Aut vincere aut mori

Лагерта знала, что Ивар не остановится. Его было трудно провести на мякине, и хитрый мальчишка наверняка догадывался, что, как бы она ни старалась изображать лояльность, она причастна ко всем его бедам: к смерти матери, к убийству Маргрет, к развалу его клана. Ивар Бескостный будет мстить, а теперь у него была поддержка Блэков. Эта девчонка, Ида, была на стороне Ивара, и помогла ему уничтожить собственного отца. Иначе как бы им удалось провернуть всю эту операцию? И обезвредить «дев щита»? Это… восхищало. Умение Ивара привязывать к себе людей и заставлять следовать за ним — поражало. Как поражало это же умение в Рагнаре когда-то. Ивар был истинным сыном своего отца, и даже ограниченные возможности не мешали ему править империей, доставшейся в наследство. Лагерта ненавидела его, сына ведьмы, отобравшего у Бьерна Lothbrok Inc., но она признавала его харизму, его хитрость, его ум. Его безрассудство, которое всегда приводило его к победе, даже если поначалу проигрыши следовали за ним по пятам. Ивара нужно было уничтожить. Пристрелить, как бешеное животное, пока он не бросился на неё и не вцепился в глотку. — Ты уверена, что ехать к Хемунду Бишопу — хорошая идея? — Калф нахмурился. Они скрылись в своем загородном доме в округе Монро на самой границе с Миссури. Оба понимали, что необходимо переждать и затаиться, пока буря в стакане воды не успокоится. Лагерта знала, что Ивар станет сильнее, когда люди Блэков присоединятся к «воронам» — если присоединятся? — и именно поэтому она обратилась за помощью к Экберту. Для этого ей пришлось наступить на горло собственной песне — никогда не заключать союзов с людьми, которые могут предать, не задумываясь, если ветер их интересов подует в другую сторону.  — Не уверена, — она поболтала коньяк на дне стакана, глядя в окно. — Но другого выхода у нас нет. Нам нужны союзники, а Экберт не хочет раскрывать своего участия.  — Думаю, Ивар догадывается, — Калф Ингстад крутанулся на стуле, поднялся. Подошел к Лагерте и положил руки ей на плечи. — Тебе нужно отдохнуть. Она откинулась назад, опираясь спиной о его торс и касаясь макушкой его подбородка. Лагерта была невысокой женщиной, но обманываться её хрупкой фигурой мог лишь тот, кто ничего не знал о главе корпорации Ingstad.  — Мне не нравится этот мальчишка, внук Экберта, — произнесла она, глядя на подстриженную лужайку перед домом, виднеющуюся из окна. — В нём есть какое-то двойное дно. Калф хмыкнул:  — Ты же говорила, что он спит с Астрид? Разве ей не удалось ничего узнать? Лагерта сделала глоток коньяка.  — Если и удалось, она не сказала об этом мне. Как и то, спит ли она с ним. Я узнала это из собственных источников.  — Думаешь, она предала тебя? — усомнился Калф. — Астрид была предана тебе, как собачонка. Ты вытащила её из той нью-йоркской банды, превратила её из дикого животного во вполне себе человека. Почему ты вдруг начала в ней сомневаться? Лагерта потянулась и поставила пустой стакан на подоконник. Потом кто-нибудь уберет его.  — Я знаю, что она спит с Альфредом. И я даже не против, хоть она и умолчала об этом. Но я не уверена, что их отношения не стали чем-то большим. Любящие женщины склонны быстро забывать сделанное им добро и не помнят родства. И если Астрид влюблена в него, а не просто втерлась в доверие, нас может ждать неприятный сюрприз. Калф поцеловал её в волосы.  — Мальчишка знает, что Экберт отдал тебе адрес этого Бишопа?  — Не думаю, что он в курсе планов Экберта до самого конца. И я надеюсь, что не узнает. Альфред слишком себе на уме. И мне кажется, что он ненавидит деда. Экберт слишком любит его, чтобы видеть это, но я повидала на своем веку немало семей, и знаю, как выглядит ненависть. Альфред хитер, и удачно это скрывает. Я бы похвалила его за проницательность и ум, если бы это не шло вразрез с нашими планами на Ивара. Я не знаю, общаются ли эти двое между собой, но, если они объединятся, и при этом Альфред будет в курсе дальнейших планов Экберта, это может стать серьезной проблемой.  — Насколько Экберт ему доверяет? Лагерта крутанула вокруг пальца обручальное кольцо, когда-то окропленное жертвенной кровью в день её свадьбы с Калфом. За всю жизнь у неё было трое мужей, но только Калф был предан ей, тогда как Рагнар поддался чарам ведьмы Аслауг, а её второй муж Сигвард оказался тираном… Что ж, его труп кормит рыб на чикагских озёрах. Калф был хорошим союзником и хорошим любовником. Он не пытался захватить власть в клане Ингстадов, но Лагерта сама позволила ему быть её ближайшим советником. Он не лез в семейные и околосемейные разборки с Лодброками, но всегда был готов поделиться своими размышлениями, если она просила, и зачастую его советы помогали ей лучше понять ситуацию. Лагерта хорошо знала, как тяжело найти человека, который будет полностью тебя понимать и поддерживать. И ценила Калфа за это. Хотя не была уверена, что будет любить кого-то сильнее Рагнара. Впрочем, к пятидесяти годам она поняла, что иногда уважение и умение оставаться на одной стороне и сражаться спина к спине гораздо важнее любви.  — Я думаю, достаточно доверяет, — произнесла она, отвечая на вопрос Калфа. — И это может нам навредить. Калф задумался. Следующие несколько минут прошли в молчании.  — Попроси Астрид вывести его из игры, — наконец, посоветовал он. — Убьешь двух зайцев: узнаешь, предана ли она тебе до сих пор, и, если получится, уберешь досадную преграду. Если Астрид верна тебе, а Альфред ей доверяет, это не должно быть сложной задачей. Не нужно его убивать, достаточно на какое-то время сдвинуть его с дороги. Пусть отвлечется на что-то иное, на что-то, что будет важнее для него. Если на самом деле он предан деду, это не повлияет на наши планы, а если у него есть какие-то свои интересы, то для нас будет только полезно, если ему придется отвлечься. Лагерта улыбнулась: она не зря доверяла Калфу. Разумеется, до такого выхода она могла додуматься и сама, но иногда — только иногда — ей хотелось побыть не «стальной Ингстад», а женщиной, чей муж способен дать ей дельный совет. В конце концов, разве она могла выбрать себе в мужья дурака? * * * Хемунд Бишоп оказался ирландцем с английской фамилией, синяками под глазами и худым лицом. Лагерта встретилась с ним в его берлоге, где он скрывался после выхода из тюрьмы. Пнула ногой пивную банку. Если бы Экберт не рекомендовал именно его, а Экберт знал толк в наемных убийцах, она сама ни за что бы не доверила этому человеку даже мышь подстрелить. Но Бишоп был трезв. Он откинулся на спинку продавленного дивана и с любопытством наблюдал за Лагертой. Чуть вскинул брови, когда она села на кресло и забросила ногу на ногу.  — Не хочу знать, как вы сбежали из тюрьмы, и под каким именем живете теперь, — произнесла Лагерта, — но, полагаю, вам нужны деньги, — она скользнула взглядом по обстановке, по пустым коробкам из-под еды на вынос и пивным банкам. — И я не буду ходить вокруг да около. Я заплачу вам хорошую сумму за голову Ивара Бескостного. Хемунд подался вперед, вглядываясь в её глаза и явно пытаясь понять, не шутит ли она. Затем расхохотался.  — Более безумного предложения мне ещё не поступало! Вы приходите ко мне и предлагаете убить одного из самых охраняемых мафиозных лидеров Чикаго? Вы думаете, что я тупой или самоубийца? Лагерта знала, что легко не будет. Она изучила дело Хемунда Бишопа достаточно хорошо: когда-то он убивал людей в соответствии с концепцией смертных грехов, и смерти их отражали наказание за эти грехи. Срок его заключения, когда его, наконец, поймали, превышал самый оптимистичный срок его жизни. Но каким-то образом ему удалось сбежать. Интернет кричал о его смерти. Но вот он, Хемунд Бишоп, сидит перед Лагертой, и в его светлых глазах отражается любопытство и ледяное безумие. Лагерта была уверена, что кто-то влиятельный… кто-то, кому был выгоден мститель за грехи человеческие, помог Хемунду бежать, инсценировав его смерть. Просто узник замка Иф, американская версия. Ингстад ухмыльнулась. Бишоп провел рукой по коротким волосам, поджал губы, отчего черты его лица стали ещё резче.  — Я знаю, кто ты такой, Хемунд Бишоп, — Лагерта склонила голову набок, не тронутые сединой светлые волосы скользнули по ткани её пиджака. — Я знаю, что ты делал, и что ты можешь сделать. Ивар Бескостный заслуживает смерти.  — Вы ничего обо мне не знаете, миссис, — фыркнул Хемунд. — От моей руки умирают лишь те, кого я сам выберу.  — Ложь, — она положила на замызганный столик конверт, в котором лежала крупная сумма наличными и фотографии Ивара и каждого из его единоутробных братьев. — Шоушенк — одна из самых неприступных тюрем Соединенных Штатов. Но ты здесь, Бишоп, значит, тебе помогли. А, значит, есть кто-то, кто указывает тебе на жертвы. Всегда есть кто-то выше. Чей-то голос — Дьявола или Бога, в которых ты так веришь. А, может быть, кого-то весьма влиятельного. Я не думаю, что этот «кто-то» будет возражать, если ты избавишь Чикаго от безумца, убивающего людей, вытягивая из них кишки. И от его не менее безумных пособников-братьев. Хемунд пытался не показывать своей заинтересованности, но Лагерта видела, как раздулись его ноздри, а в темных зрачках вспыхнуло любопытство.  — Он маньяк? — за воротом его рубашки мелькнул крест. Лагерта ухмыльнулась. Человек, убивающий других людей в соответствии со смертными грехами, не мог не быть религиозным фанатиком. И она собиралась давить на эту точку, пока Бишоп не сдастся. Стоило ей взглянуть в его глаза, как она поняла, что именно Хемунд способен оборвать жизнь Ивара Бескостного и его братьев. И она хотела видеть это. Она хотела смотреть, как захлебывается своей кровью последний из сыновей Аслауг.  — Он язычник.