Твои попытки

Иногда она сходит с ума. Не так, как Лидия, совсем по-другому. Эффи не плачет в школьном туалете и не пытается оставаться спокойной и уравновешенной хотя бы внешне — она кричит о своём сумасшествии и задыхается, когда ей уже не хватает голоса. Ей всё равно, насколько давит шёпот за спиной. Она сама на себя давит тяжёлыми мыслями, переживаниями, значимость которых доведена до абсурдной крайности. Она никогда не зовёт тебя, когда ей становится невыносимо плохо, но смотрит снизу вверх с благодарностью: ты находишь её, напуганную и дрожащую, с прилипшими к взмокшему лбу волосами. Опускаясь на корточки, ты пытаешься заглянуть ей в глаза, но Эффи слишком старательно отводит в сторону взгляд. Ты не отвозишь её домой, потому что она уже давно не маленькая девочка и в некоторых ситуациях кажется тебе намного старше, чем в действительности является. Ты привозишь её к себе, думая, что так безопаснее, и расслабленно выдыхаешь, когда пружины твоей кровати слабо скрипят под её телом. Она выглядит хрупкой, маленькой, ты почти не видишь её из-за того, что она прячется под одеялом. Знаешь, что она не позволит тебе устроиться пусть и на полу, но, главное, рядом, чтобы большую часть времени, отведённого для сна, наблюдать за тем, не мечется ли она от ночных кошмаров. Ты знаешь в отличие от других, как много в её поведении такие сны объясняют. Вы оба переносили потери, но так и не научились жить с этим. Ты говоришь ей, что злишься и что бесконечно устал мчаться в другой конец города, чтобы, как заботливый папочка, суметь вытащить из, казалось бы, безвыходной ситуации — у тебя всегда есть второй план. У Эффи, ты знаешь, всегда готов хлёсткий ответ для тебя, но чаще всего она почему-то отмалчивается, и эта тишина неожиданно много начинает значить для тебя. Ты собираешься уйти из комнаты; скрепя сердце ты вынужден её оставить, иначе может быть хуже, но она, поднимаясь, тебя останавливает, смотрит в глаза и просит одними губами: — Стилински, останься. Ты, как робот, бездумно киваешь, а в душе у тебя проносится ураган. Ветер сметает всё на своём пути, оставляет лишь пустоту, но не сосущую — сладкую. Тебе нравится находиться рядом с ней, чувствовать её тело в своих руках и при этом быть почти на сто процентов уверенным, что этой ночью вы в безопасности. Утром, как это ни обидно и ни странно, она косо смотрит на тебя, и ты догадываешься, что она корит себя за вчерашнее — за неожиданную слабость. И ты злишься, в этот раз — по-настоящему, потому что, чёрт возьми, для тебя это значит больше, чем вообще может значить для неё. Она уходит, не говорит ни слова на прощание, и, может быть, сейчас она права, потому что, убей она тебя очередной колкостью, весь мир навеки потерял бы свои краски. Ты почти ничего не чувствуешь: ни боли, ни бесконечной усталости. Давно научившись врать, ты в школе говоришь своим друзьям, что в полном порядке, однако на каждом уроке и на перемене тоже неустанно вспоминаешь, как безумен и важен был для тебя тот факт, что она мирно спала, свернувшись в комочек в твоих руках. Эффи вновь не зовёт тебя, и сегодня вы с ней ни разу не встретились, но к вечеру тяжёлое предчувствие уже в который раз не даёт тебе заниматься своими делами. Ты срываешься, говоришь волнующемуся отцу неправду. И когда находишь её, надеешься, что она хоть немного ждёт тебя. Эффи кидается тебе на шею; если судить по её дыханию, она почти что трезва, и ты сжимаешь её так крепко в своих объятиях, что в какой-то момент пугаешься: как бы не задушить, не сломать. Она предлагает тебе сходить на свидание — приглашение в ночной клуб звучит для тебя примерно так. Ты соглашаешься, но всю дорогу ей объясняешь, заранее оправдываясь, что абсолютно не умеешь танцевать. — Мне плевать, — улыбаясь, шепчет она, и ты так поражён, что не обращаешь внимания, когда два рослых охранника, косо посмотрев сверху вниз на вас, без вопросов вас пропускают. Музыка с порога тебя оглушает, барабанная дробь бьёт по ушам. Ты нелепо дёргаешься, а затем качаешься из стороны в сторону, стоя с ней рядом, но она и вовсе не предпринимает никаких попыток танцевать. И тогда ты замечаешь, как широко, так, что почти неестественно для самой себя, она тебе улыбается, и начинаешь думать, что что-то пойдёт не так, но в следующий момент она сокращает расстояние между вами и ты чувствуешь прикосновение её губ на своих губах. Ты отвечаешь на целую секунду с опозданием, нелепо, как новичок, схватывающий всё на лету. Эффи смеётся, обдавая твоё лицо своим тёплым (не жарким) дыханием, и ты окончательно теряешь голову, и вам обоим теперь всё равно, умеете ли вы и будете ли вообще танцевать. А под утро ты видишь её, сидящей на полу в углу помещения, и в свете покосившегося прожектора её лицо кажется тебе подозрительно бледным. Она больше не улыбается и смотрит из-под полуопущенных век, и ты подбегаешь к ней, за считанные секунды теряя рассудок от страха. — Всё будет хорошо, всё будет в порядке, — обессиленно, как мантру, шепчешь ты и в этот раз успеваешь. Но, знаешь, когда-нибудь ты опоздаешь.