***
Он знал, что бой с Равносильным проигран. Чародей умирал. Блуждающим взглядом он отыскал то, что было ему дорого. Тряпичный клоун в широкополой красной шляпе, бабочкой на шее и клетчатых штанах на помочах вульгарно улыбался в тот момент, когда колдуну совсем не до смеха. Где-то там, внутри этой куклы, в ворохе ваты запрятан пергамент с древним заклинанием. Но ему уже не воспользоваться той тёмной силой, что в нём заключена. Руки не слушаются, ноги подкашиваются. Однако колдуну удалось дотянуться до игрушки и прижать к груди. Он испустил последний, третий по счёту, вздох, и кукла очнулась.***
— Хочу его! — крик этого капризного ребёнка у него вызывает паническую атаку. Если бы пуговки глаз уже не были так широко распахнуты, он бы их уж точно «выкатил» сам. Ну почему так громко, и зачем рывком выхватывать его за ногу? Он же не упирается. Ничуть. Клоун не против поиграть, только вот не стоит так давить на него. Вниз головой болтаться и подметать шляпой тротуар — не слишком эстетично. Однако его мысли никого не волнуют. Никто о них даже не догадывается. Клоуна купили в антикварном магазине. А до этого ему пришлось сутки напролёт пялиться на огромную голову-чучело клыкастого кабана, покрытую паутиной и густым слоем пыли. Неуютно не иметь возможности поменять своё положение. Неуютно и непривычно. От этого жутко страшно. Но кто тебя слышит? Ты чужой. Ты — предмет. Безмолвный свидетель. Мальчик смотрит ему прямо в «пуговки» зрачков подкупающим своей непосредственностью взглядом больших, круглых, почти как у игрушечного клоуна, глаз. — Ты теперь мой друг навсегда, — клоун понимает, что его молчаливый ответ на эти слова мальчугана означает добровольную присягу. Друг так друг. Это означает частенько замещать фрисби любимого щенка маленького шалопая. Валяться в грязной жиже ближайшей к дому лужи, пока мать озорника не подберёт и не загрузит вместе с бельём в стиральную машинку, где его закрутит до тошноты. Потом она старательно заштопает прореху на его матерчатой заднице. Каждый укол её иглы напомнит клоуну о том, что такое человеческая боль. Пусть он её не чувствует, но очень хорошо знает, как беспощадно она вытягивает силу. Мальчик привык засыпать, сжимая клоуна в объятиях. Это было приятно, если бы позже хулиган не избивал им свою сестрёнку. И так день изо дня. Разве это не ад, которым его всегда пугали? Пожалуй, так и есть. Но ещё больший ад валяться забытым на чердаке среди вороха отсыревшего тряпья и детских рисунков. Мальчик вырос и совсем забыл о друге, который охранял его сон от злых фейри.***
— Смотри, Джоанна, тут валяется моя старая игрушка! — молодой человек берёт в руки клоуна с рассыпающимся от грибка тряпичным безвольным тельцем. — Постой! Что это у него там внутри? Кожаный свиток? Парень отбрасывает в сторону ненужную игрушку и с нетерпением разворачивает пергамент. — Какая-то ересь… — шепчет он в недоумении, взглянув на свою подругу и чувствует, как его разум мутнеет. Шепот на непонятном наречии вкрадчиво обволакивает его сознание… Молодой человек падает замертво на пыльный пол чердака. Клоуна больше нет, он превратился во прах. Нет больше и его друга… Но есть колдун, который помнит всё, что с ним происходило. Оказывается, он даже помнит египетские пирамиды. Он помнит, как жестокий песок пустыни захлёстывал его бесстрастное лицо сфинкса на западном берегу Нила. Теперь, с осознанием своего истинного Я, его сила безмерна.***
— Очнись, Брендон! — Джоанна не на шутку напугана, когда совершенно чужие глаза возлюбленного, очнувшегося после потери сознания, растерянно "скользят" по её лицу. — С тобой всё в порядке? — Да, — отвечает колдун. — Давай уйдём отсюда. — А пергамент? Он может оказаться чем-то ценным. Замысловатые оттиски каких-то знаков… — Чепуха, — отвечает ей колдун, поднимаясь на ноги. — Я сам это когда-то написал.