Скрытые таланты

Тук-тук-тук. Тук. Тук-тук. Ребро новенького драгота отбивает произвольный ритм на благородной (как и его хозяин) древесине рабочего стола в кабинете главного аврора страны. Сам главный аврор, мистер Персиваль Грейвс, задумчиво уставившись в одну точку на противоположной стене кабинета резко зажимает монету в кулаке, слегка хмурится, затем на мгновение прикрыв глаза, разминает натруженную напряжённым рабочим днём шею и неожиданно изящно для крепкого и сильного мужчины тянется в удобном кожаном кресле. Затем, он легкими движениями палочки заставляет зёрнышки кофе перемолоться и завариться в крепкий ароматный напиток. Этот кофе не так давно подарил ему руководитель эфиопского министерства магии в качестве благодарности за помощь в одном деликатном и очень секретном деле. Немного подумав, мужчина влил в напиток небольшое количество отличнейшего коньяка (тоже подарок, но Грейвс ни за что не признается, от кого и за какие заслуги он его получил), и вдохнув ароматный дымок, сделал глоток, а затем ещё один. Ни одна живая душа (если бы она оказалась по близости) не догадалась, что Персиваль Грейвс испытал сегодня сильнейший шок, которого не испытывал уже давно по долгу своей службы. Произошло это по вине его подопечной, аврора Порпентины Голдштейн, которую когда-то Грейвс взял под своё крыло, лично обучил всему что знал сам, и с легким сердцем выпустил в свободное плавание, уверенный в том, что она никогда его не подведёт. Надо сказать, что девушка была (и есть) настоящим сокровищем — со всей ответственностью и старанием подходила к работе, впитывала новые знания как губка, терпеливо проходила все испытания и проверки своего наставника и что самое важное, на основе полученных знаний и опыта, приносила альтернативное, зачастую более адекватное решение проблемы, за что Грейвс её очень ценил. Сейчас, отпивая глоток за глотком ароматный и расслабляющийся напиток, он пытался ответить себе на вопрос — когда искренне восхищение и удовольствие от успехов подопечной переросли в нечто большее, в то, чему Грейвс пока не мог найти название. Невесёлые размышления были прерваны легким и быстрым стуком в дверь. После недовольного «Войдите» на пороге кабинета появилась виновница его размышлений и волнений. Тина помялась на входе, но потом, словно окончательно решив про себя что-то, слегка кивнула и ещё сильнее стиснув папку, вошла в кабинет. — Мисс Голдштейн, потрудитесь обьяснить, что вы до сих пор забыли здесь? Ваш сегодняшний рабочий день закончился три часа назад. Более того, он рискует перерасти в завтрашний, если вы планируете ещё задержаться, — недовольно отчеканил Грейвс, откинувшись на спинку кресла. — Сэр, я… Я… Прежде всего я хочу принести извинения за сегодняшнее происшествие, — произнесла девушка сначала робея под грозным взглядом наставника, но затем все смелее и смелее глядя ему в глаза, — вот письменный рапорт о случившемся, и… Даю обещание, что такого больше не повторится. Я не буду действовать вразрез заранее обговорённых инструкций. Девушка сделала смелый шаг вперёд и протянула Грейвсу тонкую папку. Мужчина перехватил её, слегка коснувшись кончиками пальцев прохладной девичьей ладони. Это интимное прикосновение отозвалось мурашками по телу Грейвса и заставило заалеть щеки девушки. Сделав вид, что это прикосновение осталось незамеченным, Грейвс переложил папку в верхний ящик стола, запер его на ключ и снова уставился на Тину, которая все так же стояла около стола, и судя по её нетерпеливым движениям, стремилась сказать своему шефу что-то ещё. — Позвольте уточнить, Тина, — с нажимом на имя произнес Грейвс, — что именно вы собираетесь не повторять? — тон наставника сместился с ровного спокойного на холодный и суровый. — Сэр, я обещаю вам, что не подвергну свою жизнь опасности, — тихо произнесла девушка, уткнувшись взглядом в носки своих ботинок, в которых она любила работать «в полях». — Обещаю чётко следовать вашим инструкциями и плану операции. Грейвс заметил, что от обиды подбородок девушки задрожал, костяшки пальцев побелели, а её плечи опустились словно под гнетом общемировых проблем. Он понял, что немного перегнул палку — в какой-то степени несправедливо второй раз отчитывать девушку за провал операции, когда сегодня днём он уже провёл все разбирательства, в том числе и с Тиной. Грейвс несколько раз вдохнул и выдохнул, затем поднялся со своего места и, обойдя стол, встал около Тины, сунув руки в карманы брюк (чтоб не дай Морриган, пустить эти руки в опасное плавание), и мягко позвал девушку по имени. Тина встрепенулась и немного смутилась, увидев шефа в непосредственной близости от себя. Сначала она не знала, как заполнить образовавшуюся тишину, такую глубокую, что в дальнем кабинете было слышно поскрипывание пера дежурного по отделу. — Сэр, мистер Грейвс, у меня возникла идея относительно кабаре Перкинса на углу 47 улицы. Осведомитель сообщил, что через две недели там планируется встреча двух контрабандистов. Послать на операцию мужчин мы не можем, спугнем преступников. И… Может быть я смогу проникнуть туда и вытащить необходимую информацию? — Тина смело посмотрела Грейвсу в глаза, ожидая его реакции. Мужчина облокотился на свой стол, снял невидимую ворсинку с жилета и усмехнувшись сцепил руки на груди, открывая Тине сильные запястья, выглядывающие из-за закатанных рукавов рубашки. Девушка немного смутилась, глядя на расслабленную позу шефа, но продолжила. — Я могла бы устроиться танцовщицей в кабаре. Вот это новость! Грейвс сначала подумал, что он ослышался. Тина, Порпентина Голдштейн, славящаяся на весь отдел своими целомудренными нарядами, станет отплясывать на сцене полуголой? Почему-то эта мысль повеселила и одновременно смутила Грейвса. — Тина, при всём моём уважении к вам, — дипломатично начал Грейвс, — в вашем личном деле нет отметки «виртуозная танцовщица». На этих словах девушка покраснела, гордо вздёрнула подбородок и смело произнесла: — Ну и что?! И не давая Грейвсу ни единого шанса опомниться, трансформировала свою действительно скромную одежду в блестящий наряд танцовщицы — платье-трико, усыпанное блестками, пышную очень короткую юбку и туфли на высоком каблуке. Грейвс ошарашенно разглядывал свою подчиненную, одетую (но скорее раздетую) так, как никогда её не видел. А смотреть было действительно на что — откровенный вырез открывал верхнюю часть груди и Грейвс мог поклясться, что пересчитал все родинки на Тининой нежной коже. Длинные стройные ноги, прежде скрытые объёмными брюками, были соблазнительно обтянуты сетчатыми чулками. Довершал образ яркий, вычурный макияж. Грейвс, откровенно разинув рот, все рассматривал и рассматривал Тину, в то время как она наколдовала музыку и начала под неё двигаться. Сначала она сделала несколько движений, полностью открывающих великолепие её фигуры и наряда, затем закружилась в соблазнительной связке, а затем, осмелев, подошла к Грейвсу, по-прежнему опирающемуся на стол, заглянула ему в глаза, поймав ошарашенный взгляд, невесомо погладила его по гладко выбритой щеке, повела руки дальше вниз, очерчивая пальцами скорпионов на вороте его рубашки и цепляя ногтем их застежку. Затем расстегнула пару пуговиц на самой рубашке, проведя нежными подушечками пальцев по голой коже его шеи, удовлетворенно отметив как дёрнулся кадык, сглатывая тягучую слюну. Под резкий аккорд Тина развернулась к Грейвсу спиной и начала откровенно и соблазнительно вилять бёдрами, оглаживая их руками. Сделав небольшой шаг назад она фактически облокотилась на Грейвса, недвусмысленно отирая ягодицами его пах. От этих движений выпуклость на штанах увеличилась и стала упираться Тине между ног. Она вздрогнула, надеясь, что это осталось незамеченным для Грейвса, затем снова отошла от него и резко развернулась, обрывая мелодию и быстро трансформируя одежду обратно. Грейвс же в это время мучаясь от накатившего возбуждения и легкого стыда за быструю капитуляцию перед соблазнительным девичьим телом, пытался собраться с мыслями и категорически запретить подчинённой эту операцию, придумав мало-мальски приличный предлог. Наконец, он собрался, прочистил горло и сказал: — Тина, я думаю, что достаточно будет внедриться к Перкинсу в роли официантки — так вы быстрее получите необходимую информацию. А ваши, ...хм, умения я хотел бы использовать с большей пользой. На этих словах Персиваль с легким лукавством посмотрел на Тину, давая понять, что продемонстрированное мастерство было оценено по достоинству, но отметка об этом ни в коем случае не будет занесена в личное дело.