Только с благими намерениями

      Капитан первого ранга Кошкина в очередной раз с неодобрением отметила, что Оперу вновь приходится коротать нечастые выходные в одиночестве в казарме на базе. Ни для кого не являлось секретом: жена Никитина, не выдержавшая суровых условий Севера, перебралась в Питер, прихватив с собой дочь. Вернее, ехать должны они были втроем, но глава семейства в последний момент решение изменил, обрекая себя на разлуку с родными людьми. В Центре многие считали, что и развод уже не за горами, хотя оснований на то не существовало. Во всяком случае, пока.       Нет, сам факт постоянного пребывания капитана на базе, исключая, разумеется, время заданий, тренировок и прочего, Багиру не раздражал, но ей абсолютно не нравилась сложившаяся ситуация. А если говорить еще откровеннее, женщина попросту жалела разваливающуюся семью Никитиных. Жалела, по личному опыту, по опыту сослуживцев еще из «Тайфуна» зная, как трудно представителям их профессии обзавестись настоящими, крепкими семьями, в которых тебя всегда ждут, любого, несмотря ни на что. Зная, что чаще всего такой семьей становится лишь сам отряд. Да, расстаются с женами, невестами, мужьями, но в данной конкретной ячейке общества еще существовал ребенок, обожаемый обоими родителями, и сам желающий жить вместе с обоими родителями. Вон у Бати поначалу дочь просто любила отца, вроде бы адекватно перенося развод, но по мере взросления в редких телефонных звонках, еще более редких встречах выходила на первый план обида. Обиды перерастали в ссоры, постоянные упреки, обвинения. Лена считала, что отец ее бросил. Сколько раз Маргарите доводилось видеть Булатова после подобных разговоров мрачного, осунувшегося после бессонных ночей, сколько раз ей приходилось пускать вход все свои знания и умения психолога, чтобы хоть немного успокоить товарища…       Ребенок ни в чем не виноват, особенного так маленький, как Верочка Никитина. Ребенок… Маргарита Степановна по-прежнему болезненно-остро реагировала на все, что касалось детей — боль от потери собственного, еще не родившегося малыша навсегда поселилась в душе. Тогда женщина готова была отказаться от службы ради рождения ребенка, но не сложилось. Но случись подобное сейчас, Багира, не колеблясь не секунды, вновь отказалась бы от своей нынешней службы, хотя при ее штабной работе риск становился редкостью.       Кошкина отнюдь не разделяла решение Ивана Михайловича отменить перевод капитана Никитина в Питер. Но не из-за его боеспособности. В первые недели после создания отряда капитан первого ранга присматривалась ко всем новичкам, не скрывая, сомнений по поводу Опера. Но мужчина с поставленными задачами более-менее справлялся, и мнение на его счет поменялось. До случая с проверкой и переводом. Маргарита, с одной стороны, не прельщалась перспективой потерять бойца, который уже сработался с командой, но еще больше не хотела, чтобы служба, пусть и на благо Родины, причинила страдания маленькой девчушке. Не единожды Багира порывалась поговорить с Никитиным, дабы попытаться заставить мужчину обдумать все еще раз, пока не стало слишком поздно. Но каждый раз одергивала себя: права вмешиваться в чужую личную жизнь ей никто еще пока не давал.       Кроме дежурной смены в Центре никого не осталось: все спешили воспользоваться возможностью вовремя вернуться домой. Маргарита Степановна перед уходом, сама не зная зачем, решила заглянуть в жилые комнаты. По выработанной годами привычке при необходимости передвигалась женщина по-прежнему бесшумно, а потому Игорь ее появление пропустил. Он лежал на койке и читал очередной томик стихов. Женщина, как и другие спецназовцы, знала, что между страниц всегда вложена фотокарточка дочери Никитиных, и большую часть времени Опер снова и снова вглядывается в очаровательное личико малышки, словно опасаясь забыть хоть маленькую черточку лица, изгиб бровей, беззаботную, светлую улыбку, искренне-доверчивый взгляд. Именно сегодня печаль в глазах Опера заставила Багиру решиться на разговор.       Но теперь женщина озадачилась выбором места для разговора: в казарме не хотелось, к тому здесь стены тоже имели «уши»; на улице же было слишком холодно; в машине тоже не слишком подходило. Но главным было не найти место для беседы, а заставить капитана не просто слушать, а услышать ее доводы, касающиеся сохранения семьи.       — Ты одиночеством еще не тяготишься?       — Нет, — Игорь вздрогнул от неожиданного вопроса нежданной гостьи и незамедлительно поднялся с кровати. — Я силу воли тренирую.       — О, как, — усмехнулась Кошкина. — Пусть так. У меня к тебе дело, Опер. Я хотела к Бате и Бизону обратиться, но у них сегодня срочные дела в городе, да и остальные, как видишь, уже разбежались.       — Да, конечно, что нужно сделать?       — Видишь ли, капитан, просьба личного характера.       — Выполню ее с еще большим удовольствием, — мужчина улыбнулся.       — В общем, дело в том… мне нужно шкаф переставить, а одна я никак не справляюсь. Мне неловко просить, но сейчас просто больше некого, а сделать это нужно сегодня, — Маргарита виновато улыбнулась в ответ.       — А у меня как раз никаких планов на сегодняшний вечер не имеется, так что командуйте, — Опер полушутливо склонил голову.       — Вот и отлично. Жду в машине.

***

      Капитану первого ранга выделили небольшую, весьма скромную однушку на окраине, которую женщина обживать не спешила. Казенная мебель с инвентарными номерами, минимум личных вещей — словно обитательница этих квадратных метров готова была в любой момент собраться за минимально отведенное время и направиться хоть в командировку, хоть на новое или, вернее, старое место службы. Жаловаться Маргарите Степановне и в голову бы не пришло — дома она появлялась лишь поздно вечером, да и то чтобы лишь переночевать.       Багира щелкнула выключателем, маленькую прихожую озарил мягкий свет. Кошкина быстро сняла пуховик. Никитин неуверенно мялся возле входной двери, украдкой разглядывая интерьер.       — Проходи-проходи, капитан, раздевайся, сейчас тапочки дам.       Комната не поражала взор шикарностью обстановки: диван, столик, кресло, телевизор на тумбочке да несколько шкафов. Игорь смутился, он искренне считал, что почти спартанские условия для женщин не подходят.       — Квартира больше мужчине подходит, — вслух произнес Опер.       — А здесь и жил раньше какой-то офицер, потом его перевели, а меня сюда определили, на время. Обещают подыскать что-нибудь поближе к центру. Но как гласит поговорка: ничто так не постоянно, как временное.       — Трудно не согласиться. Так что двигать будем?       — Ничего. У меня к тебе разговор крайне серьезный. Ты присаживайся — в ногах правды нет.       Капитан первого ранга Маргарита Кошкина битый час пыталась втолковать подчиненному преимущества семейной жизни, счастье постоянно видеть своего ребенка, наблюдать за его взрослением, помнить каждую шишку, каждую царапину, быть ему надежной опорой, а не получать спустя много лет упреки, что отец променял собственного ребенка на какую-ту секретную службу.       — Да пойми ты! Век спецназовца не так долог, как кажется. Если все идет нормально, его отправляют на штабную работу по возрасту, но это идеальный вариант. Служба — она непредсказуема, случаются тяжелые травмы, ранения, и даже после восстановительного периода боец уже не способен вернуться обратно в строй. И тогда только опять же штабная работа, на которую тебя пытается определить жена, или гражданка. Сегодня ты полон сил, а если, не дай Бог, завтра окажешься негоден к службе, с чем ты останешься? Без семьи, один? А если Катерина найдет себе другого, спокойного, послушного, уедет с ним на другой конец света? Не думал, что дочку можешь потерять навсегда?       — Я все решил, Маргарита Степановна. Я хочу остаться в отряде, и не готов пока протирать штаны за столом в кабинете. А Катя сейчас не смогла понять, значит, ее отъезд к лучшему, иначе дальше проблема только бы усугублялась. И дочку я не бросал и не брошу никогда. Я буду их навещать при первой возможности. Но непонимание, недомолвки губят семью.       — Решил он! Вот что я на тебя, дурака, время трачу? Все впустую, ничем не прошибить! Решил, не нужны советы — можешь идти. Шагом марш в казарму! — Багира резко поднялась с дивана и указала мужчине на дверь.       Игорь обескуражено вглядывался в полное негодования лицо Маргариты. Конечно, подобные эмоции не могли его смутить: в КЦ Кошкина случалось и злилась, и сердилась, и негодовала, вот как сейчас. Но такого участия никто из новичков по отношению к себе не испытывал. Зато втайне все они завидовали командирам и Ионову, к которым Багира относилась с особой теплотой, и сами мечтали заслужить ее особое отношение к себе.       — Это приказ, капитан! — еще жестче повторила женщина.       Опер отвел взгляд, но вместо того, чтобы последовать приказу, он неожиданно и для себя тоже вплотную приблизился к Маргарите Степановне и осторожно, едва ощутимо прикоснулся к ее губам своими, но уже через мгновение мужчина стал более настойчив. Руки его крепко прижимали к себе женщину, не давая возможности отстраниться. Правда, Никитин в эти минуты даже не вспоминал о боевой подготовке начальницы, а Кошкина и не подумала сопротивляться, от ее злости не осталось и следа. Женщина вообще ни о чем не думала, она подчинилась нахлынувшему желанию, теснее прижимаясь к Игорю и отвечая на поцелуй.       Никитин вздрогнул, ощутив под одеждой ее руки, мягкими движениями исследующие его спину. Сам он боролся с пуговицами Багириного кителя, и теперь движения женских ладоней заставили мужчину прерваться и торопливо стянуть с себя свитер и футболку, настолько быстро, словно он боялся предоставить даме хоть одну лишнюю секунду на размышление, из боязни что она передумает. Но Маргарита передумывать не собиралась: усмехаясь, она легко и спокойно сняла и китель, и блузку и тихонько подтолкнула мужчину к дивану, будто еще раз давая Оперу свое согласие.       Игорь осторожно вынул руку из-под головы Кошкиной. Сейчас женщина тихонько спала, но еще недавно он исследовал ее тело, любуясь формами, не потерявшими привлекательности ни от возраста, ни от уменьшения физических нагрузок. И принадлежала эта женщина в тот момент только ему. Неприступная, строгая Багира выгибалась под его поцелуями, повторяющими очертания груди, хрипло шептала его имя, когда его руки ласкали ее бедра. Теперь же восторг отступил, на смену же ему пришла тревога, боязнь взглянуть в глаза капитану первого ранга после близости, боязнь ее реакции, когда она откроет глаза и увидит рядом подчиненного.       — Жалеешь? — Рита уже давно не спала, но афишировать это не спешила.       Вопрос застал врасплох. Никитин на мгновение смутился:       — Ни капельки.       — Надеюсь, не следует объяснять, что о нас не стоит распространяться?       — Представляю, что со мной в этом случае Батя и Бизон сделают, — капитан поморщился.       — Тогда иди сюда, — Кошкина игриво потянула мужчину за плечи.