Что-то неладно с Маркусом

С Маркусом творилось что-то неладное. Первой это стала замечать Эбби, но не сразу, далеко не сразу. Ведь с приходом радиации на них столько всего свалилось, что она долго списывала на стресс его перепады настроения и периодическую рассеянность. Маркусу действительно пришлось непросто. Проснувшиеся от газа Небесные немедля обвинили его в единоличном решении, кому остаться в бункере, а кому погибнуть. Он стойко выдерживал натиск обозлённых людей, горюющих о потере близких, но не известно, чем бы все закончилось, если бы Эбби и Джаха не утихомирили толпу – бывший канцлер, несмотря на свои прегрешения, обладал мощным даром убеждения, и его речь об общем горе и необходимости сплотиться перед лицом новых испытаний произвела на людей впечатление. Маркус кивнул ему в знак признательности. Тогда ещё никто, даже он сам, не осознавал, насколько сильно давит на него груз принятого решения. Чтобы наладить жизнь более чем тысячи человек в ограниченном пространстве бункера, тоже требовалось приложить много усилий, и эта задача, разумеется, легла на Небесных. Реанимация и запуск систем жизнеобеспечения, проверка коммуникаций, объемный и всегда срочный ремонт техники... распределение ресурсов, инвентаризация медикаментов... в конце концов, составление графика посещения столовой. Земные кланы тем временем пытались организованно расселиться по уровням и отсекам, что уже оказалось для них испытанием. Дел было невпроворот, Эбби и Маркус иногда не успевали увидеться целыми сутками, если она, к примеру, оставалась ночевать на кушетке в лазарете. Не удивительно, что с такой занятостью прогрессирующие симптомы Маркуса долго оставались без внимания: временами он впадал в ступор и не реагировал даже на своё имя; иногда, напротив, бывал взвинчен и раздражён, и те, кто попадал под горячую руку, получали порцию незаслуженно резких замечаний. Между тем, когда жизнь в бункере немного наладилась и стала подчиняться определённой системе, начались первые социальные конфликты. Провести следующие пять лет в ограниченном пространстве глубоко под землёй без возможности глотнуть свежего воздуха — испытание не из легких даже для Небесных людей, которые провели большую часть своих жизней в таких условиях. Земляне же натурально сходили с ума. Запертые в бетонных стенах, как дикие звери в клетках, они метались и стервенели все больше с каждым днём. Без привычных и энергозатратных занятий, вроде охоты и борьбы за выживание, воины при любой возможности устраивали ссоры и потасовки, а лидеры кланов львиную долю усилий тратили на разрешение конфликтов, которые с неизбежностью раскачивающегося маятника стремились к кровопролитию. Когда перестали действовать увещевания и угрозы, особо агрессивных землян стали запирать поодиночке – так в бункере появился карцер для нарушителей порядка. Кого и за что туда сажать, лидеры кланов решали самостоятельно, что тоже часто приводило к спорам. Чем дальше, тем серьёзнее становилась опасность раскола в правящей верхушке новообразованного общества, и даже хеда Октавия уже не всегда могла убедить своих подопечных существовать в мире. Примерно в это время Маркус начал страдать провалами в памяти. Находил записи и не мог вспомнить, как делал их; обнаруживал себя там, куда не собирался идти. Решив, что это переутомление, и не желая тревожить Эбби, он обратился к Джексону за успокоительным. Но дни шли, оно не помогало, и Маркус с ужасом узнал, что люди получали от него приказы, о которых он не помнил. Когда он собрался рассказать о своей проблеме Эбби, ситуация в бункере накалилась до предела. Поножовщина в столовой. Окончательно ошалевшие от тесноты и безделья воины Азгеды напали на бригаду поваров, поскольку те, якобы, намерено готовили для них плохую еду. Прибывшая вооруженная охрана их не испугала, а напротив, раззадорила, и бойцы принялись с улюлюканьем переворачивать столы и лавки. Охранники из числа Небесных держали их под прицелом винтовок, но стрелять не решались. – Охрана, в строй! – прогремел позади голос Кейна, и отряд незамедлительно сомкнулся плечом к плечу. Кейн вошел в столовую и встал рядом со своими людьми. Его взгляд метал молнии. – Азгеда, бросить оружие! Воины Ледяного клана перестали вандальничать, но исполнять приказ не торопились. В руках у них поблёскивали кухонные ножи. Их вожак запальчиво выкрикнул, что Кейн им не король, а его маленькая шлюшка – не хеда, и повиноваться они не обязаны. – По моей команде – огонь на поражение, – твёрдо приказал Кейн и обратился к бунтовщикам. – Считаю до трех. Раз! Азгедовцы и ухом не повели. – Кишка тонка, – презрительно плюнул их вожак. – Ты только и умеешь, что трепать языком да прятаться за своих баб. Грохнул выстрел, землянин взвыл и повалился на пол, схватившись ногу. Кейн невозмутимо перевёл пистолет на следующего, и тот мигом бросил нож и поднял руки. Остальные последовали его примеру, внезапно преисполнившись глубокого уважения к лидеру Небесных людей. – Нарушителей под стражу по одиночке, до выяснения. Раненых... Кейн вдруг осёкся, растерянно осмотрелся, словно только что пришёл в себя. Увидев стонущего на полу воина и пистолет в своей руке, изменился в лице. – Какого... Все смотрели на него в ожидании. – Раненых в лазарет? – подсказал один из охранников. Кейн сглотнул, облизнул губы и, оглядев столовую, ответил севшим голосом: – Да. Выполняйте, – и как только все зашевелились, быстро ушёл. *** До самого вечера Эбби была занята в лазарете, организуя помощь пострадавшим, оперируя и руководя операциями, поэтому к концу дня валилась с ног от усталости. Но в комнате радиосвязи уже десять минут шло срочное заседание своеобразного межкланового Совета, на котором Эбби тоже собиралась присутствовать в качестве постоянного соканцлера. Маркус сказал ей как-то: "Мы в этом вместе", и под этим дивизом они действовали много месяцев. Конечно, она бы предпочла сначала обсудить с ним произошедшее в столовой лично, но времени уже не было. – ... совершенно недопустимо. Эбби вошла в комнату как раз во время речи Маркуса. Он стоял спиной ко входу, возвышаясь над остальными сидящими лидерами. На звук открывающейся двери он обернулся, и Эбби едва не вскрикнула от неожиданности: Маркус был гладко выбрит, а его густые волосы аккуратно зачёсаны назад. Эбби уже отвыкла от этого образа. Он напомнил те времена, когда они были вечными противниками на Ковчеге, и, наверное, от нахлынувших воспоминаний, ей показалось, что даже взгляд Маркуса стал колким и холодным. – Эбби, – он коротко кивнул и повернулся обратно к серьёзным лицам землян. – Выживание в наших условиях невозможно без четкого свода законов, которые будут регулировать жизнь бункера на грядущие пять лет. Законы должны быть утверждены этим Советом и приняты к исполнению всеми кланами. За нарушение любого из них – смерть. Комната наполнилась шумом десятка возбужденных и негодующих голосов. Земляне перекрикивали друг друга и эмоционально жестикулировали, некоторые повскакивали с мест, но Маркус все также спокойно стоял среди этого оживления, сцепив руки за спиной, и ждал, пока все успокоятся. А Эбби напряженно всматривалась в лицо Маркуса, пытаясь за непроницаемым выражением разгадать его истинный замысел. Ведь не может такого быть, чтобы он говорил это всерьёз?.. – И какие же, интересно, законы предлагает нам вождь Скайкру? – громко выкрикнул лидер Пустынного клана, и остальные понемногу затихли, желая услышать ответ. Маркус дождался полной тишины и ответил: – Дисциплина. Система наказаний за нарушение правил. Трудовая повинность. Ограничение доступа к оружия для всех, кроме охраны. Неприкосновенность Небесных людей – только мы умеем обслуживать системы бункера. Запрет на деторождение. – Ты хочешь устроить здесь второй Ковчег, – голос Октавии прозвучал как обвинение. – Да, – легко согласился Маркус. – Потому что человечество снова борется за выживание. С той лишь разницей, – он вдруг посмотрел прямо на Эбби, – что в этот раз на поверхности Земли точно никто не спасся. У Эбби внутри всё оборвалось. Это не Маркус. Это не мог быть Маркус.