Эгоистка

Растаяла жизнь, как маленькая снежинка, А в комнате у меня до сих пор не согреться: Поёт её голосом маленькая пластинка, Сейчас остановится, - и остановится сердце. Остановится сердце...*

Иногда случается то, чего случатся не должно. Иногда гаснут даже самые яркие звезды... Ей прочили большое будущее – но никто спрашивал, хотела ли она для себя такого будущего. Ей говорили – сцена примет ее, а зрители полюбят ее песни. Но никто не объяснял, зачем это нужно. Выступала, пела, ездила на гастроли. Был ли смысл? Она любила петь, но не любила петь кому-то. Только для себя, а чувства в песнях – ее, личные. Заставляли выворачивать душу наизнанку, показывать трепетное сердце. Зачем?.. Оставь хоть что-то после себя... Назло всем – ушла со сцены. Часами сидела на чердаке дома, закутавшись в теплый плед. Писала что-то на пожелтевшей от старости бумаге. Лучи закатного солнца проникали сквозь окошко в помещение, запутывались в ее золотистых волосах, бросали причудливые блики на хорошенькое личико. Чердак превращался в море солнца, в этом свете утопало все: полка со старинными книгами, коробки с чем-то давно позабытым, ее тоненькая фигурка... Ей было болезненно-грустно. Старинные часы мерно отсчитывали время – ее бесценное время. Оно убегало незаметно, струйками песка проскальзывая сквозь пальцы. Она надеялась, что успеет сделать еще хотя бы четверть вздоха, еще половину жеста. Желала еще увидеть хотя бы один рассвет... У Вас рак. Вылечить нельзя. Извините... Она писала долго, обдумывая каждое слово. Но в то же время она торопилась, боясь не успеть. Не успеть – это вообще страшно. Аккуратным почерком выводила буквы-завитушки, складывая их в слова, предложения. А те уже свивались тонкими ниточками в полотно чувств, эмоций, признаний и боли. Писала и смеялась, осознавая свою наивность. Через мгновение уже плакала от безысходности. Еще через миг кружилась в танце, обретая крылья от вселенской нежности. Потом сама же обрезала себе эти легкие белые крылья – болезненно и несправедливо. Радуйтесь каждой секунде... Пару раз приходили продюсеры. Требовали немедленного возвращения на сцену. Они теряли крупные гонорары, срывая контракты. А она теряла свое время... И было ли ей дело до каких-то контрактов? Она запиралась на чердаке – писала. Строчки в такие моменты выходили дерганные, резкие, злые. Писала не для себя – для него. Но все же – в пустоту, а может – в вечность. Она знала, что причинит ему страдания, боль, показав записи. И не хотела этого, одновременно желая оставить после себя глубокий след в его душе. Эгоистка. Чего-то все время ждала. Зачем-то надеялась. До безумия хотела вырваться из адской кромешной тьмы отчаянья и страха. Проснуться, не дать сну заменить реальность – солнечную и светлую. Плакала, понимая, что слезы – вода. А крик, порою вырывающийся из груди, хриплый и гортанный, всего лишь звук – пустой и ненужный. А листов в блокноте почти не осталось... Она записывала не просто события, происходящие с ней. Она будто исповедовалась – перед Небесами и перед ним. Свою исповедь она мысленно адресовала ему – единственному человеку, способному понять. А он... он был верным мужем. Но – для другой женщины. Еще он был прекрасным отцом своих детей. И лишь наставником – для нее. Молодой священник с небесным взглядом, с мудростью человека, изрядно потрепанного судьбой. Грешница. Последняя страница, последнее признание. Она писала ему о его же семье – молила, чтобы всегда оберегал жену и детей. Хотя знала, что так и будет. Он умрет лучше, но не предаст. Такая натура, такой характер. Не то, что она – вздорная, самовлюбленная певичка, усмиряющая свой крутой нрав только под маковкой храма, на очередной исповеди. Она никогда не говорила ему о своей любви – любви ли? – в лицо. А он и так знал обо всем – смотрел печально, немного виновато, будто извиняясь за то, что и сердцем и душой принадлежит не ей. В своем дневнике она писала и об этом – и сама же просила прощения. И за боль, причиненную ненароком ею, тоже. Быть может, она и не любила. Выдумала грустную историю, потакая своему очередному капризу. Выдумала, нафантазировала. Сыграла спектакль, вжилась в роль. Глупая. Захлопнула блокнот, бросила его в сумку. Вскочила, выбежала стремительно на улицу. Полетела по знакомой дороге. Не доходя до храма всего лишь метров пять – столкнулась с тем, кого искала. Вручила блокнот и диск со своими песнями – о нем! – ушла так же быстро, как пришла. Не сдержалась, не устояла перед возможностью оставить у него память о себе – оставила кровоточащие раны, которые потом превратятся в страшные шрамы. Себе душу травила – ему тоже надо было. Как же глупо... И несправедливо. Размазывала по щекам соленые слезинки – проклинала все, через мгновение уже горячо благодарила Его за те мгновения, что пока ей отведены в этом мире. Шла по узкой аллее, уже не запоминая дороги. Кружилась, стараясь повторить танец лепестком цветущей черемухи. Не скрывала слез – был ли смысл? Время ведь уходило, убегало. Зачем его бездарно убивать лживой маской благополучия? Подставляла лицо солнцу, бежала навстречу теплым лучам весеннего солнышка. Вдыхала воздух, таящий в себе аромат черемухи. Улыбалась. Она уходила к Солнцу, уходила вслед за ним, направлялась на запад. Туда, куда уходит Свет... Оставила о себе память. Оставила после себя боль. Добилась того, чего боялась и желала одновременно. Ее будут помнить. Ее будет помнить он. В его комнате ее голосом будет петь бездушная пластинка, на которой записана ее душа. Эгоистка. ____________________________________________________________________________________ * Белая гвардия - "Вере Матвеевой"