Aut vincere aut mori

Чикаго, дом Лодброков. Третье июля. Бьерн привычным движением скрутил крышку у бутылки виски из отцовских запасов, и темная жидкость заполнила стакан почти доверху. Хвитсерк скосил на него глаза, но промолчал, продолжая крутить в руках мобильный телефон. Ивар чуть ухмыльнулся: средний братец ожидал сообщения от своей принцессы. Если Хвитсерк думал, что его интрижка с невестой Альфреда осталась незамеченной, то он ещё больше дурак, чем Ивар полагал раньше. У Лодброков везде были уши и глаза. О том, что на Элсвиту МакАддамс было совершено покушение, а Хвитсерк уехал из клуба после неудачи Лагерты вместе с ней, Ивар узнал одним из первых. Возможно, первой была Лагерта, которая пыталась таким образом надавить на Хвитсерка и заставить его продать ей клуб. Ивар отлично понимал, почему Ингстады поступают именно так: они жаждали захватить как можно большую сферу влияния в Чикаго и потеснить Лодброков, уничтожить их исподтишка. Ивар хотел бы сам выкупить клуб Хвитсерка, лишь бы он не достался Лагерте, но тупой братец уперся рогом, не представляя до конца, на что способна бывшая жена их отца, чтобы досадить сыновьям Аслауг. Пусть теперь разбирается сам, а он, Ивар, будет разбираться со своими делами. Например, с Исайей Блэком и его дочерью. Мысль об Иде заставила его внутренности аж в узел скрутиться. Ивар вспомнил, как она поцеловала его там, в тире, соглашаясь на кровавую сделку. И помнил, что ответил ей — так, как всегда и хотел, почти вгрызаясь в её губы, кусая их и ощущая на языке вкус крови. Тьма окутала их обоих, сметая любые барьеры, потому что для темноты преград не существует. А потом Ида отпрянула, облизнула прокушенную губу и улыбнулась. И предложила возвращаться домой. Казалось, ничего между ними не изменилось. И в то же время изменилось всё. Ивар почувствовал, как темная сторона в Иде берет верх, и пусть цель её была вполне благородна — спасти мать и сестру, достигать её она собиралась отнюдь не благородными средствами. Она заключила сделку с человеком, которого считала воплощением христианского Дьявола, и, кажется, не жалела об этом, падая за ним в пекло. Ивар думал, что в тот вечер они оба — случайно или намеренно — открыли друг другу собственные слабости, и выяснилось странное. Слабостью Иды была не только её семья, как он прежде думал. Слабостью Иды была её невозможность сопротивляться Ивару. Себя же Ивар прежде считал человеком, чьи слабые стороны были скрыты даже от него самого. И тем болезненнее было понимать, что и у него нашлась ахиллесова пята, и у неё было имя. Ида Блэк-Лодброк. Ивар знал, что стоит кому-нибудь узнать об этом, как его власти придет конец. И знал, что не должен палиться так, как уже спалился Хвитсерк, чье идиотское и совершенно ненужное чувство к Элсвите МакАддамс могло его погубить. А вместе с ним, возможно, и всех остальных. Великие боги, даже когда он спал с Маргрет — и то это было безопаснее! Стоит Экберту узнать, что невеста его внука — больше не невинная ирландская малышка, и что она греет постель Хиту, братцу его несдобровать. А учитывая привычку Лагерты давить своим врагам на больную мозоль — несдобровать будет и Элсвите. На неё Ивару было плевать, а вот Хвитсерка это могло бы подкосить. Ивару он был нужен… если не думающим, этого Хит не умеет, то хотя бы адекватным. Хватит им Уббе, у которого после отравления его жены-шлюхи шарики за ролики в мозгу закатились. Хвитсерк в очередной раз крутанул в руках телефон. На шее, прямо над ключицей, багровел засос, яркий и вызывающий. Дурак, ох, дурак, драуг его задери… Почему в этой семье думать умеет только он, Ивар? У Ивара возникло странное ощущение дежа вю. Несколько недель назад они, тогда еще четверо братьев, так же сидели у Ивара в кабинете, только с ними был Уббе. Уббе, который оказался предателем похлеще Сигурда. Змееглазый хотя бы пообещал вернуться, если семье понадобиться помощь. Уббе же просто сбежал в стан врага. Ещё до внезапной договоренности с Альфредом, которой могло бы и не быть. Ещё до… До Иды. До всего. — Хватит пить, Уббе, — Бьерн прервал затянувшееся молчание. — Нам нужно решать, что делать с Исайей Блэком.  — Я похоронил жену, Бьерн, — Уббе сделал глоток виски. — Я имею право скорбеть по ней, или ты и в этом мне откажешь? Уббе всегда чувствовал себя не на своем месте — старший брат, но совсем не старший. Похожий на отца, но только внешне. Мудрый и хитрый, но недостаточно, чтобы управлять компанией, и Рагнар это прекрасно видел, поэтому и отдал Lothbrok Inc. Ивару, а не Уббе. Бьерн поджал губы.  — Нам некогда распускать слюни, — он покачал головой. — Исайя наверняка собирается объединиться с кем-то из наших врагов, чтобы напасть. Нужно решить. что делать. Уббе хохотнул.  — Решать всё равно будет Ивар, а нам останется только согласиться. Ивар ухмыльнулся: ты всё правильно понимаешь, старший братец. Мы не в сказке, где младший в семье — дурак, каких мало. Ни один из старших братьев Лодброков не был способен придумать хоть один мало-мальски действующий план. Если бы могли — Ивар с удовольствием бы послушал их.  — А у тебя есть другие предложения? — он развел руками. — Я открыт к любым, если они будут стоящими.  — Моя жена погибла! — Уббе повысил голос. — Она лежит в могиле, а вы только и думаете, как заграбастать себе больше власти, будто и без того недостаточно! — он залпом допил виски, и его прорвало, как прогнившую плотину. — Маргрет умерла потому, что тебе было мало могущества! Ты хочешь всё больше и больше, Ивар, будто тебе и целого мира будет мало! Твоя жажда богатства и власти пугает и уничтожает даже тех, кого ты называешь семьей! Кто следующий, Ивар? Я? Хвитсерк? Кто-то из наших близких? Ивар краем глаза уловил, как вздрогнул Хит, осторожно поставил на подоконник свой стакан с виски. Отлично, просто прекрасно. Ивару многих усилий стоило сдержать довольную ухмылку. Давай, Уббе, дай повод. Кричи. Бей стаканы. Истери, как твоя глупая женушка. Её смерть подкосила тебя, а в семье Лодброков нет места сломавшимся.  — Поэтому я и предлагаю уничтожить Исайю, — Бьерн собрал всё свое спокойствие. — Мы с Иваром уверены, что в смерти Маргрет и в покушении на Сигурда и Блайю виноват именно он. Экберт не стал бы подставляться так глупо. Бьерн не знал почти ничего, и сейчас он говорил, исходя из той информации, которую предоставил ему Ивар. А Ивар умолчал о многом. О сделке, которую заключил с Идой. О слежке за Альфредом. О планах уничтожить Лагерту, Экберта и Исайю одним махом, заставив их объединиться против него в то время, как их дети будут играть на стороне поля, принадлежавшей Ивару. У каждого были слабости. Альфред больше всего боялся за свою Астрид. Ида — за сестру и мать, хотя ему казалось, будто у неё была ещё причина, по которой она шагнула за ним в темноту. Лагерта же просто была слишком горда, и её гордыня, её слепое желание отомстить сыновьям Аслауг её же и погубит. Ивар желал увидеть её издыхающей. Её и её мужа Калфа, который всегда и во всем ей помогал. Ивар знал: совсем скоро в Чикаго начнется кровавая баня, и подготовка к этой войне, решающим в которой должно быть одно-единственное сражение, ведется уже давно.  — Хватит притворяться, будто судьба Маргрет или Сигурда вас беспокоит! — Уббе стукнул об стол стаканом. — Единственное, что вы хотите иметь — ваша власть и деньги, а всё остальные могут захлебнуться в крови, помогая сохранить их!  — Так ты отказываешься помогать? — вкрадчиво поинтересовался Ивар. — И почему же? Уббе сжал зубы.  — Потому что я считаю, что именно ты виноват в том, что я потерял жену. Ивар склонил голову, воспринимая его ответ, а потом хлопнул в ладоши и расхохотался.  — Ты, как всегда, показываешь свою глупость, братец. Ты обвиняешь меня, потому что всегда отказывался осознавать очевидное: твоя женушка, милая Маргрет, была той ещё блядью, — вот он, момент истины. Ивар ждал его долго, и он, наконец, настал. Давай, Уббе, включай режим берсерка. И всё получится так, как ему, Ивару, было надо. — Разве ты не знал, что она спала с Хвитсерком? Что сохла по Сигурду, а на тебя ей было наплевать? Разве ты не помнишь её поведение на свадьбе? И её ты защищаешь? Вместо своей семьи? Слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Уббе вскочил, подлетел к Хвитсерку, размахнулся и от души врезал ему кулаком по лицу. Хвитсерк, прекрасно знавший, где и как налажал, всё равно не остался в долгу — сказывались годы, проведенные на рингах подпольных боев. Кулак впечатался Уббе в челюсть, и тот отшатнулся к столу от удара, ухватился рукой за край, чтобы удержать равновесие. Плюнул на ковер кровью и выбитым зубом и рванулся вперед снова, но Бьерн удержал его.  — Сука, — выдохнул Уббе в лицо Хвитсерку. Тот, осознавший, что произошло, выглядел побитой собакой, даже не пытался оправдаться, и, наверное, не возражал бы, если бы его решили избить ногами. Бьерн скрутил Уббе, не позволяя ему снова ударить Хита. Ивар наблюдал за эпической картиной ссоры, крутя отцовский браслет вокруг запястья.  — Все вы знали, — Уббе вырвался из хватки Бьерна. — Какого же хрена вы молчали? Гнев спадал с него, будто покрывало, и под его искаженной личиной Ивар видел боль и горечь. Ухмыльнулся.  — А что изменилось бы, если бы ты узнал? И тогда Уббе ушел. Плюнул им всем в лицо и ушел. Ивар знал, что он отправится к Лагерте, потому что идти ему было больше некуда. И, хотя спокойствия Уббе ему не хватало, он понимал, что так будет лучше. Нужно сразу избавиться от возможных предателей, от тех, кто может дать слабину. К сожалению, Уббе сломался, опустел, перестал быть Лодброком, сильным и яростным, и всё больше погрязал в пучине своего горя и пристрастии к выпивке. Его злоба уляжется, а боль и алкоголь останутся с ним, и пусть лучше слабые будут на стороне противника. Лагерту погубят слабые союзники и те, кто был себе на уме. Такие, как Уббе. Такие, как Астрид. А кто остался у Ивара? В Бьерне он не был уверен, именно поэтому и не делился с ним всем планом — не говорил, что Ида на их стороне, умолчал о договоре с Альфредом. Ивару казалось, будто старший брат на самом деле держит сторону Лагерты. Хвитсерк был слишком глуп, и из него только исполнитель и выходил хороший. План доверить ему было нельзя. Особенно учитывая его интрижку с Элсвитой. Ивар заметил её ещё на приеме после премьеры балета, когда Хит пригласил невесту Альфреда на танец. Ивар всегда всё замечал. Эта парочка пожирала друг друга глазами, будто они, драуг их возьми, находились не в зале, полном людей, а наедине. Даже Ида тогда нахмурилась и, склонившись к уху Ивара, прошептала: «Разве это не невеста Альфреда разговаривает сейчас с Хвитсерком? Ему нельзя с ней связываться». Уж разумеется, нельзя. И, разумеется, Хвитсерк связался. Когда он вообще делал что-то умное?  — У Исайи наверняка есть союзники, — и, если план Ивара сработал, он знает, кто именно стал ими теперь, хотя до этого после диверсии Альфреда Исайя действовал в одиночку. — Бьерн, я хочу, чтобы ты попытался это выяснить. Нам необходимо их разделить, — о нет, не нужно их разделять, их нужно сохранить вместе. Убить всех волков одним выстрелом. — У каждого есть педаль, на которую можно надавить и заставить отказаться от попыток нас уничтожить. Хвитсерк, — Ивар вытащил из ящика папку, протянул Хиту. — Здесь — досье на тех, кто Исайе близок. Не союзники, но всякие адвокаты и близкие друзья. Те, кому он сильнее всего доверяет. Вы с Гуннаром должны привести ко мне одного из них. Я хочу приготовить Исайе подарок на праздник. Немного запоздалый, но он оценит. «И разозлится».  — И как ты собрался рассорить союзников Исайи с ним? — скептически вскинул бровь Бьерн. «Милый братец, — подумал Ивар почти умиленно, — ты ничего, ничегошеньки обо мне не знаешь, хотя думаешь, что изучил. А я знаю о тебе всё. Знаю, что ты хочешь развестись с Торви и оставить её без цента денег и без детей. Выставить за порог голой и жениться на Снефрид. Знаю, что за Лагерту ты перегрызешь горло даже мне. Но если всё пойдет, как надо, Лагерта сама попадет в мои руки, а вместе с ней — и ты. С Торви я как-нибудь разберусь. И останется только уничтожить Экберта, но предательство внука сломает его и так, и он подохнет от какого-нибудь сердечного приступа, не успев переделать завещание. Альфред не станет препятствовать мне стать монополистом на рынке оружия, на него у меня тоже есть рычаги давления. Никто не будет ни с кем ссориться, Бьерн, и все вы попадете в расставленную мною ловушку».  — Это будет зависеть от того, кто его союзники, — развел руками Ивар. — К каждому из врагов нужен свой подход. Неужели такие простые мысли даже не приходят Бьерну в голову? У Исайи не было союзников. До недавнего момента. И Ивар отлично знал это. А Бьерн вот не знал. Завибрировал мобильный. Хвитсерк просмотрел полученное сообщение, спрыгнул с подоконника на пол.  — Я тебе больше не нужен? Ивар махнул рукой: иди. Спеши к своей ирландской любовнице, братец, подставляйся, как можешь. Трахайся, пока хер не отрезали. Свою голову на место твоей всё равно не приставить.  — Откуда у тебя информация о людях, близких к Исайе? — Бьерн вращал вокруг пальца обручальное кольцо, которое связывало его с Торви. Пока что связывало.  — Я всегда и обо всем знаю. На самом деле, информация у Ивара была от Иды. Она, ведомая договором и собственной тьмой, предоставила ему досье на всех, кто помогал её отцу в махинациях. Но и ей Ивар пока что не сказал всего, о чем конкретно договорился с Альфредом. Их отношения и так балансировали на краю пропасти, и Ивару чудилось, будто вот-вот они оба в неё упадут.  — На сбор информации у тебя пять дней. Извини, — Ивар подался вперед, оперся подбородком о сложенные домиком ладони. — Больше дней дать не могу. Сигурда с нами нет, а, признаться, ищейка он неплохая. То немногое, что ему вообще удается.  — Ему многое удается, — произнес Бьерн, поднимаясь. — Только ты этого не видишь. * * * Оставаясь в одиночестве, Ивар думал… о многом. А теперь, когда он раздал братьям задания (и одно из них — для того, чтобы в зависимости от результатов поступить с точностью до наоборот), создавая видимость их вовлеченности в план, Ивар думал об Иде. Фенрирово дерьмо, изменилось всё. Ивар не хотел врать самому себе — он чувствовал, как сливается тьма в его душе, с той тьмой, что носила в себе Ида. Теперь он понимал: они до безумия похожи, только Ида выдержанна и спокойна. Однако они оба достаточно хитры, чтобы держать в рукаве несколько дополнительных карт, и достаточно умны, чтобы понимать: объединившись, они будут составлять грозную силу. И эта похожесть тянула их друг к другу, волочила волоком, и сил сопротивляться больше не было. Ивар взглянул на шрам, пересекающий ладонь. Боги скрепили их союз кровью. Богам угодно, чтобы они шли по жизни рядом. Кто он такой, чтобы спорить с богами? Физическое притяжение между ними было таким же невероятным, как их внезапно открывшаяся похожесть. Их обоих словно током било, стоило оказаться рядом. Ивар бы уволил Иду с её места помощника, лишь бы уберечь себя от этого заворота внутренностей, от этого жара, охватывающего полностью, но она всё ещё была нужна ему там, в офисе. И, великий Один, это было невыносимо. И мучительно. И болезненно. И сладко. Ивар не испытывал такого прежде, для него в новинку были эти эмоции и это желание, которое, он знал, никогда не найдет достаточного удовлетворения. Ведь он был калекой, неспособным быть с женщиной. И поэтому они оба продолжали делать вид, что ничего не происходит, ведь Ида наверняка тоже понимала, что притяжение ведет их обоих в тупик. Ивар думал и анализировал, а тело его (по крайней мере, до пояса) жило собственной жизнью, и у него кишки в узел заворачивались, когда Ида прикасалась к нему. Интересно, она чувствовала то же самое? Возможно. Ида отдергивала руку, отступала, но в глазах её прятался… триумф? Теперь не только Ивар обладал над ней властью, но и она — над ним, и такое равенство казалось справедливым. Если бы так не мучило и не выворачивало наизнанку. И спасения от него не было. Когда-то Хвитсерк со смехом сказал Ивару, что доставить удовольствие женщине можно разными способами, но Ивар лишь швырнул в насмешничающего братца чем-то тяжелым. Тот увернулся и улетел на очередные свои потрахушки. Аслауг вздыхала едва слышно, мол, весь в отца, и только с годами Ивар понял, что Рагнар ей на самом-то деле изменял, и она об этом знала. И поэтому как-то раз изменила ему сама. Ивар её не винил, как не винил и отца. Очевидно, семейная жизнь — не такая уж и простая штука. Его размышления прервал звонок мобильного.  — Я нашел одного из них, — голос Хита звучал в трубке глухо. — Единственный, кто на данный момент находился в стране. Мы с Гуннаром везем его к тебе.  — Давай. Ивар ухмыльнулся. Исайе стоило готовиться к запоздалому подарку на День Независимости. И подарком этим оказался плотный мужчина в дорогом костюме — адвокат семьи Блэк. Очевидно, он не предполагал, что за ним явятся Лодброки. Что они вообще о нем узнают. Спасибо, Ида. Твоя информация была бесценной. Разумеется, бедный и несчастный юрист Блэков ничего не знал. Разумеется, он мог сказать только, что однажды Блэк упомянул, будто собирается уничтожить братьев. Ивару было этого достаточно, как всегда. Он с огромным удовольствием вспорол толстяку живот. Кровь брызнула в лицо. Хвитсерк, удерживающий привязанного к столу адвоката за плечи, даже не поморщился, когда липкие капли полетели ему на щеки и губы, и наблюдал, как Ивар крюками тянет из умирающего адвоката кишки. Только сжатые челюсти говорили, что Хвитсерку противно в этом участвовать. «Соплежуй».  — Пусть Гуннар отвезет это обратно, — Ивар вытер окровавленное лицо ладонью. Лучше не стало. Со стороны он наверняка напоминал бога войны и смерти, и ему нравилась эта мысль. — Подвесьте его к потолку и отправьте Исайе записанное голосовое сообщение. Надеюсь, он быстро обнаружит подарок. Ивар догадывался, что Исайя не сможет открыто выступить против него из-за Иды. Значит, ему придется искать союзников. Значит… значит, всё сработает именно так, как Ивар и задумал. Ида встретилась ему на пути в душ. Ахнула, отпрянула, оглядывая его окровавленное лицо и одежду, и, видимо, припомнила его просьбу и сложила два и два. Закусила губу.  — Боишься меня? — Ивар склонил голову набок. Сейчас в нем клокотал адреналин и эйфория от чужой смерти, наблюдения за агонией, и ему вдруг захотелось поделиться с Идой этим чувством. Или поцеловать её, измазывая её бледные щеки в чужой крови, хватая её за светлые волосы. Кусая её губы и смешивая её кровь с чужой. Ида качнула головой.  — Уже нет. Она осмелела. Казалось, что убийство друга их семьи её и вовсе не волнует, но, вероятно, у неё были на то свои причины. А ещё, вероятно, тьма захватила её, и теперь Ида не могла выбраться из её цепких объятий. Ивар сжал окровавленные пальцы на подлокотниках своего кресла.  — И правильно делаешь. Мы связаны, Ида, — произнес он тихо. — И боги покарают меня, если я причиню тебе вред незаслуженно. Ида сделала к нему шаг. Другой. Склонилась к его лицу, глядя прямо в глаза. И в её серо-голубых глазах Ивар увидел отражение собственных чувств. Задохнулся. Не удержался, ухватил Иду за волосы и потянул на себя, впиваясь в её губы, пачкая в крови пряди. Ида потеряла равновесие, вцепилась в подлокотники, но всё равно оказалась у Ивара на коленях. Как тогда, но теперь… Всё. Было. Иначе. И, великие боги, это было охуенно — выпустить собственного внутреннего монстра, скрежещущего когтями по ребрам, рвущегося наружу. Ида запустила пальцы в его волосы, оттягивая их, отвечала на поцелуй Ивара так, будто по-настоящему этого хотела. Может быть, и хотела? Чуда у Ивара не случилось, он и не ждал. Нижняя половина его тела оставалась мертвой. Но в груди жгло огнем, и даже воздух в легких казался горячим и плотным. Сказка о Красавице и Чудовище — брехня для детишек. Монстру нужен монстр.  — Ты убил его, — Ида отстранилась, всё ещё не отрывая взгляда от его лица.  — Он мертвее мертвого, — подтвердил Ивар.  — Он не был хорошим человеком. На самом деле он обманывал своих клиентов, а потом рассказывал моему отцу, как облапошил кого-то ещё. Покрывал отцовские дела. Уничтожал человеческие судьбы ради выгоды нашей семьи. Помогал отцу отмывать деньги и скрываться от налогов. Разумеется, без этого я бы не была той, кем я являюсь, но может, так было бы лучше. Я рада, что он умер, — она прикрыла глаза. Губы у неё были вымазаны в её собственной крови, кровь адвоката давно засохла на коже Ивара. — Я не так уж добра, как мне хотелось бы. А делишки Исайи угрожают ей, её матери и сестре, да. В этом мире, Ивар знал, нельзя быть добрым. Но, кажется, у Иды просто было свое собственное понятие о справедливости, свой инстинкт самосохранения и стремление спасти мать и сестру любой ценой, даже ценой чужой жизни. Они оба не были богами, но позволяли себе решать, кому жить, а кому умирать, потому что сами боги одобрили им это право. Они оба были монстрами, чем бы ни прикрывались. И оба монстра оберегали свою семью, как умели.  — И поэтому, Ида Лодброк, — Ивар выделил её фамилию интонацией и увидел, как Ида вздрогнула, распахнула веки. — …мы похожи. А похожим людям нужно держаться вместе, ты так не думаешь?