Если мы с тобой не сбежим из этого города, Мы можем уже никогда отсюда не выбраться.
У дома стоят корзины с цветами и фотографии в потертых рамках, с атласной черной лентой в уголке. Гадать не нужно, каждый прохожий понимает, что кого-то хоронят. Но кому до этого есть дело? Кроме семьи и нескольких соседей, этого человека никто не знает. Когда умирает близкий - ты хочешь, чтобы все знали, чтобы отдали дань уважения. Это больно. Напоминает ураган или смерч : потеря сметает все на своем пути, оставляя лишь пустоту и дыры в душе. В комнатах тихо, слышен лишь легкий скрип половиц и шуршащий шепот сочувствий. Да кому они нужны? Кто придумал эти бессмысленные слова? Этим не вернуть никого в мире! Чертовы соболезнования. Подавитесь ими. Райли стоит у стола, заставленного горящими свечами, в серебряных подсвечниках, наблюдая за гробом, стоящим в гостиной. А ведь в нем лежит ее отец. Ее бедный отец, который мог бы прожить еще дольше, если бы не этот дрянной социум. Эти "плакальщики", именно в этом доме. Весь табун, который знал Бернана. Это они его убили, своим холодом и безразличием. Гуннарсдоттир старший был самым добрым и светлым человеком. Милый, никогда не сказал кому-то "грязного" слова. Девушка навсегда запомнила его седые, почти белые волосы и бородку. Дети с их района ласково звали его "Санта". И он этим успешно пользовался : каждое Рождество он переодевался в своего "пузатого двойника" и шел раздавать мелкотне подарки. Из глубокого раздумья ее вывел голос тети Мэй, которая подошла сзади, обнимая ее за плечи. — Милая, как ты? - Женщина обеспокоенно взглянула, мягко улыбаясь.— Я не знаю, правда. Нам будет его не хватать. - Пробормотала блондинка, смаргивая капельки слез. — Помнишь, как говорят детям, в воскресной школе? Он на небе. - Мэй кивнула, отходя в сторону.Бог не сможет спасти меня сегодня.
Подняв взгляд, она замечает Уилла, усердно протирающего свои очки. Странно, но даже они не скрывают эти теплые, серые глаза. Парень надевает их и медленно подходит, будто подсчитывая каждый миллиметр до нужного расстояния. Остановившись, Горски наклоняется ближе, мягко произнеся на ухо. — Идем. - Он снимает бабочку-галстук и выходит из дома, подходя к машине. Райли стоит несколько минут, а после срывается с места, выбегая следом. — Постой! - Блондинка тяжело дышит, чувствуя горьковатый привкус собственных слёз, что безудержно текут по щекам. Она улыбается, и в этой улыбке нечто между абсолютным горем и чистым счастьем. А ее единственное спасение благодарно поглаживает её запястья кончиками пальцев, выдыхая. — Тогда садись. Давай. - Горски открыл двери BMW, пропуская девушку внутрь. Сев за руль, парень завёл машину, довольно поежившись от приятного звука. Звука абсолютной свободы. — Куда мы поедем? - Райли стянула туфли, отбрасывая их в сторону. — В Иллинойс, милая. - Тронувшись с места, русоволосый поправил зеркало, сверкнув самым спокойным взглядом в мире.я не хочу так жить.
Шумная трасса встречает потерянных объятьями теплого ветра и запахом бензина. Сотни включенных фар и неоновые вывески создают вихрь света, заставляющего уголки губ невольно дрожать в улыбке. В машине висит освежитель, в форме дракончика. Странно, запах.. Жвачки. Да, точно. Такой, из далеких шестидесятых, которые можно было достать лишь в огромных гипермаркетах. И вот оно. Ощущение полной свободы.