Aut vincere aut mori

Ида лежала в кровати и смотрела, как по потолку скользит свет от проезжающих мимо машин. Вечер, начавшийся банкетом, закончился смертью, и, хотя врачи утверждали, что с Маргрет случился приступ эпилепсии, она в эту легенду не верила. Хотя Ида никогда не видела, как умирают эпилептики, но подозревала, что совсем не так. У Лодброков ничего не бывало так просто. Семья вернулась домой лишь около полуночи. Сигурд сразу же увел шокированную и заплаканную Блайю в спальню, и Ида, глядя им вслед, с грустью думала, что день их свадьбы должен был запомниться им на всю жизнь. И, по иронии судьбы, он запомнится, но не как им бы хотелось. Смерть навсегда наложила на него свой темный отпечаток. Уббе рыдал, несмотря на вколотое ему врачами успокоительное. Ида не могла отделаться от мысли, убивался бы он так по Маргрет, если бы знал, что она спала с Хвитсерком? Время для раскрытия семейных тайн было не самым лучшим. На Хвитсерке тоже лица не было: всю дорогу он молчал, глядя перед собой, и мял в руках галстук. Уже дома Бьерн попросил его помочь отвести Уббе спать, и тот не отказался. Ида слышала, как хлопнула дверь. Сон все никак не шел. Ида слушала, как проезжают за окном редкие автомобили и думала, что Маргрет убили. Снова и снова она прокручивала в голове злополучный вечер. Блайе и Сигурду приносят эль. Сигурд произносит короткий тост и собирается выпить за Блайю. Маргрет, движимая алкоголем в крови и совершенно очевидной ревностью (господи, надо быть идиотом или слепым, чтобы не видеть этого), поднимается и произносит короткую, полную бессилия и зависти речь. Она забирает у Сигурда эль и возвращается к Уббе. Ивар ссорится с Сигурдом, как и всегда, но их ссора прерывается смертью Маргрет. Снова и снова, вспоминая эти минуты, Ида пыталась отделаться от чувства всепоглощающего ужаса, охватившего её. Люди умирали — но никогда у неё на глазах. Она была вдовой Рагнара Лодброка, но мало знала о его смерти, и, уж конечно, не видела его тело. Смерть проходила мимо неё, но её холода Ида прежде не чувствовала. Теперь смерть очутилась близко, совсем рядом, и отойти от шока не выходило. Ида натянула плед почти до подбородка, укуталась в него плотнее, но понимала, что мерзнет она вовсе не от холода. Ей было страшно. Иде чудилось, будто она точно знает, кто виновен в смерти Маргрет. Кто покушался на Сигурда… Или на Блайю, уже не поймешь. Убийство любого из них подкосило бы другого, ведь эти двое были почти единым целым. Живым олицетворением наивной теории двух половинок. Ида боялась подумать, что её отец причастен к покушению на Лодброков, но мысль настойчиво крутилась в голове, будто назойливая летняя муха. Она хорошо знала своего отца: Исайя Блэк не гнушался любыми средствами, чтобы получить желаемое. Он мог шантажировать даже собственную семью. Ида признавала, что раз за разом попадалась на его шантаж, потому что отцу были известны все её слабые места. Если отец виноват в смерти Маргрет, если он собирался убить Сигурда или его жену, месть Ивара будет сокрушительной и затронет всю семью. Ида боялась представить, что он мог сделать с Оливией и с их матерью. Она предпочла бы думать, что вины Исайи в гибели Маргрет нет, что Ивар узнает это и не станет рубить с плеча… Но Ида вовсе не была уверена ни в том, ни в другом. Ей казалось, будто на неё свалили всю тяжесть этого мира, и ей предстоит вынести её на своих плечах. И нужно было что-то делать, пока Ивар не свернул белый флаг, чтобы начать войну. Если он так поступит, она сама превратится в заложницу в этом доме (а разве она УЖЕ не заложница?), а Лив и мама окажутся в смертельной опасности. Слово "опасность" мигало в её голове предупреждающим знаком. Несколько дней назад, приехав навестить мать и Оливию, Ида случайно подслушала разговор отца и его доверенного лица, мистера Хэнли. Они разговаривали в кабинете, довольно громко, не опасаясь, что кто-то их услышит — прислугу отец отпустил на выходной, а мама и Оливия ещё не вернулись с дня рождения школьной подружки Лив. Ида шла на кухню, чтобы заварить себе кофе, но громкий разговор привлек её внимание. Фамилия Лодброков и вовсе заставила её остановиться.  — Вы не можете быть уверены, что у Вашей дочери все получится.  — Разумеется, нет! — фыркнул отец. — Разве Ида сможет соблазнить этого импотента? Моя дочь, конечно, не убогая страхолюдина, но и не модель Виктории Сикрет, а в этом случае, наверное, и модель зря бы потратила время! Это невозможно. Зато она сможет отвлечь внимание Ивара. Слова отца больно ударили по самолюбию, и Иде пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы сдержать слезы. Она понимала, что не обладает строгими параметрами модели, но оценивала себя трезво и понимала, что далеко не уродина. А еще она вспоминала взгляд Ивара в то утро, когда едва не поцеловала его, и странный жар в груди, появляющийся при любых о нем воспоминаниях, подсказывал ей, что Ивар тоже не считает её некрасивой. Ида помнила, как полыхнули его глаза, всего на мгновение, но… Это было. Ей не почудилось, хотя поначалу она об этом и не думала, умирая от страха и стыда. В его глазах промелькнуло что-то, похожее на… желание? Ида знала, как иногда смотрят на неё мужчины: будто хотят видеть в своей постели здесь и сейчас. За примером ей далеко ходить и не надо было: Хвитсерк. Но Ивар был другим. Ивар знал, что не умеет держать в узде свои эмоции, и поэтому многое он запрещал себе чувствовать. Она видела это, ощущала, и догадывалась, что если скрытые эмоции Ивара вырвутся наружу, сила их будет подобна цунами. Ивар Лодброк был головоломкой, которую ей предстояло разгадать. И если отец считает, что она не сумеет… она докажет обратное.  — Что же в это время будете делать вы? Отец помолчал. Ида затаилась, как мышка, боясь выдать свое присутствие. Из-за приоткрытой двери отец мог услышать любой шорох.  — Я хочу уничтожить Лодброков, — произнес он. — Я хочу видеть, как они мечутся, словно разъяренные животные, но ничего не могут сделать, и подыхают в собственной крови. Я бы своими руками убил их, и если понадобится — я это сделаю.  — За что вы их так ненавидите? Но на этот вопрос Исайя Блэк не ответил. Ида хотела быть уверенной, что отец не при чем. Она пыталась дозвониться до него весь вечер, но его мобильный был выключен. И теперь, заново набирая его номер, она молилась богам всех на свете пантеонов, чтобы отец поднял трубку. Чтобы поговорил с ней и сказал, что ничего он о готовящемся покушении не знал. Что она будет делать, если ему всё было известно? Что?  — Ида, ты в курсе, сколько времени? — Отец был явно недоволен поздним звонком. Где-то на фоне слышался сонный и раздраженный женский голос. Не материнский. Чужой, чуть выше и звонче. Моложе. «Значит, он у любовницы», — в груди у Иды поднялся глухой гнев, и ей стоило многих усилий подавить его. Её отец развлекался с другой женщиной, пока матери и Оливии, возможно, грозила опасность! Впрочем, он всегда был таким. Всегда плевать хотел на всех, кроме себя.  — Извини, что разбудила, — произнесла она тихо. — У меня новости.  — Ты опоздала, — фыркнул отец. — Я уже знаю. Кое-кто из Лодброков получил, на что напрашивался, не так ли? Ида вздрогнула и резко села на постели. Плед соскользнул, но она не заметила. Отец уже знал о смерти Маргрет (или предполагал, что умер кто-то другой). Значит, ему как минимум было известно о происходящем. Значит, он вполне мог всё это подстроить, значит, он просто не сказал ей… Значит, он подставил её, Оливию, маму. Их всех.  — Это твоих рук дело? — спросила Ида прямо, не надеясь, в общем-то, на честный ответ. Сердце бешено колотилось в груди.  — Нет. Отец ответил, как показалось, даже слишком быстро, и её сердце упало. Возможно, она была ещё слишком молода, чтобы распознавать ложь с легкостью, но сейчас Ида была почти уверена — он врет. Отец знал, что готовится покушение, знал, догадывался или сам организовал это. Ивару ничего не будет стоить сложить два и два. Попытка убийства Сигурда и Блайи была организована столь топорно, что Лодброки наверняка быстро выяснят правду. Она должна обезопасить себя и сестру. И мать, разумеется. Но как? Как?  — Папа, — выдохнула Ида, — я нахожусь здесь фактически в заложниках, одна. Ивар может сделать со мной, что угодно. Пожалуйста, скажи, что ты не имеешь к этому отношения! Я уверена, что Ивар будет подозревать нашу семью. Я хочу точно знать, что…  — Ида, — прервал её отец. — Ты думаешь, что я идиот? Думаешь, я бы стал так подставляться?! Всё. Поговорим завтра, я занят. Он бросил трубку, но прежде, чем звонок отключился окончательно, Ида услышала недовольный голос его любовницы:  — Эта девчонка не слишком ли взрослая, чтобы звонить папочке по ночам? От злости и бессилия Ида швырнула телефон через всю комнату. Её айфон печально крякнулся о деревянный пол и наверняка разбился. К черту. Всё — к черту. И отца к черту! Вся семья в опасности, а он развлекается со своей шлюхой! Ида уткнулась лицом в ладони, зажмурилась, пытаясь успокоить клокочущую внутри лаву безудержного гнева. Что же ей делать? Что ей делать, если отец устроил всё это? Она могла представить, в какую ярость придет Ивар. Когда-то она читала о берсеркерах — воинах, чья неудержимая ярость позволяла викингам побеждать в сражениях с врагами. Она охотно могла бы поверить, что Ивар станет берсеркером, как только узнает, что её отец причастен к смерти Маргрет. Эту девушку не очень-то любили в семье, но она была их частью, она была женой Уббе, и Уббе любил её больше собственной жизни. Но, что было важнее, если бы не Маргрет, погибли бы Сигурд или Блайя, или оба вместе. Лодброки будут мстить за неё, они будут мстить за попытку убийства, и месть их сотрясет Чикаго до основания. Они никогда не гнушались никакими способами, а окровавленный, выпотрошенный труп мальчишки-механика, устроившего покушение на Хвитсерка, доказывал, что эта семья способна на многое, если не на всё. Ида обхватила себя руками. «Думай, думай, думай, Ида, ты это умеешь. Думай». Она понимала, что должна показать Ивару свою лояльность. Она должна доказать, что не имеет к замыслу отца никакого отношения. Она должна обезопасить сестру, мать и саму себя. Ида смотрела в темноту собственной комнаты, и ей казалось, что в углах сгущаются тени, оживают и тянутся к ней. Но ни один кошмарный сон не мог сравниться с ужасом, который Ивар мог устроить ей наяву. «Я должна заключить с ним соглашение, — внезапно подумала Ида. — Я должна предложить ему помощь в обмен на жизни матери и сестры». Могла ли она быть уверена, что Ивар сдержит обещание? Какую помощь она могла предложить ему? Свою честность? Неужели она должна будет сдать собственного отца, если будет знать точно, что заказчиком убийства был именно он? Мысль о предательстве мучила Иду хлеще любого заклятия, но образ Лив в розовом платьице принцессы не желал уходить. Оливия смешно морщила носик, если на завтрак подавали нелюбимую ею овсянку. Оливия не любила математику, но обожала, когда ей читали сказки на ночь. Оливия мечтала стать диснеевской принцессой, и впереди у неё была целая жизнь, целый мир. Она должна была найти своего принца, и ради сестренки Ида была готова пожертвовать всем на свете. Собой, если понадобится. Своим счастьем. Жизнью. Если она узнает, что отец виновен в покушении на Лодброков, она что-нибудь придумает, обязательно. Сейчас она должна была заполучить гарантии безопасности для матери и Лив. Заставить Ивара поклясться, что он не тронет их ни при каких обстоятельствах. Что Ивар потребует в ответ? Полную лояльность? Захочет, чтобы она докладывала о планах отца незамедлительно? Она и так будет работать на него в Lothbrok Inc., может быть, он захочет, чтобы она следила за другими сотрудниками? Проверяла его кофе на наличие яда, черт возьми? «Иисусе Христе на кресте… Во что ты опять ввязываешься, Ида Блэк?! Неужели у тебя снова, снова нет другого выхода, кроме как опять заключить с Лодброками союз, из которого для тебя не останется пути назад?!» Ида чувствовала, как замерзают и холодеют у неё ноги, хоть они и были укутаны пледом. Она глубоко вдохнула воздух, ощущая, как он заполняет легкие. Идея заключить соглашение с Иваром была безумием, но вся эта семья была безумна. Каждый по-своему. А на поле врага нужно было играть по его правилам. * * * Ида спустилась вниз, почему-то уверенная, что Ивар еще не ложился спать. Она знала, что он сидит в своем кабинете и пытается в одиночку разобраться в случившемся, понять, в какую сторону и под кого ему копать. Смерть Маргрет для всех стала эффектом разорвавшейся бомбы, но справляться с ней каждому приходилось самостоятельно. Хвитсерк сидел в темной гостиной чуть поодаль от потухшего камина и пил виски прямо из горла. В полурасстегнутой рубашке, без пиджака, он смотрел на каминную решетку и прикладывался к горлышку Джеймисона. Дешевый виски, который разливают в барах, совершенно не подходил к лощеному образу семейства Лодброк, но Хвитсерк всегда плевать хотел, что подумают о нем другие. И поступал, как хотел. Ида хотела тихо пройти мимо, не мешая, однако Хвитсерк обернулся и, увидев её, позвал:  — Ида… Тоже не спится? Иди сюда. Оставить его Ида не смогла. Каким-то шестым чувством она осознавала, что Хвитсерку нужна помощь, поддержка. Просто чтобы кто-то был рядом. В конце концов, он был одним из тех немногих, что радушно приняли её в семье, хоть у него и были свои цели. Скрестив ноги, Ида присела, касаясь плечом его плеча, а, когда проезжавшая машина осветила Хвитсерка желтоватым светом фар, Ида увидела, что лицо его опухло от слез.  — Хочешь? — Хвитсерк протянул ей бутылку. — Здесь еще осталось немного. Ида покачала головой.  — Тебе нужно отдохнуть.  — Я не могу спать. — Он сделал новый глоток. — Я закрываю глаза и вижу её, понимаешь? Маргрет не была ангелом, но она была нашей. Только кто-то из Лодброков мог убить её! — Он потряс в воздухе пустой бутылкой. — Фенрирово дерьмо! — выругался он. — Твою мать! Бутылка с грохотом полетела в каминную решетку, Ида едва успела отшатнуться от брызнувших в сторону осколков. Хвитсерк даже не сделал попытки увернуться, но осколки, впрочем, до них не долетели. К счастью, от камина они все же сидели достаточно далеко, и последний, самый крупный осколок приземлился аккурат возле колена Иды.  — Хвитсерк…  — Она была хорошей, знаешь? — Хвитсерк смотрел Иде прямо в глаза, и взгляд его был совершенно больным. — Она всегда говорила, что любит меня.  — Хвитсерк, ты выпил целую бутылку виски…  — Да нифига она была не целой, — фыркнул он. — Меньше половины было. Я трезв, Ида. И я знаю, что говорю. Мне просто больно. Ида вдруг подумала: а может, Хвитсерк любил эту глупую, вздорную Маргрет? Может быть, она была единственной, кого он вообще любил? И, кажется, она даже спросила это вслух, потому что Хвитсерк горько рассмеялся:  — Даже ты догадалась. Я любил её не так, как ты думаешь, хотя я с ней спал. Великий Один, да все это знали! Кроме Уббе. И я надеюсь, он никогда не узнает. Я не боюсь за свою жизнь, Ида, мне терять нечего. Я просто хочу, чтобы мой брат помнил Маргрет не той, кем она была, а той, кем он её себе придумал. Так ведь лучше, правда? Хвитсерк рассуждал, как абсолютно трезвый человек. Возможно, его доза алкоголя, после которой он переставал контролировать себя, просто была чуть выше, а, может, виски просто не догнал его. Или боль, которую он испытывал, была сильнее. Он подался вперед и уткнулся носом в плечо Иды. Уверенный в себе, любящий только себя Хвитсерк Лодброк плакал у неё на плече, и сердце её разрывалось от жалости. Пусть он был тем, кто заманивал глупых овец в свои капканы, ничто человеческое ему не было чуждо. Ида обняла его, притягивая к себе, и так они сидели около десяти минут, пока Хвитсерк не выпрямился. Его лицо было мокрым от слез. Он шмыгнул носом, как подросток, и криво усмехнулся.  — Обещай, что никому не скажешь.  — Как ты тут ревел, как девчонка? — поддела его Ида. — Прости, — тут же извинилась она. — Я просто…  — Да всё нормально, — он мотнул головой. — Спасибо, что пытаешься. Знаешь, Маргрет горло бы перегрызла за меня и за Уббе. И за Сигурда. За него — наверное, особенно. Сама видела, какую она истерику на свадьбе закатила. За него она и умерла. Надеюсь, она сейчас счастливее, чем была. Уж не знаю, куда вы там, христиане, уходите…  — В рай или в ад. Зависит от твоего поведения.  — Вы такие странные. Придумали себе грехи и запрещаете себе быть людьми… — Хвитсерк отвернулся, мотнув хвостом длинных волос. — Но Маргрет не запрещала. Так что, наверное, ей не повезло. Обидно. Ида видела, как он пытается быть сильным, хотя смерть Маргрет здорово его подкосила. Он не мог выказывать своих чувств прилюдно, и оттого она сочувствовала ему еще сильнее.  — Я, похоже, проклят. Боги меня прокляли. Все женщины, что любили меня, умирают. Мама, Джейна… Маргрет. Надеюсь, ты не любишь меня хотя бы? — Он снова хохотнул, и в его смехе не было ничего, кроме боли. Ида понятия не имела, кто такая Джейна, а Хвитсерк не стал распространяться дальше. Он будто и ответа от неё не ждал, просто смотрел на осколки бутылки, едва заметные в темноте. Ида прикоснулась к его плечу.  — Не люблю, — все же ответила она. — Точнее…  — Не так, как я спрашивал, — закончил Хвитсерк. — Это хорошо, Ида. Это хорошо… И, подавшись вперед, он поцеловал её, осторожно касаясь её губ своими, горьковатыми от слез и виски. В этом поцелуе не было ничего, кроме стремления поделиться болью, разделить с кем-то одиночество, и Ида хорошо понимала это. Обхватив ладонями лицо Хвитсерка, она вернула ему поцелуй, слизывая кончиком языка слезы с его чуть шершавых губ. Ей хотелось помочь ему, вытянуть часть его боли и позволить ему вздохнуть спокойно. Хотелось дать ему понять, что он не один - пусть и так. Хотя бы так. Единственный способ, который Хвитсерк понимал. Но Ида ничего не чувствовала. И тоненький, мерзкий внутренний голос твердил ей, что с Иваром всё было бы по-другому. Иначе. Ивар, опять Ивар. Всегда чертов Ивар. Она прервала поцелуй и отпрянула назад, вглядываясь в лицо Хвитсерка и надеясь не увидеть там… чего-то, чего боялась. Но Хвитсерк просто усмехнулся.  — Ничего бы у нас не вышло, — резюмировал он. — Значит, ты в безопасности.  — Не говори глупости, — рассердилась Ида. — Тебе нужно поспать. Давай, поднимайся! Она даже была готова помочь ему, но Хвитсерк поднялся на ноги самостоятельно. Дойдя до дивана, он плюхнулся на него и откинул голову на кожаную спинку. — Хвитсерк…  — Я буду в порядке, Ида. Спасибо, что посидела со мной, — пробормотал он, не открывая глаз. — Ничего особенного. Просто Маргрет мертва, а убить хотели моего брата или его жену. Или вообще кого-то из нас. И если я узнаю, кто это сделал, я разорву ему глотку сам. Ида была уверена, что именно так он и поступит. Хвитсерк мог быть каким угодно, но всегда он оставался Лодброком.  — Думаешь, я не понимаю, что малышка Маргрет не была целью? — Хвитсерк выпрямился, повернулся к ней. — Это был Сигурд. Или Блайя. А попало ей, потому что её, дуру, прихватила ревность. И я клянусь, — прошептал он, — я клянусь, что убью того, кто это сделал. Его слова звучали набатом у Иды в голове, когда она стояла перед дверью кабинета Ивара и смотрела на медную дверную ручку, не решаясь войти. Лодброки были странной семьей, сумасшедшей семьей. Они отгораживались от мира, воевали со всеми вокруг и друг с другом, могли сожрать один другого, но никому не позволяли сделать это за них. Добро пожаловать в семью, Ида. Теперь — надолго, если не навсегда, ибо ты будешь повязана с Иваром. И ты захотела этого сама.