Не надо

      Крепкие мужские руки схватили за бедра и властно придвинули к себе.        - Брагин, ты совсем сдурел? - пытаясь успокоить сбившееся от такой наглости дыхание.       Скинула его руки, отошла, выдохнула. Нашла взглядом черный ключ на белоснежной поверхности холодильника. Два поворота и замкнутое пространство. Развернулась — Брагин сидел неподвижно, лишь чуть заметный поворот головы выдавал его напряженное ожидание.       Ну не могла же она ему отказать? Причем в такой жесткой, почти ультимативной форме. Просто бросить как пощёчину «сдурел», и без объяснения причин уйти. А объясниться нужно было — ни одна женщина не могла устоять перед обаянием хирурга, наоборот, все они буквально липли к нему, от некоторых приходилось даже отбиваться как от назойливых мух. Впрочем, на что мухи обычно липнут Брагин знал, но предпочитал выбирать второй вариант — на сладкое.       С первого же дня между ними установились странные и, как можно было бы подумать, конфликтные отношения. Собственно, весь конфликт-то и состоял в том, что эта «смелая, красивая, дерзкая» даже не удостоила его при знакомстве вниманием, после чего, естественно, была окрещена «мужиком в юбке». Брагинский интерес подогревался еще и тем, что из всех перепалок в операционной Нарочинская выходила сухой, будто почти и не замечала их. Будто каждый день красивые мужчины-остряки ей под ноги бросались. И, конечно же, Олегу очень хотелось раскусить этот крепкий орешек, понять, что же скрывается за жесткой скорлупой, а то, что там явно что-то скрывается, он знал не понаслышке. Осталось только придумать план-капкан...       Но, как говорится, на ловца и зверь бежит. Все-таки охотник-то он неплохой, «жопытный», приманки были расставлены так, что сначала Олег услышал произнесенное в спину: «Хорооош!», причем произнесенное таким голосом, словно он её уже «того-этого». Посчитав комплимент неплохим знаком, он уж было расслабился и даже вступил в небольшой диалог с Мариной Владимировной, но вопрос о личной жизни либо ударил слишком больно в самое ядро, либо... Либо да. Зато Брагин теперь с чистой совестью может продолжать наступление, узнав, что «неприступная крепость» не замужем. Ну и, уж если вспоминать все крылатые выражения разом, «pulsate et aperieter vobis» - «стучите, да отворят вам»: сама Судьба послала ему персональный подарок в виде дежурства с Нарочинской. И, когда добыча была уже почти в его руках, вдруг что-то пошло не по плану...       Щелчок замка. Два легких, едва слышных шага — прям как пантера перед прыжком — и Марина уже сидела у него на коленях и грубо, но со вкусом целовала в губы. Ступор наступил окончательный — Олег даже не мог никак ответить на ее действия, настолько нелогичными они были.        - Двери надо закрывать, - выдохнула она, поднимая на него уже чуть затуманенный взгляд.       В этот момент его мысли совершенно спутались. Она была слишком близко, с ее приоткрытых губ срывалось тёплое дыхание, скользившее по его небритой щеке, а тонкие женские пальчики уже что-то выводили в районе его затылка. Она была открыта, доступна и, более того, хотела этого сама. В голосе ещё проскальзывал металл, а в глазах уже... Чёрт, да он бы только за одни её глаза здесь и сейчас..!       Теперь уже его губы жадно целовали её. Необходимо было мгновенно подхватить её на руки, быстро доставить до кушетки, чтобы тут же навалиться всем телом. Тут уже не выберется, даже если передумает. Но Нарочинская не передумывала, а Олег не отпускал.       Дальше шорох одежды, бряканье о пол оторвавшейся с её костюма пуговицы, тяжелое мужское дыхание и еле сдерживаемые женские стоны сквозь до боли сомкнутые губы. Всё произошло так быстро, будто оба терпели с самой первой встречи. Всё было похоже на резкую вспышку света, когда открываешь жалюзи — Брагин еще глотал воздух как рыба, когда Марина села рядом и потянулась за одеждой, Брагин лишь успел провести пальцем по тонким позвонкам обнаженной спины, когда Марина уже укрывала от него эту спину под рабочей пижамой. Одевались в тишине.        - Удивила! - наконец выдавил Олег, так и не уловив ни один её взгляд и пытаясь понять, что же все-таки между ними произошло только что.        - Господи, Брагин! - рассмеялась вдруг она. - Ну ты-то в бабах разбираешься, должен же был догадаться...        - В смысле? - «в коромысле», - тут же отозвалось внутри. Благо, Марина не знала этих присказок.        - Ну, что рано или поздно это у нас произойдет, - она так буднично это говорила сейчас, попутно собирая вещи, будто и не была главным инициатором случившегося. - Мы ж в первые пять секунд решаем, будет у нас с мужиком что-то или нет.        - Ааа! Это вы решаете! - вот уж, как говорится, «нежданчик». Всегда считал, что женщины сентиментальны до одури, а тут... - Прикольно...        - Только, Брагин, мне с тобой отношения не нужны. Давай как-нибудь без эмоций, ладно? - это её насмешливое «Брагин» резало уши, от былой сексуальности женщины не осталось и следа - перед ним опять стояла ненавистная Перочинская.        - Отлично. Вот именно такую женщину мне сейчас и нужно было, - вышел, услышав вслед, что всё «прекрасно».       Нда, Олег Михалыч, либо ты стареешь, либо бабы не те пошли: эта скорее ляжет с тобой в постель, чем откроет своё «живое, скрытое». Насвистывая этот самый мотив про музыканта, в глубокой задумчивости он отправился за кофеем.       Несмотря на то, что дежурство было почти пустым, на Брагинский взгляд, даже скучным, в следующий раз с Мариной они пересеклись лишь под утро, и то вполне могли бы друг друга не заметить. За окном стучал дождь и, чтобы окончательно не уснуть, Брагин решил освежиться и перекурить на улице. Видимо, из этих же соображений туда пришла и Марина, а, может, хотела побыть наедине с собой, переварить недавние события — так хотелось думать Брагину. Именно он сначала услышал шаги, а потом и увидел её, остановившуюся через две колонны от него. Послышался щелчок зажигалки, затем тонкая струйка табачного дыма поднялась в ночной воздух. Докурив сигарету и честно выждав еще полминуты, мужчина как бы давал время на рассекречивание себя, но этого не происходило. Что ж, в таком случае он не может упустить момент, а вдруг Судьба даёт второй шанс?..       Она почти задремала стоя, как внезапно почувствовала чужую руку на своей талии. Сверху что-то придавило, щетинистая щека чиркнула сзади по ее открытой шее, а потом горячие губы начали оставлять поцелуи у самого ворота.        - Олееег, - устало простонала она. Испугаться она почти не успела, мгновенно распознав нарушителя ее покоя.        - Повтори это еще раз, - прошептал тот, а его руки уже шарили под одеждой.        - Олеег, - произнесла она, уже чувствуя, как ее тело начинает подчиняться ему.        - Если ты будешь говорить так всегда, я не смогу держать себя в руках, - развернул её к себе и стал целовать в губы.        - Олег. Не надо. Олег! - наконец смогла оттолкнуть его Марина и, встретившись с его взглядом, поняла, что сделала это очень вовремя.        - «Не нада!» - зимняя прохлада, - выдохнул он и закурил еще одну сигарету, воткнувшись куда-то во тьму.       Она стояла рядом с ним и молчала. Как объяснить мужчине, что дело вовсе не в том, что ей не понравилось, а в том, что.. «не надо»? Какие-либо отношения ей сейчас просто ни к чему: единственным постоянным мужчиной за последний год и еще на неопределенное количество времени — тут уж как Бог решит — оставался и будет оставаться ее отец. Отец, которому изо дня в день становилось хуже. Отец, который изо дня в день требовал все большего внимания с ее стороны. Отец, с которым у нее всегда были очень напряженные отношения, но который был единственным родным человеком, оставшимся у нее.       Говорят, отцы любят больше всего именно дочек, но Марина, даже не имея братьев и сестер, эту любовь никогда не чувствовала. Нарочинский был великим профессором, звездой хирургии мирового масштаба, которого не очень интересовала семейная жизнь. Все его планы на будущее были связаны с исследованиями, операциями, студентами, аспирантами, но никак не с отдыхом в кругу семьи или с совместной покупкой чего бы то ни было в дом. Нет, он зарабатывал большие суммы и, надо признаться, ничуть не утаивал их от жены. Он никогда не изменял ей, хотя вокруг крутилось много молодых-красивых, которые были очарованы харизматичностью педагога. Отец был нормальным, здоровым мужчиной, просто он был фанатиком, фанатиком своего дела. И в один прекрасный день, когда Марине было еще лет шесть, она, сидя на коленях у папы, поделилась секретом, что хочет стать балериной: все данные у девочки для этого были. Он тогда переспросил: «Балетом?», потом говорил еще что-то, но по слову уходил интерес к собственному ребенку, который внезапно — и с чего? ведь разговоры в доме были исключительно о медицине - выбрал совершенно другой, непонятный для него путь. Пусть и неосознанно — мало ли, кем дети хотят стать в детстве — но выбрал.       С тех пор отец все реже и реже говорил с ней, перестал брать в лаборатории и больше ни разу не спрашивал о её мечтах. Ее интерес к балету прошел практически также скоротечно, как и отцовский к ней. Всё чаще она задумывалась о той профессии, которая буквально отнимала у нее и у матери родного человека: ведь он умный человек, не станет же заниматься всякой ерундой! Марина стала втихушку таскать отцовские справочники, читать наряду с художественной литературой медицинскую, взяла в школе удвоенную нагрузку по естественным наукам... И вот, наконец, - поступила! Когда увидела свою фамилию в списке зачисленных, хотела тут же побежать к отцу и поделиться радостью — именно «радостью», потому что за время вычисления полезности и важности отцовской профессии она настолько полюбила её, что уже не сомневалась ни в отцовском, ни в своём выборе. Дотерпела до первого сентября и официальной выдачи студенческих, приползла домой после кучи лекций и тут же уснула, не дождавшись прихода родителя. Потом он был вызван куда-то на конференцию, затем по срочной операции — в общем, новость о дочери-студентке ему передали на каких-то врачебных посиделках уже ближе к Новому году. На праздник ей были подарены томики по анатомии человека с автографом «самого» Нарочинского — а ей было уже всё равно, она нашла дело всей своей жизни и погрузилась в него. Однако выходила замуж исключительно из протеста отцу: если человек хочет, то он может совмещать семью и работу. То ли кандидат на соискание должности мужа был не тот, то ли эксперимент не удался.. в общем, «хреновое вышло дело!», как говорила она своей тогдашней подруге. Впрочем, долго грустить и сидеть на месте не пришлось: из России пришли плохие новости о болезни матери. После возвращения из Штатов слёг и отец...       Но всё это Брагину, так надменно дымящему сейчас в темноту и делающему вид, что ему всё пофигу, знать было необязательно. Даже «не надо». Поэтому Марина стояла рядом с ним молча, также уставившись в ночь, только мысленно отсчитывала капли, падающие с крыши в лужу прямо перед ними.       Налетевший ветерок заставил поёжиться и вспомнить, что она совсем не одета. Вытащив из рук задумавшегося Брагина дотлевавшую сигарету, Нарочинская одной затяжкой докурила ее до фильтра.        - Олег, - позвала она осипшим голосом. Тот повернулся и выжидающе молчал. И от его взгляда пронзительных, серьезных карих глаз, она вдруг стушевалась и совершенно забыла, что хотела сказать. А когда, наконец, вспомнила, он решительно, но спокойно перебил её:        - Ты права: не надо. Пока. Когда будет "надо", скажешь, - и быстрыми шагами направился в здание.        - Вот именно «пока», - эхом повторила Марина, понимая, что, пожалуй, впервые ее кто-то понял без слов.