию? Его губы изогнулись в печальной улыбке. – К тому времени, я сделал слишком много дерьма, кто бы мне поверил? – Он отодвинул стул и встал, потянувшись через стол за тарелкой Фелисити. Она помогает ему собрать со стола, но когда она пытается помочь ему с тарелками, он отодвигает ее от раковины. - Это меньшее, что я могу сделать после того, как ты приготовил всю эту удивительную еду, - протестует она. Он кладет тарелки в посудомоечную машину и оглядывается, не глядя ей в глаза. – На самом деле, я надеялся, что ты поможешь мне кое с чем другим. Верно. Конечно это оно. Разумеется, она здесь потому что, он что-то хочет от нее. - Я должна была догадаться, что ты пригласил меня на ужин не ради удовольствия от моей компании, - бормочет она, потянувшись за своим вином. Он выглядит почти виноватым. – Мне нравится твоя компания. Я просто надеялся, что ты снова почитаешь со мной сценарий – вот и все. Вчера им прислали новые страницы сценария, некоторые из них для сцены, которую они будут снимать в понедельник утром, и она задается вопросом – возможно, поэтому вчера он был сам не свой. - Ты бы мог просто сразу попросить меня, - раздраженно говорит она. – Тебе бы не пришлось устраивать весь этот спектакль. Он улыбается ей своей ослепительной, кокетливой улыбкой, заставляя ее покраснеть. – Я подумал, что ты согласишься более охотно, если я сначала заманю тебя ужином. К настоящему времени Фелисити знает его достаточно хорошо, чтобы распознать фальшь в его улыбке, и она не собирается попасться на удочку. – Вчера ты расстроился из-за новых страниц, не так ли? Потому что придется учить текст в выходные. Оливер сжимает челюсть, но ничего не говорит. - Вот почему ты был так зол в первый день съемок? – продолжает она. – Потому что мы получили новые страницы в последнюю минуту? Он поворачивается к ней спиной и захлопывает посудомоечную машину. Ясно, что она задела больную тему. - Знаешь, есть способы, которые ты можешь использовать для запоминания, - говорит она немного мягче. – Если тебе тяжело… - У меня нет проблем с запоминанием. – Он все еще стоит к ней спиной, но он злится, и она не понимает почему. Фелисити прислоняется к прилавку, скрестив руки на груди. – Тогда в чем проблема? Он качает головой – не только на ее вопрос, но очевидно не желая продолжать дальнейший разговор. Тем не менее, она слишком упряма, чтобы отступить. Он пригласил ее сюда, и она заслуживает того, чтобы узнать настоящую причину. – Оливер? Его плечи опускаются. – Это не запоминание, это чтение, - грубо говорит он. Она чувствует себя виноватой, как будто ее ударили в живот. – У тебя дислексия? Он снова качает головой. - Тогда что? – Они обменивались сообщениями в течение двух недель, поэтому она знает, что он может читать; дело в чем-то другом. Наконец, он поворачивается к ней, и он не выглядит сердитым – ему стыдно. – Ты не понимаешь. - Ты прав, я не понимаю. Так почему бы тебе не объяснить мне все? Он молчит несколько минут, глядя в пол. – У меня проблемы с восприятием прочитанного. - Ладно, - говорит она, не совсем понимая, что это значит. - Это пробелы в учебе, - говорит он, не отрывая взгляд от пола и потирая большой и указательный пальцы. – Это как дислексия, но по-другому. Я в порядке, пока это всего лишь короткое предложение или два, но не более того, и я не могу сосредоточиться на словах – как будто они исчезают из моего мозга, как только я их читаю. – Он поднимает глаза и смотрит ей в лицо, и его выражение такое настороженное и недоверчивое, что у нее щемит грудь. - Ты мог бы сказать мне, - тихо говорит она. – Или, по крайней мере, рассказать Дигглу, он бы помог тебе. - Я не люблю говорить об этом. Я не хочу, чтобы люди знали. - Я это вижу, - говорит она, глядя как его тело напрягается, как будто он готовится к атаке. Он перестает потирать свои пальцы и сжимает их в кулак на боку. – Когда люди смотрят на меня, они видят лишь напыщенного болвана, которым я когда-то был. Все с самого начала ждут, что я потерплю неудачу, и мне не нужно давать им еще одну причину думать, что я собираюсь все испортить. Фелисити чувствует укол вины, потому что именно так она видела его в самом начале, и должно быть, он знает об этом. Он пожимает плечами, как будто это неважно. – Я очень хорошо скрывал это. Об этом знают только несколько моих друзей, моя сестра и мой агент. Когда съемки в Лос-Анджелесе, кто-то из них обычно помогает мне, читая сценарий вслух. Но теперь я здесь, и я никого не знаю, и мы продолжаем получать новые гребаные страницы каждую неделю... – заканчивает он, нахмурившись. - Ты знаешь меня, - говорит Фелисити, делая шаг к нему. - Я не хотел тебя обременять, - он смотрит в сторону, сжав губы в тонкую жесткую линию. Это ее первый реальный взгляд на шрамы, оставшиеся после того, что ему пришлось пережить. - Нет ничего дурного в том, чтобы признать трудности, с которыми ты борешься, - говорит она, наконец, начиная понимать, почему он прячется за ложной маской. – Если ты объяснишь людям, что тебе нужна помощь, они, как правило, с радостью тебе помогут. Он горько усмехается. – Это не то, что говорит мой опыт. - Мне жаль, что это так, - она хочет прикоснуться к нему – взять его за руку или предложить объятие, но неопределенность сдерживает ее. Она не знает его достаточно хорошо, и он слишком закрыт, так что она не уверена, что он будет рад такому жесту. Он закрывает глаза, и она видит, как дергается его адамово яблоко, когда он сглатывает. – Я сжег много мостов, и эта работа – мой последний шанс. Мне пришлось попросить об огромном одолжении, чтобы получить эту роль, и если я облажаюсь – моя карьера будет окончена. Я просто… я в ужасе, что я всё испорчу. - Этого не произойдет, - говорит Фелисити. Она поворачивается и оглядывается вокруг. – Где твой сценарий? – Она замечает сценарий на журнальном столике, и направляется в гостиную. Оливер следует за ней, когда она берет сценарий и перелистывает последние поправки. - Фелисити, - тихо говорит он. Она оглядывается, и их глаза встречаются. – Спасибо. Она смотрит на него несколько секунд. Затем она кивает, и снова смотрит на сценарий. – Начнем, - говорит она, опустившись на диван. – Давай сделаем это. Он садится напротив нее, когда она начинает читать вслух новый диалог. Через несколько минут он откидывается на спинку дивана и кладет ноги на кофейный столик. В следующий раз, когда она смотрит на него, он опустил голову на спинку дивана и закрыл глаза. Его лоб сосредоточенно нахмурен, когда он пытается повторить свою реплику, но в остальном он не выглядит таким напряженным, как раньше. Фелисити заканчивает бутылку вина, пока они разбирают новые страницы. Оливер просит ее повторить снова и снова, прежде чем долгое время спустя становится ясно, что он знает весь свой текст. Но теперь она понимает причину его нервозности, поэтому она смешит его. К тому времени, когда они снова оказываются у двери, на часах почти одиннадцать. Она улыбается ему, чувствуя приятный релакс от вина. – Спасибо за ужин. – Музыка все еще играет на заднем фоне, и она узнает старую мелодию Шайнз (*американская рок-группа из Альбукерка, образованная в 1997 году – прим. переводчика) Оливер наклоняется и целует ее в щеку. Его щетина приятно колет ее кожу, и ей приходится подавить дрожь. - Спасибо, что помогла мне, - его улыбка становится игривой. – В следующий раз я приготовлю тебе десерт. - Непременно, - закатывает глаза Фелисити и спешит в свой дом прежде, чем Оливер успеет заметить ее румянец.