delirium.

– Ричи. Пришлось приложить усилия, чтобы открыть глаза. Головная боль больше не грозила расколоть череп на мелкие острые куски. Вулканы в висках, пульсирующие и готовые взорваться, тоже успокоились. Ричи сел на постели, свесив ноги с края, и вгляделся в кромешную темноту, холодным морем разлившуюся во всей комнате. Не было видно абсолютно ничего, тишина буквально физически давила на слух. Голос позвал снова: – Ричи. Он не знал, сколько проспал, но абсолютно точно знал вот что: для визитов Амару это было не время. Ричи встал на ноги и скорее понял, нежели наконец ощутил, что по щиколотку стоит в воде. Холодные волны лениво колыхались, вода совсем слабо блестела в темноте. Это было ирреально. А вместе с тем настолько реально, что по позвоночнику побежали мурашки. – Тебя здесь быть не должно, – сказал он, глядя на облизывающие его щиколотки волны. Медленно, очень медленно уровень воды начал понижаться, словно кто-то наконец вытащил затычку из слива. Вскоре пол был лишь немного влажным. Ричи кивнул, шумно выдохнув через нос. Все еще работает, подумал он. Значит, время у него есть. Он направился к двери, но когда дернул ручку, обнаружил, что она заперта. – Ричи. Голос Амару раздался позади, и Ричи обернулся. Амару стояла так далеко, словно они находились не в его комнате, а на открытой местности. Ветер холодными касаниями прошелся по все еще влажным щиколоткам и стопам. Где-то вдалеке послышался скрип шин, словно… словно один из тех четырехколесных призраков наконец увез своего хозяина подальше от Гост-Лэнда, пропитанного запахом бензина, моторного масла и железа. Они все еще были на стоянке. Или уже?.. – Ты разрушил мою империю, Ричи, – Амару стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на него так равнодушно, словно говорила о чем-то совсем неважном, но Ричи знал: она разочарована. Она злится. – Ты разрушил мою «Шибальбу». И теперь я разрушу тебя. И твой «Эль-Рэй». Она склонила голову чуть набок и протянула руку вперед. Ричи, как загипнотизированный, не мог отвести взгляда. Сделал шаг навстречу и тут же замер, сдержав вскрик – в стопу что-то впилось. Он посмотрел вниз и увидел, что стоит на битом стекле. Мелкие осколки и крупные глубоко впились в кожу, под ногой растекалась теплая, почти горячая кровь. – Ричи. Я жду. Голос Амару звучал раздраженно, настойчиво. Ричи вновь посмотрел ей в глаза, а затем – на губы. И замер – вместо помады была кровь, самая настоящая, густая, стекающая вниз с уголков рта. Однако он сделал еще шаг, ощущая, как острые осколки впиваются теперь и вторую стопу, распарывают кожу, вонзаются в самое мясо. Это было больно, чертовски больно, но еще больнее были последующие шаги, из-за которых осколки врезались глубже. После пятнадцатого шага Ричи почти привык. На тридцать первый почти не чувствовал боли – только ощущал, как мокро под ногами от растекающейся крови. Где-то на семьсот четвертый он дошел до Амару. Он мог поклясться, что это длилось целую вечность. Ноги подрагивали, и Ричи не до конца понимал, рад он этой остановке или предпочел бы идти дальше, дальше, дальше – так он хотя бы мог не чувствовать боли, а сейчас она вернулась, и стопы горели огнем. Ричи словно стоял на раскаленных углях, а вместе с тем все еще не мог отвести взгляда от глаз Амару. – Посмотри, что ты наделал, Ричи. Он обернулся.

***

Ричи не держал в доме никаких часов, кроме тех, что подарил ему Сэт – его раздражало их назойливое тиканье, словно кто-то каждую секунду медленно клевал твой мозг. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Около шестидесяти таких клевков Ричи мог выдержать. После начинал раздражаться. Он никогда не ставил будильник, потому что в будние дни всегда просыпался в половину седьмого утра – его внутренние часы работали без перебоев, выключались только в выходные. В первый раз, когда Сэт услышал об этом, он посмеялся, хлопнул брату по плечу и сказал, мол, да ты прямо как робот какой-то. Иногда Ричи и вправду чувствовал себя машиной, которая была запрограммирована на определенные действия. Количество функций было ограничено, но чтобы жить (и выживать, если приходилось), их вполне хватало. Но, как известно, любая вещь рано или поздно ломается. Или выходит из строя. Ричи исключением не был и уже ощущал, как внутри его головной коробки что-то барахлит, не желая работать нормально. Но у него было в запасе еще три дня. Три дня – а дальше дэдлайн. Полный. Ричи рассчитывал управиться за один день – сегодняшний. Вечером он заберет таблетки у Амару, а позже, уже ночью, выпьет бокал виски. И все вновь пойдет как надо. Никаких поломок – так, просто перебои в сети. Проснулся он в половину десятого утра, принял душ и выпил крепкий кофе без добавления сахара, сливок или коньяка (так обычно делал Сэт, притом с завидной регулярностью). От головной боли не осталось и следа, всю ночь Ричи проспал как убитый и не помнил даже обрывков снов, а сейчас, поставив вымытую кружку на полку, ощущал прилив сил и энергии. Он вскользь прошелся взглядом по всей посуде (только черное и белое – никаких иных цветов, никаких орнаментов), а затем закрыл дверцу шкафчика кухонной гарнитуры (холодного белого цвета с элементами черного) и достал мобильный. После третьего гудка Сэт поднял трубку – Ричи он отвечал практически сразу, даже если делал это только для того, чтобы сказать, что сейчас он занят, но после перезвонит, и они со всем разберутся. Потому что из братских чувств Ричи звонил редко – а то есть никогда. И если Ричи звонил, значит, случалось что-то, с чем нужно было разобраться. Они поговорили около трех минут (две минуты, сорок девять секунд – Ричи уже успел надеть Rolex), и Сэт сказал, что попытается что-нибудь придумать. Обычно это означало два возможных варианта развития событий: в первом из них Сэт проведет короткие, но доступные всем и каждому переговоры, после которых получит то, что ему нужно. А если не получит, то просто набьет морду. Второй вариант, как правило, работал безотказно, хотя Ричи все же надеялся, что с Уильямом все пройдет гладко, и события будут развиваться по первому варианту. В половину двенадцатого Сэт перезвонил, сказал, что Уильям готов обсудить «все волнующие вопросы», а еще через полчаса Ричи ехал на своей BMW i8 прямиком на встречу с Уильямом. Уильям терпеть не мог встречаться в офисе (кажется, это качество (как думал Ричи – элементарная и очевидная паранойя) было присуще всем «шишкам» «Шибальбы») – обычно он проводил все деловые переговоры в ресторанах. Впрочем, еще одной причиной, по которой он поступал так, была его любовь к мексиканской кухне – все же что-то миграция в Нью-Йорк изменить в нем была не в силах. Уильям не особо любил вести дела с los hermanos Gecko, однако иного выхода у него не было – Амару упрямо не желала передавать дела в руки кому-то иному. Она доверяла Ричи (и была не против их с Сэтом редкого сотрудничества), хотя сам Уильям говорил, что он – темная лошадка, ставить на него было весьма опрометчиво: Ричард принадлежал к тому типу людей, которые выглядят так, словно они в порядке, делают все, как надо, а в один момент достают пистолет и открывают огонь по всем, кто только попадет в поле зрения. – Даже если такое и случится, это будут уже не твои проблемы, – вот и все, что отвечала на это Амару. И улыбалась. Уильям терпеть не мог эту надменную не то улыбку, не то оскал, однако улыбался в ответ. Не ему было указывать, как Королеве «Шибальбы» вести дела. Всю историю этой огромной корпорации он не знал, однако слышал о том, что Амару одна построила ее с нуля. Не без помощи Брасы, конечно, но о его роли все почему-то умалчивали, да и сам личный цепной пес Амару, как про себя его нарек Уильям, не рвался вспомнить о своей значимости – он просто всегда находился рядом с Амару, делал, что должен, и довольствовался своим положением. Ему было достаточно. Браса был хорошим псом, и бешенство ему не грозило. Иногда Уильям гадал про себя, спит ли Браса с Амару или нет, и останавливался на чем-то среднем между «да» или «нет» – «возможно». А в конечном итоге Уильям всегда приходил к тому, что отношения между Брасой и Амару были больше похожи на отцовско-дочеринские; он заботился о ней, следил за ней и защищал ее, оставаясь при этом в тени, где-то позади нее, стоя у ее правого плеча. Иногда давал советы по поводу того, как вести дела, и, что удивительно, порой Амару даже прислушивалась к нему. – Деньги решают далеко не все, amigo, – Уильям чуть ослабил галстук (по правде говоря, он ненавидел эти удавки, но Сантанико настаивала, чтобы он их носил: «выглядишь солиднее, – говорила она») и откинулся на спинку стула. После кесадильи и пары бокалов вина он был больше расположен к разговору. Мельком Уильям заметил, что заказанный буритто Ричард так и не тронул. – Нет аппетита? Вопрос Ричард проигнорировал. – В чем проблема? Уильям видел, что Ричард напряжен больше обычного. Выглядел он помято, словно ночью спал плохо, хотя сидел в то же время довольно расслабленно. – Товар порченный. – Чего? – Я сказал: товар порченный. Амару принципиально, чтобы были только девственницы. Три девочки из двенадцати оказались испорченными. Одна из них сама прорвала себе плеву, пока фургон ехал в Нью-Йорк. Безумие, на мой взгляд, но когда ты знаешь, что тебя везут сниматься в порно и танцевать стриптиз для взрослых мужчин, то еще и не такое сделаешь. Наверное. В любом случае, факт остается фактом. Лучше не предоставить Амару никакого товара, чем предоставить порченный или в неполном его количестве. Ты ведь сам знаешь, Ричард – не первый год с ней работаешь. Ричард тяжело вздохнул и нахмурился. Ему не нравился такой расклад событий, и казалось, что он усиленно роется в своей черепной коробке, ища выход из ситуации. – И что, – наконец спросил он, – неужели ты не можешь достать где-то еще трех девочек? Я могу заплатить сверху. Я оплачу все расходы. Теперь вздохнул Уильям. В его глазах Ричард выглядел ребенком, который получил плохую отметку, но слишком боится своих строгих родителей, а сейчас пытается как-то договориться о пересдаче. – Я сказал твоему брату, что согласен встретиться с тобой и поговорить, но я не сказал ни слова о том, что как-то помогу тебе, Ричард. – Чего ты хочешь? Уильям улыбнулся. Теперь Ричард задал правильный вопрос, но, прежде чем ответить, Уильям сделал еще глоток вина. – Хочу свой бесплатный билет в «Эль-Рэй». Хочу быть в доле. Пятьдесят на пятьдесят. Уильям знал, что «Эль-Рэй» был единственным, что Ричард искренне любил и ценил (помимо своего брата, конечно). «Эль-Рэй» был великолепной площадкой для развития определенных сфер бизнеса, таких, которые развивают только в тени этого мира, но о которых хорошо известно на солнечной стороне – просто о них не принято говорить. Уильям считал, что в умелых руках «Эль-Рэй» будет процветать в каждой своей составляющей, однако руки Ричарда подходящими и умелыми не считал. Ричард все еще был темной лошадкой, и Уильям знал, что определенные черты его характера просто не позволят ему сохранить дружеские отношения с важными предпринимателями. С кем-то вроде Эйдана Таннера, допустим. – Ты ведь имеешь в виду бордель, верно? «Крученые сиськи». Святая наивность Ричарда и нежелание верить в худшее Уильяма забавляли. Он покачал головой, улыбаясь: – Я имею в виду весь «Эль-Рэй». Весь, Ричард. И «Крученые сиськи», и «SMF», и «Отраду пастора», и «Регулятора». Шлюхи, наркотики, алкоголь, оружие – я хочу иметь возможность вести дела со всем этим. – Это слишком высокая цена за трех малолеток, ты не думаешь? Теперь Ричард злился. Когда Сэт все улаживал, все и правда улаживалось, однако с Уильямом ситуация всегда складывалась иная – да, он мог согласиться на встречу, но лишь затем, чтобы объяснить тебе, почему своего решения не изменит. А если и делал это, то взамен всегда задирал непомерно высокую цену. С одной стороны это было довольно хорошим способом вести дела. Уильям хорошо чувствовал людей и знал, что если он поставит их в определенные рамки, то получит нужное ему. Уильям, ранее известный как Карлос Мадригал, мигрировал из Мексики прямиком в Нью-Йорк около пятнадцати лет тому назад. Смена имени и подчистка прошлого, впрочем, не изменили жизнь Карлоса кардинально: фактически он просто пересел с мексиканского трона на нью-йоркский, хотя Королем «Шибальбы» его назвать было нельзя. По своему положению он находился гораздо ниже Амару, но гораздо выше девяноста процентов всех, кто работал в этой корпорации. – Я думаю, amigo, что ты не в том положении, чтобы торговаться. По позвоночнику Ричарда побежали мурашки. О том, что у него есть определенные проблемы, знала только Амару, и она точно не могла ничего рассказать Карлосу. Конечно, даже если бы и рассказала, то трагедии не случилось бы: Карлос (Уильям) не принадлежал к тому числу людей, которые шантажировали других, пользуясь полученной информацией. Однако кто сказал, что он не сможет манипулировать? Аккуратно, с улыбкой, спокойствием и абсолютной уверенностью в том, что в итоге он останется в выигрыше. – У меня еще есть время. Ответил Ричард нейтрально – в конце концов, Уильям ведь мог и не знать о перебоях в системе, верно? – Конечно есть, – Карлос кивнул. – Сколько она тебе дала? Три дня? Три дня – а после ты покойник. Вот и все твое время, Ричард. Брось, ты не найдешь в Нью-Йорке лучшего поставщика, а за три дня никто другой тебе не найдет трех невинных юных дам. Очень юных. Таким мало кто занимается, сам понимаешь, работать в этой сфере – все равно что ходить по комнате, полной осколков стекла. И каким-то образом не наступать даже на самые мелкие из них. Мне это удается. К тому же, у меня всегда качественный товар, и ты это знаешь. Внутренне Ричи расслабился: Уильям не знал. Это обнадеживало. Однако ситуация лучше от этого не стала: Карлос требовал, фактически, отписать ему добрую половину власти над «Эль-Рэем», а то есть – назначить его (полу)равноправным владельцем. Над управлением «Set Me Free» и «Кручеными сиськами» Ричи бы еще подумал, но с «Отрадой пастора» и «Регулятором» могли возникнуть проблемы. – Ты же помнишь, что не я один управляю «Отрадой пастора»? Как и «Регулятором». – Я помню, что у тебя не так много времени, чтобы пытаться остаться в выигрыше в этой ситуации, Ричард. И полагаю, что уладить все разногласия с Джейкобом Фуллером, Трехо и Гонзалесом тебе будет гораздо проще, чем договориться с Амару о неполной партии. Впрочем, дело твое. У нас всегда есть выбор, Ричард. «Не всегда», – подумал Ричард. И выбрал меньшую из зол, не зная о том, что вся партия была изначально качественной – просто Карлос Мадригал, он же Уильям Вальдеррам, всегда получал то, что хотел.