Последнее Звено

Тусклый зеленый свет освещал длинные коридоры подземного убежища, бросая тени на пробегающих мимо жуков, испуганных громкими шагами и лязганьем старой тележки. Крепкие металлические стены были сплошь и рядом облеплены густым слоем мха, что за последние циклы успел раскинуться по всем нижним отсекам Инкубатора. Равнодушные обитатели убежища редко обращали внимание на этот беспорядок, отвлекаясь от своих любимых дел только в том случае, если бурная растительность начала выдворять их из жилища. Да и тогда ленивые червяки предпочитали поручить уборку кому-нибудь из числа молодых, что имели несчастье попасться под горячую лапу. Продираясь через заросли лишайника, что свисал с самого потолка, зацепившись за одну из труб, Гротт то и дело оглядывался назад, едва только до его ушей доносился какой-нибудь звук. Но как только его глазам представал жирный жук, хрустящий сухими грибами, или обломившаяся от старости опора, старый червяк, горько вздохнув, продолжал катить тележку вниз по коридору. С тех пор как в Подише объявили большой праздник, Инкубатор заметно опустел. Больше не услышать ленивого бормотания стихов из-за сетчатых шторок, свиста пролетающих по трубам свитков с поручениями для торопливых колесников, мерного чавканья личинок, готовых отправиться к далеким стручкам… Вместо этого в Инкубаторе стояла холодная тишина, изредка прерываемая тихим клокотанием бибов или шумом генератора, снабжавшего энергией заброшенные участки убежища. Тем временем тележка достигла большого зала, в котором покоились коконы. Давно простаивавшие без дела, они выглядели высохшими и почерневшими. Проходя мимо них, Гротт с замиранием сердца вспомнил, как ему впервые удалось увидеть рождение новой жизни, после чего его чуть ли не с кулаками отогнали от липких коконов. Для своих сородичей элиподов он был недалеким толстяком, которому едва ли можно было поручить залатать прохудившиеся стены, а уж о том, чтобы пустить его на поверхность, и речи быть не могло. Многие говорили о том, что его крохотный ум еще в далеком детстве имел несчастье отбиться от сознания стручка, а потому ему было неведомо то, что даже у самого наивного молодняка не вызывало лишних вопросов. Потому дело ему досталось простое и не особо приятное. День за днем он брал свою тележку, нагруженную бочками с канавной водой, и наводил порядок в этом захолустье, вымывая пушистую плесень и липкую слизь, на которой то и дело поскальзывались нерасторопные сборщики. Иногда из проседающих стен выглядывали бибы, что охотно бы прогрызли убежище насквозь, если бы внимательный Гротт не распылял на них едкие яды с болот Некросса. Закончив с уборкой, червяк наполнял бочки зловонной слизью, что в отборочном зале уже успела образовать огромную лужу, и отвозил их наверх, где механики уже загружали трюм очередной машины. Что происходило дальше, червяка интересовало мало. Поверхность его не интересовала совсем, о других убежищах он знал только понаслышке, а в дела охотников за удачей он предпочитал не лезть. Но одна новость все же не давала ему покоя. Большой праздник, объявленный еще несколько циклов назад, уносил за собой все больше и больше сородичей, и сейчас старый элипод не был уверен в том, что еще хоть кто-то остался приглядывать за этим обветшалым местом. Старик надеялся найти хоть кого-то, кто мог бы объяснить ему, что делать дальше, но не находя же ни одной живой души в пустых коридорах убежища он просто продолжал делать то, что делал и всегда. Но даже его слабый ум понимал, что так долго продолжаться не может. В один из циклов убежище навестили вангеры. Старик знал про них немного, сварливый советник редко посвящал кого-либо в дела поверхности, да и сам Гротт не отличался любознательностью. Эти повозки то и дело въезжали в ангар, где вокруг них собираются механики, выгружая одни товары и загружая другие, устанавливая грозные орудия и диковинные приборы, и вот уже они мчатся наверх, навстречу неизвестности. Но на этот раз все обстояло иначе. Грозные машины, раскрашенные желтой пылью, ворвались в ангар и начали крушить опустевший склад. Испуганный старик, что как раз собирался выгрузить бочки со слизью, не нашел ничего лучше, чем бросить тележку и спрятаться за одним из больших контейнеров, стоявших в ангаре. Вангеры, занятые разбоем, не заметили бедного элипода, пробирающегося мимо них вдоль мшистых стен, и даже когда за ними лязгнула тяжелая дверь кабинета советника, никто не обратил на это внимания. Перепуганный Гротт еще долго слышал гулкий рев моторов и лязг сминаемого металла, пока разбойники не покинули ангар, прихватив с собой все, что смогли унести. Когда опасность миновала, старик, переведя дух, решил осмотреть внутреннее убранство кабинета. Густая растительность оплетала все вокруг, однако под ней все же можно было разглядеть покосившуюся койку, на которой Палец любил полежать после хорошего обеда, несколько овальных сундуков, сделанных из высохших коконов, и ряд огромных экранов, что не успели угаснуть спустя множество циклов, перед которым стояло громоздкое кресло, покрытое липкой слизью. Оглянувшись вокруг, старик понял, что советник покинул свое место довольно давно, а потому он несмелым шагом подошел к креслу и, устроившись в нем поудобней, взглянул на горящие экраны. На них мерцали длинные коридоры Инкубатора, просторный отборочный зал, поросшие плесенью комнаты и разбитый склад, заваленный обломками. Вытаращившись всеми шестью глазами, Гротт тут же узнал родные места, в которые, к его большому сожалению, все так же пустовали. Сомнений быть не могло, он был последним из жителей Инкубатора, и раз уж даже советник покинул свой уютный кабинет, что стоило ждать от простых рабочих, которые без него и шагу не смели ступить. Лицо старика приняло скорбное выражение, после чего он неспешно покинул кабинет, закрыв за собой дверь. Однако на следующий цикл Гротт все же вернулся обратно. Теперь вместо заслуженного отдыха после утомительной уборки, старик продолжал следить за тем, что происходит в Инкубаторе, постепенно учась тому, как работает убежище. Вскоре он выяснил, как защититься от налета вангеров, и спустя несколько циклов лихих охотников за удачей встретили тяжелые двери запечатанного ангара и жаркий огонь из корабельных пушек, что были поставлены советником для защиты от бибуратских агентов. Гротт гордился собой, благодаря его усилиям Инкубатор оставался не только опрятным, но еще и неприступным, так что его обитатели будут только рады вернуться домой, когда праздник подойдет к концу. Но этого так и не случилось. Прошло немало циклов. Налеты становились все реже и реже, однажды прекратившись совсем. Об Инкубаторе пошла дурная слава, и вангеры предпочитали объезжать это место стороной, не желая связываться обезумевшим советником, неизвестно откуда появившимся в заброшенном убежище. Однако Гротту скучать не приходилось. Работы предстояло много, мох все также разрастался по сырым отсекам, а жадные бибы то и дело покушались на отборочный зал, где их манили жирные коконы. Червяк перестал смотреть на календари, развешанные в каждом коридоре, и уже не считал циклы, которые он посвятил своему ответственному делу. И вот однажды, когда старик по своему обыкновению смотрел на мониторы, дабы узнать, где еще он не успел побывать со своей скрипучей тележкой, огромный люк убежища вновь открылся. Гротт уже и забыл, когда в последний раз его навещали вангеры, но на всякий случай уже успел навести пушки на незваного гостя. Им оказалась огромная колымага, которую его сородичи называли Клепанным Гробом. Огромный грузовик, на котором, по словам советника, когда-то давно ездили ушедшие, выглядел жалко. Помятые бока, окрашенные все той же желтой пылью, пробитые цистерны, что своим шипением вторили глухому шуму мотора, выбитые стекла, что не пережили столкновения с каким-нибудь ушлым разбойником, все это создавало дурное впечатление. Оружия у здоровяка при себе не было, что немного удивило старика, привыкшего к тому, что налетчики никогда не упускали возможности ответить на неожиданный залп. Въехав в центр зала, колымага остановилась. Лапа старика застыла на пусковой кнопке, однако он не решался открыть огонь. Из глубины кабины раздался глухой шум, напоминающий речь, и Гротт решил прислушаться к нему. Из отдельных слов, он понял, что вангер обращался к нему, назвав его советником, и не дожидаясь ответа от недоумевающего старика, попросил его открыть двери склада. Гротт ответил простым отказом, ибо обижаться на подобное нахальство, как другие элиподы, старик не умел. Вангер ответил, что ему нужен лишь один крохотный артефакт, который один из его сородичей много циклов назад увез в Инкубатор, и что он не пожалеет бибов, дабы дать хорошую цену за эту безделушку. Впервые за долгое время Гротт искреннее рассмеялся. Он помнил, как его товарищи говорили, что для вангеров эти маленькие насекомые имели большую ценность, ради которой они были готовы лгать, грабить и обманывать. Но зачем они были нужны ему, тогда как он сам не знал, куда ему от них деваться? Вдоволь насмеявшись, старик вновь отказался. Вангер продолжал стоять в центре зала, не двигаясь с места и не глуша своего задыхающегося мотора. Мерзкая колымага начинала злить старика, а потому он решил пригрозить непрошенному гостю, ударив по нему одной из пушек. Горячий поток плазмы ударил по кабине, откуда в тот же миг заструилась струйка черного дыма. Вангер не шелохнулся. Опешив от такой наглости, Гротт думал повторить свою угрозу, однако колымага вновь подала голос, спросив его о том, что он хочет получить за этот артефакт. Старик опустил лапу с панели наведения, сбитый с толку этим нехитрым вопросом. Долгое время он считал, что его товарищи не хотели возвращаться с дивного праздника только потому, что не хотели вновь столкнуться с безобразием, царившим в их родном Инкубаторе. Но теперь, когда холодные коридоры блестели от чистоты, насколько это было возможно для старого убежища, оставшегося еще со времен Конфликта, Гротт не раз задумывался о том, что о нем могли просто забыть. Может быть, мудрый советник наконец придумал способ, как перенести коконы в Подиш, дабы не мучатся с нерасторопными вангерами, не успевающими доставить личинки точно в срок. Захваченный этой идеей, Гротт придвинул к себе микрофон и сказал о том, что он готов отдать артефакт, если возница доставит его в Подиш. Вскоре Гротт уже мчался по просторам Фострала, покачиваясь на его глубоких ухабах и бесчисленных кочках. Артефакт был припрятан в одном из сундуков советника, за долгое время одиночества старик успел изучить кабинет вдоль и поперек. Взволнованный предстоящей встречей, червяк то и дело оглядывался по сторонам, наблюдая пепельно-серые ландшафты. По рассказам товарищей он слышал, что существовало три цикла, каждый из которых менял цвета их родного мира. Было место тут и веселому Жирогону, когда земля принимала ярко зеленый цвет, и торопливой Элирекции, окрасившей холмы в нежно бежевые оттенки, и даже долгой Чавке, поре безделья, покрывшей витиеватые дороги бурыми красками. Но о подобной серости ему еще не доводилось слышать. Значит, так надо, говорил себе старик, с каждым мигом становясь все уверенней и уверенней. И вот уже массивный люк захлопнулся за неловко ввалившейся внутрь убежища колымагой, и Гротт, попрощавшись с помятым охотником за удачей, вышел из трюма. Подиш выглядел скверно. Старые лампы лили слабый свет на заброшенный зал, где так же, как и в Инкубаторе, повсюду росли дикие растения и ползали настырные бибы, с хрустом зарываясь в мшистый пол. Гротт вздохнул, этому месту явно не хватало хорошей уборки. Открыв одну из дверей, старик направил свои шаги вглубь убежища, ибо, как и следовало догадаться, наверху искать было нечего. Подиш был гораздо крупней, чем он ожидал, бесконечные лабиринты коридоров увлекали его за собой, сбивая с толку и путая следы. К своему удивлению, Гротт перестал замечать беспорядок, раскинувшийся вокруг него и, спустя некоторое время, он стал ему даже нравиться. Бибы больше не доставляли ему хлопот, старику попросту не хотелось сметать их с дороги увесистым обломком лопасти, которым он расчищал себе путь. Чем дальше он шел, тем больше теплилась в его груди невесть откуда взявшаяся радость. Он чувствовал, что его путь скоро будет окончен. Вопросы больше не требовали ответов, Гротт шел вперед только потому, что хотел этого, и лишь пара отсеков отделяла его от заветной цели. В глазах начало рябить, будто бы песчаная буря вдруг налетела на него, не давая глазам остановиться на чем-либо одном. И вот последняя дверь со скрипом отворилась. То, что увидел Гротт, в любой другой момент вызвало бы у него ужас, но сейчас он был равнодушен ко всему, что было вокруг него. Огромный зал, в былое время служивший местом собрания для общества Линзы, где мудрые элиподы могли взглянуть в любой уголок цепи миров, был завален высохшими телами. Посередине зала стояли три большие клетки, размером с ту самую колымагу, что привезла старика в это злосчастное убежище. В них покоились странные создания. Напоминавшие кожаные мешки, то и дело сокращающиеся и выпускающие в воздух терпкие пары, они не имели ни рук, ни ног, ни даже глаз. Эти твари манили старика, и он едва переставлял ноги от навалившейся на него блаженной слабости. Бедные элиподы не знали, что добыв всех кукол и обретя долгожданное счастье, они попросту потеряют всякое желание жить. Лишенные еды и сна, цикл за циклом вдыхая испарения, при помощи которых когда-то давно отдавались приказы их далеким предкам-насекомым, они были обречены. Биос не может существовать без цели, какой бы бессмысленной она не была. Не находя в себе сил идти дальше, Гротт упал на землю, и свернувшись в клубок, глубоко вдохнул душистый аромат священной куклы. Сомкнув глаза, которые уже начала окутывать сонная пелена, старик, как и все те, кто пришел до него, промолвил одну единственную фразу, смысл которой он вряд ли бы смог понять. Мы счастливы в себе.