Недосказанное и пересказанное

Встрёпанный, мокрый и оттого похожий на большую еловую шишку ворон – последние два дня лили обильные весенние дожди – приносит письмо из столицы. После почти бесконечного разбирательства Петир Бейлиш тихо и без шумихи казнён. – Даже не верится, – шепчет Санса. – Я была убеждена, что он опять сумеет улизнуть. Лишь теперь, когда Мизинца больше нет, она осознаёт, что до этого жила в скрытом от всех, даже от себя самой, напряжении. Втайне боялась, что снова окажется у него в подчинении, безвольной и бессильной марионеткой. Глядя на письмо, она долго плачет, и желтоватый листок расплывается перед глазами. – Он всё же был тебе дорог? – осторожно спрашивает Уиллас. Вот уже пятый месяц пошёл с их свадьбы. Санса с тех пор не уезжала из Хайгардена и старалась приглашать как можно меньше гостей из столицы, из Долины и даже с Севера – настолько она от всего этого устала. А Уиллас ей нравится. В нём нет той бросающейся в глаза красоты Гарлана и Лораса, кудрявых, румяных и ясноглазых, но его серьёзное лицо с точёными чертами вполне симпатично, и тёмно-каштановые, почти чёрные волосы падают почти до плеч, оттеняя лёгкую бледность, результат долгих часов в библиотеке. Ей нравится проводить вместе с ним аудиенции для народа – у Тиреллов традиция принимать просителей в хорошую погоду не в комнатах замка, а в саду. Нравится сидеть с ним в гостиной или в библиотеке, навещать его любимых ястребов, собак и лошадей. Нравятся его нежные ласки вечерами и то, как он зовёт её «ледяной цветочек». Больше всего ей нравится его деликатность. Вытерев слёзы, она качает головой: – Нет... нет, нисколько... это от облегчения... я так устала... боялась... боялась опять оказаться, как бабочка в паутине... Уиллас тихо берёт её за руку. Санса тут же смущается – в конце концов, из паутины политических интриг им, как представителям великих домов, не выпутаться будет никогда, да и их собственный брак заключён по расчёту, это просто так повезло, что они сошлись характерами. – Знаешь, розочка, паутина тоже разная бывает, – говорит он, покрывая лёгкими поцелуями её лицо и шею, когда её бессвязный шёпот стихает и она расслабляется. – Некоторые пауки не плетут из неё сетей для насекомых, а делают уютные домики для себя и детей. – Тебе что, и пауки интересны? – морщит нос Санса, вызвав у супруга тихий смех: – А как же! Все враги комаров – мои друзья. – И ты веришь, что из паутины паук может делать дом? – недоверчиво поднимает она бровь. – Какой-нибудь мейстер поумничать небось захотел и сочинил, что в голову пришло. – Отнюдь, моя радость. Я сам это видел. У нас такие паучки в садовых прудах живут – хочешь, покажу? – Не-ет, не надо, они противные! Забытое письмо о казни Мизинца сдувает с подоконника на пол порывом свежего весеннего ветра. Ворон, отогревшийся на солнце и снова похожий на птицу, а не на шишку, летит к хайгарденскому мейстеру. Санса знает: не пройдёт и пары десятилетий, как о Бейлише забудут все, даже в её памяти он станет лишь смутным кошмаром прошлого. Все хитросплетения его паутины, разрушившись, растаяли, как дым, и память о нём растает точно так же. А они с Уилласом выстроят из паутинки уютный домик. И Санса, ещё с мокрым от слёз лицом, смеётся от невероятной нелепости такого сравнения. Ох уж этот Уиллас со своими научными изысканиями – с ним поговоришь, так себя не то что с пауками сравнивать начнёшь, а с каракатицами морскими!